Орочимару подобрался к двери, благополучно никем не замеченный. Соседка, с которой трепалась волчица, голосила так, что Орочимару себя-то не слышал. И снова все сложилось в его пользу.

Рисковать и открывать дверь он не стал – рядом было прекрасное широкое окно, услужливо открытое – будто к его приходу. Ему везло настолько, что становилось даже страшно.

Орочимару перемахнул через окно, осторожно приземляясь на пол. Учиха – тот самый, убивший Джирайю, сидел к нему спиной. Видимо, что-то все-таки услышав, он начал подниматься, разворачиваться, но Орочимару успел раньше. Одним мощным ударом он сломал ему спину, полностью парализуя все тело.

Теперь охотник не сможет сопротивляться. Он ничего не сможет и будет лежать и ждать смерти, пока не вернется его волчица.

Орочимару с отвращением посмотрел на охотника, которого он осторожно уложил на пол, чтобы не привлечь внимание шумом. Этот ублюдок убил Джирайю, его альфу. Орочимару остался один, без семьи, без стаи, совсем один – благодаря этой чертовой семейке.

Учиха лежал теперь на полу, и в его глазах Орочимару с мрачным удовлетворением видел только мучительную боль, которая даже в крик вылиться не могла – настолько она была сильной.

Если их щенок вырастет таким же, Орочимару специально выделит время и убьет его – когда-нибудь.

- Давай, заходи завтра, - приветливо попрощалась волчица, закрывая дверь.

Орочимару слышал шаги соседки, скрипнувшую калитку. Волчица задержалась в комнате и потому не сразу учуяла, что в доме чужак.

Орочимару вытащил узкий блеснувший сталью клинка нож. Волчица наконец всполошилась, крикнула сына, сидевшего в комнате – интересно, услышал он через наушники зов матери? – бросилась в кухню.

Врезавшаяся в тело, как таран, боль, раздирающая на куски, настигла ее уже у самого порога. Орочимару невозмутимо вытащил испачканный кровью клинок, с почти исследовательским интересом глядя на все больше искажающееся болью лицо этой женщины. Она ведь искала его, Орочимару, тогда, обыскивала дом в поисках зацепок – куда он мог пойти и когда вернется. Оборотень не мог не знать, что в доме больше никого, кроме Джирайи, не было.

Безуспешно цепляясь за дверной косяк слабеющими пальцами, она сползла на пол, скорчилась, свернулась клубком, закрывая живот и грудь. Орочимару тогда тоже казалось, что кто-то выдирает из него внутренности, ломает ребра, раздирает грудь. Она, наверное, не думала тогда, что ее альфа сделал с ним, Орочимару. Ее не волновала чужая связь и чужая жизнь.

Женщина захрипела, потом взвыла от боли. Ее сын, судя по звукам, наконец услышал – Орочимару уловил его шаги, звук скрипнувшей двери.

Поэтому он подошел к волчице и всадил клинок ей в сердце, с почти мучительным удовлетворением глядя на то, как стекленеют ее глаза. Для нее смерть, наверное, стала освобождением. Предложи кто-нибудь Орочимару добить его тогда – в первые часы после разрыва связи, он бы тоже согласился. Но он был один, у него не осталось никого – и это его спасло.

Не давая выбежавшему на крик матери теперь уже по праву старшему Учихе опомниться, Орочимару бросился по лестнице ему навстречу, на ходу всаживая клинок ему в живот. Этого хватило, чтобы тот обмяк и не сопротивлялся, и тогда Орочимару, вытащив из его тела нож, перерезал ему горло. На всякий случай.

Он выпустил еще теплое тело из рук, и то, что когда-то было… Итачи, кажется, Учихой сползло по ступенькам на пролет лестницы, заливая все кровью.

Калитка снаружи скрипнула снова. Орочимару поднялся на второй этаж и открыл балконную дверь. Щенку предстоит познакомиться с миром, который может рухнуть в любой момент. И его мир Орочимару сегодня разрушил. Мир за мир.

Орочимару спрыгнул с балкона второго этажа, упруго приземляясь на полусогнутые ноги. Он дошел до забора и перемахнул через него, выходя на главную улицу. Здесь стопроцентно должны были быть камеры слежения. И Орочимару хотел, чтобы в Гильдии знали, кто убил эту чертову семейку.

До его ушей донесся крик, казавшийся совсем детским. Если загробный мир существует, этот охотник уже пожалел о том, что тронул Джирайю. Потому что из-за этого его собственный сын сейчас остался один, никому не нужный, с разрушенной жизнью. Орочимару отплатил за свою боль, и не чувствовал ничего, кроме удовлетворения.

Теперь осталась только Гильдия.

***

Поспрашивав дорогой попадавшихся на пути оборотней, Орочимару наконец вышел на след собственной стаи. Когда-то собственной, точнее. Никто из омег не знал, кто был в Восточной стае вожаком, и это напрягало. Орочимару не знал, что случилось за эти несколько лет с Кушиной. Ее волчонку, если он выжил, сейчас должно быть лет семь. Если власть в стае сменилась насильно – а пришлые волки-одиночки иной раз пытались вызывать вожаков на бой, то волчонка тоже могли убить. Кажется, его звали Наруто, но Орочимару не был в этом уверен.

Он ступил в Северные леса, когда почти стемнело. Это было неприветливое, холодное место, где водилось столько хищников, что гильдейцы лишний раз сюда не совались. Оборотни, державшиеся стаями, могли не опасаться нападения, учитывая, что они были куда опаснее любого медведя – хотя бы за способность думать, анализировать обстановку и в полной мере пользоваться данным природой разумом.

Не факт, правда, что никакой психанувший медведь не решит кинуться на оборотня-одиночку, но это Орочимару уже не слишком волновало. Он видел следы, оставшиеся от проходившей не так далеко, судя по свежести запахов, стаи, а значит, нагонит их быстро.

Получилось в итоге не слишком быстро – Орочимару шел почти до рассвета, и наконец наткнулся на разведчиков уже когда на горизонте блеснула розоватая полоска восходящего солнца.

Оборотни растерянно застыли рядом с ним, не зная, видимо, что делать. Они были новичками, раньше Орочимару их не видел.

- Кто вожак? – спросил он, боясь услышать ответ.

Оборотни переглянулись и пожали плечами. Омеги всегда достаточно лояльно относились друг к другу и по возможности старались помогать. Потому что долги оборотни тоже всегда отдавали. Достаточно было помочь одному, чтобы вся его стая в случае чего пришла на выручку.

- Кушина, - ответил наконец один из оборотней, и Орочимару с облегчением выдохнул.

Значит, все же она. Было бы жалко услышать, что с ней что-то случилось. Они выросли вместе, и, хоть и не были родней по крови, считали друг друга таковыми. Когда Кушину тогда поймал тот охотник, именно Орочимару с несколькими оборотнями бросился за ней следом. Охотник был один, и Кушина попалась ему скорее случайно, значит, ее еще можно было вытащить.

Когда они поняли, что охотник успел ее повязать… Словом, Орочимару ждал, что Кушина убьет их за убийство «пары». Но она отреагировала так, будто и не было никакой вязки. Возможно, потому, что никогда ее не хотела и добровольного в этих «отношениях» было мало. Возможно, потому, что связь не успела установиться ввиду своей новизны. Кушина забрала себе только документы того альфы – удостоверение с его почти крошечной фотографией.

Из размышлений его вывел волчонок, врезавшийся в него со всей силы. Орочимару с удивлением понял, что это может быть только сын Кушины – потому что он был копией своего отца.

- А ты кто? – спросил мальчишка, требовательно вытягивая вверх руки.

Разведчики, приведшие Орочимару к стае, напряглись, но волчонок показал им язык и упорно тряхнул руками.

Похоже, волчонок привык, что ему все и во всем потакают, раз мать – вожак стаи. Орочимару поднял его на руки и принюхался. Сомнений не осталось. Запах Кушины он узнал бы из сотен тысяч других.

Волчонок с любопытством принюхался в ответ и сморщил нос, мучительно пытаясь понять, где он раньше слышал этот запах.

Сама Кушина появилась через минуту, взвинченная и нервничающая.

- Кто… Наруто! – рявкнула она, увидев сына в руках неизвестного человека – к Орочимару она даже не приглядывалась, едва заметила своего волчонка.

Тот испуганно вздрогнул и нахмурился. Орочимару опустил его на землю, и волчонок проворно юркнул за ногу матери.