Ты выждала немного:

– Это всё?

– Хочешь, я изложу тебе сюжет «Идиота»?

–Нет, пожалуй,– усмехнулась ты, – а чем кончается твоя повесть?

– А вот это пока секрет.

– Но большая трагическая любовь там присутствует?

– Обязательно!

– Хорошо.

Здесь, под фонарём, время остановилось ещё до нас. Всегда кричали вороны, твоя рука всегда была в моей. Холодно.

– Пойдём?

– Пойдём.

У полного до краёв бетонного стакана рядом с бронзовой колонкой ты долго смотрела на воду. Забыв обо мне, ты шевелила губами, замерла, а потом ударила по чёрной воде ладонью. Мир, отражавшийся на поверхности, пошёл волнами, смешался, исчез и расплескался по камням.

– Ой, – ты словно очнулась. – Ничего?

– Ничего.

Взяв под руку, я повёл тебя прочь от высокой стены-террасы, что царила над всем районом, по извилистой мощёной улочке, круто забиравшей вверх, мимо окон, что ниже наших глаз, к дверце под кованым фонарём.

– Он живёт в этой сказке?

Я кивнул.

– Неплохо устроился твой приятель-работодатель! – ты коснулась массивного кольца, служившего ручкой.

– В общем, да. Но сам он не придаёт этому такого значения, как мы. Есть и есть. Он и в нашем номере чувствовал бы себя отлично.

Я тихонько улыбнулась этому «в нашем номере». Мурашки бегут по телу, когда видишь, как «моё» превращается в «наше».

– Я тоже там себя отлично чувствую, – сказала я. И с удовольствием добавила:

– В нашем номере.

Дверь отворил высокий грузный брюнет с вытянутым добродушным лицом, украшенном огромным носом и печальными глазами сенбернара.

– Бонжур… мадемуазель, – сказал он, склонив голову, так что стала видна наметившаяся лысина.

– А может быть, я – мадам?

Хозяин бросил на тебя быстрый взгляд:

– Как вам будет угодно. Но по вам не скажешь. Впрочем, это всё равно.

–Да, всё равно…. Гуттен так.

– Самое время представить вас друг другу, – вмешался ты. – Лиза, это Жан – буржуй, пьяница и развратник. Жан, это Лиза, самая прекрасная девушка из всех. Кстати, имей в виду, что если ты попробуешь протянуть к ней свои загребущие лапы, то я их запросто отрублю.

– Очень приятно, – Жан поцеловал мою руку, улыбнулся тебе и провёл нас в дом.

– Лиза, вы знаете, что Илья – типичный русский хам? Но чертовски талантлив, за что я прощаю ему его выходки.

– Жан, я типичная русская хамка, так что мы – два сапога пара.

– Вам, Лиза, можно простить вообще всё, что угодно за светлую красоту! Но я пропал – два милейших хама на мою бедную еврейскую голову!

– Не бойся, мы сегодня тихие, – ты упал в кресло. – Довольно любезностей, угости нас лучше своим превосходным кофе из личных запасов, мы замёрзли, пока добрались до тебя, как бродячие магаданские собаки.

– Айн момент! – Жан скрылся в боковой двери.

Его кабинет был так же мал, как и все комнаты в этих крохотных домиках на Новом Свете. Вдоль стен – антикварная мебель, уставленная старинными артефактами вроде астролябии, печатной машинки, песочных часов, столовых приборов, игральных карт и прочего хлама, оставленного за ненадобностью молодым веком. Мерцающий Эппл на журнальном столике, помнящем перчатки дам эпохи Наполеона, выглядел здесь, как танк при Ватерлоо. Напротив стояли два кресла и диван на гнутых золочёных ножках. Я опустилась на диван. Ты сел рядом.

– Странно, что нет прислуги.

– Ничего странного. Миллионер Жан – хипповый романтик до мозга костей. Он на дух не выносит буржуазность во всех её проявлениях.

Вернувшийся хозяин поставил на стол серебряный поднос с микроскопическими чашечками, молочником и медной туркой такого вида, что сразу становилось ясно: она старше всех присутствующих вместе взятых.

– Мне сказали, вы не выносите буржуазность. А как же это, – я обвела глазами антикварное изобилие.

– Это – выношу. Легко, – улыбнулся Жан. – Угощайтесь!

Кофе завораживал.

– Вы прекрасный баристо, Жан!

Он улыбнулся.

– Спасибо. Но лучшей благодарностью для меня стало бы ваше разрешение перейти на «ты».

Ты рассмеялся:

– Жан, если ты не перестанешь ухлёстывать за чужими женщинами, тебя когда-нибудь побьют!

– Мой подслеповатый друг! Ты, видимо, просто не углядел разницы между ухаживанием и учтивостью! Советую купить очки!

– А я советую тебе жениться на чеченке, которая своей свирепой ревностью укротит твою любвеобильную натуру.

– А я, в свою очередь, посоветовала бы вам обоим зарубить себе на носу, что я влюблена. А когда я влюблена, другие мужчины для меня не существуют.

– Ты влюблена в меня? – Жан прижал ладони к груди и встал.

– Нет, – я посмотрела в твои глаза. – Я влюблена в него.

Ты замер с чашкой в руке.

Я поцеловала твои губы – они пахли кофе.

– Прекрасно, дети мои! Слёзы умиления выступают на моих глазах всегда, когда я вижу настоящую любовь, – сказал Жан чуть иронично.

Я обернулась к нему:

– А я вот не знаю «настоящей любви». Дурное понятие, оно допускает, что есть любовь «ненастоящая». Так не бывает.

Жан мягко улыбнулся, подошёл, взял мою ладонь своими большими руками.

– Лиза, ты романтик! Парадокс, но в современном мире романтичного мужчину встретить значительно проще, чем романтически настроенную женщину. Я тебя непременно отобью у этого мужлана.

Я отняла руку, села в кресло.

– Спасибо, Жан. За кофе.

Возникла пауза, естественно неловкая, как бывает всегда, когда высокая духовность касается своим невесомым крылом более двух человек разом. Некоторое время тишину нарушало лишь умиротворяющее тиканье старинных напольных часов красного дерева и позвякивание тонких, почти прозрачных фарфоровых чашек.

– С вашего позволения, я сделаю то, для чего пригласил вас сюда,– Жан оставил кофе. – В ноябре Прага не очень уютна, здесь становится холодно, промозгло и серо. Я решил ненадолго догнать уходящее лето. Илья, я приглашаю тебя в творческую командировку на Капри, вместе с дамой, разумеется,– он подмигнул мне. – Можешь считать это дополнительным авансом – все расходы я вычту из твоего гонорара, так что можешь быть спокоен – никаких подарков.

– К-куда? – я поперхнулся кофе.

Жан улыбался, довольный произведённым эффектом.

– На Капри? К Горькому? – я встал. – Ну, знаешь, я думал, жизнь меня ко всему подготовила! В чём подвох?!

– Честно?

– А как же! – я поставил чашку на поднос.

– Хочу увести у тебя Лизу!

– Чёрта с два!

Жан закурил. Пустил кольцо к низкому потолку:

– Всё просто. Я одинок и раздавлен, – он с силой расплющил сигарету в пепельнице. – Недавно от меня ушла Кэт, ты слышал, наверное?

Я кивнул. Все знали, что ему не везёт с женщинами.

– Так вот, – продолжил Жан. – Я не хочу сейчас оставаться один. Не могу. Никак. А в тебе я чувствую родственную душу. Ты такой же бродяга, как я.

– Но…

Он чуть повысил голос:

– Никаких «но»! Я прошу о помощи! Эти проклятые деньги не заменят мне друзей! Впрочем, я ведь и не предлагаю их тебе даром. Вычту из твоего гонорара.

– А будет из чего платить гонорар?

Жан махнул рукой:

– Будет! Однако, – он обратился к тебе, стараясь быть милым и улыбаться: – Вы можете быть спокойны, я буду прекрасным, уравновешенным компаньоном и ничем вас не потревожу! Вы ведь не откажетесь поехать с нами?

Ты не ответила, глядя в одну точку.

– Ты в порядке? – насторожился я.

– Что? – ты словно проснулась.

– Ты в порядке? – повторил я.

– Да, всё хорошо. Просто странно….

–Что?

– Нет, ничего, – ты тряхнула головой, отгоняя морок. – Так о чём мы?

Жан взглянул на меня, я пожал плечами. Что я вообще знаю о тебе?

– Вы поедете с нами?

– На Капри? – ты как-то странно усмехнулась.

– Да.

– А почему бы и нет, поехали!

Жан ударил ладонью по столу:

– Вот и отличненько!

Мне показалось, что они разыгрывают пьесу, которой я не знаю. Что ж, разберёмся. Но главное не в этом.