Конан кивнула.
- То есть вы хотите сказать, что у нас четыре убийства, включая тех альф, о которых мы ничего не знаем, - подытожила она.
«Специалисты» что-то недовольно пробурчали, но спорить не стали.
- Что с камерами? – моментально теряя к ним интерес, спросила Конан, поворачиваясь уже к представителям Гильдии этого города.
Те переглянулись, и уже по их лицам Конан поняла, что ловить тут, видимо, нечего. Давно надо было наплевать на отговорки в духе: «у нас нет денег», «мы не оставляем простора для частной жизни», «как-нибудь потом решим» – и потребовать устанавливать камеры наблюдения повсюду и в обязательном порядке.
- Внутридомовая оказалась отключена. Она успела поймать на входе какого-то мужчину, но на него ничего нет. Жильцов опросили, никто его не знает. Как он вышел и вышел ли из дома вообще – тоже неизвестно. Отпечатков он не оставлял, неприметная одежда, капюшон и все такое, - сообщил один из гильдейцев. – И мы не знаем, омега он, альфа или бета. На улице тоже ничего зафиксировать не удалось.
- Но Пятый исчез, и непонятно, имеет ли тот мужчина к этому какое-либо отношение. Судя по результатам последних проверок, у покойного и Зверя были… проблемы во взаимоотношениях. Медицинские показатели у Зверя тоже не из лучших, у него были нервные срывы, приступы агрессии и еще куча показателей неадекватности, - вмешался другой гильдеец, пролистывая изъятую из архивов карту. – Я бы, если честно, не удивился, если бы узнал, что Пятый сам его убил.
Конан хмуро посмотрела на папку в его руках и протянула ладонь, в которую гильдеец безропотно вложил бумаги. О том, что у Дейдары были серьезные проблемы с Пятым, она знала, равно как и остальные из ее круга. Связи, особенно со Зверями, налаживались обычно тяжело даже несмотря на вязки. Мало кто из нынешних владельцев Зверей – кроме, пожалуй, Учихи, но его случай еще более непонятен, чем все остальные – не сталкивался с проблемами после вязки. Четвертому, например, понадобилось почти девять месяцев, прежде чем связь укрепилась. А все потому, что Звери не слишком любят, когда их носителей вяжут против их воли. Со временем это отторжение ослабевает, потому что совместная жизнь, также совместно проведенные полнолуния все же не могут не подействовать, но до того… Дейдара столкнулся с обычным и привычным Гильдии положением вещей, когда большую часть времени Зверь мучается из-за навязанной связи, но вынужден находиться рядом с альфой, к которому он теперь привязан. Ну а подобные страдания и метания объяснимо и почти всегда приводили к депрессиям, срывам, истерикам и всем прочим проявлениям недовольства жизнью.
- И он мог это сделать? Связь все равно была, - усомнилась Конан.
Она слышала о множестве вещей, но чтобы в повязанной паре причиняли друг другу вред – это был нонсенс, на котором Гильдия и играла.
Гильдеец развел руками.
- Это Зверь. Мы знаем о них меньше, чем о какой-нибудь очень глубоководной медузе, - пожал он плечами.
- В любом случае, следов борьбы, крови или еще чего-нибудь от Пятого нет. И зацепок тоже, - мрачно добавил «петушок», обиженный пренебрежением Конан, которая после приезда ни в квартиру убитого, ни куда бы то ни было еще не заходила, а сразу пришла любоваться на тело и требовать ответов.
Как и многие очень средние работники, которых в случае необходимости легко можно было заменить, «петушок» не слишком любил тех, кто относился к редкому разряду практически незаменимых. Конечно, случись вдруг что, заменили бы кого угодно, но форс-мажорные обстоятельства случались, как показывала практика, крайне редко, особенно если не участвовать в охотах, а сидеть за канцелярской работой.
Конан, безразлично скользнув по нему взглядом, собрала все отчеты, в последний раз с нечитаемым выражением лица покосилась на накрытое покрывалом тело и, сухо попрощавшись, вышла.
Неширокий светлый коридор, в котором пахло стерильностью и чем-то едким, царапающим ноздри, был практически пуст. Учитывая, что Гильдия стояла на ушах, большую часть работников вежливо попросили не путаться под ногами и остаться на сегодня дома. Такое количество народа попросту не влезло бы в здание – из Конохи зачем-то продолжали присылать кого попало в надежде найти ответ на простой вопрос: куда делся Пятый?
Оставалось только дождаться экстрасенсов и прочих ведьмаков, чтобы дополнить картину.
Конан фыркнула, небрежно впихнула отчеты в сумку, больше похожую на кейс, и растерла замерзшие руки. В коридоре было намного теплее, но тело, казалось, все никак не могло понять, что можно больше не мерзнуть и отогреваться.
- Вам что-нибудь принести? – услужливо подпрыгнув со стула, поинтересовалась молоденькая секретарша, которой шеф уже успел внушить, что на этот день начальство меняется, и слушаться пока придется «пафосных типов из Конохи».
Конан хотела было отказаться, но холод и голод (а ела она в последний раз прошлым вечером) быстро ее переубедили. Потребовав себе кофе и «еще чего-нибудь», Конан прошла в освобожденный для нее кабинет и села за пустой стол, на котором, кроме декоративной лампы, ничего не было.
Проследив пальцами причудливый узор «ветки», в которой запуталась лампочка, Конан попыталась прикинуть, как должен выглядеть свет от этой лампы. Учитывая, что лампочку окутывало сеточкой веток и листьев, светила она явно неровно. Ни писать, ни читать в таком перебивающемся узором свете явно не получится. Точнее, получится, но глаза такому счастью вряд ли порадуются.
Кресло было до жути неудобным. Конан, привыкшая к достаточно мягким, чтобы было комфортно сидеть, и достаточно жестким, чтобы не было соблазна сидеть криво, креслам, неуютно поерзала. Кажется, это кресло оказалось достаточно идиотским, чтобы она чувствовала под пятой точкой хищно оскалившиеся под подкладкой гвозди, которые, по-хорошему, давно стоило бы вытащить. Но основной хозяин кресла или покрылся коростой на заднице толщиной в десять сантиметров, или был просто мазохистом.
Других кресел и даже стульев в округе не было, и Конан, устало потерев висок, дернула один из ящиков в столе. Он предсказуемо оказался закрыт. Будь Конан чуть больше дела до его содержимого, она бы вскрыла замок без особых проблем, но тайны начальничка не самого крупного городка ее мало интересовали.
Секретарша, локтем опустив ручку и толкнув тяжелую дверь бедром, кое-как протиснулась в кабинет, умудряясь держать в одной руке громоздкий поднос, а в другой – высокую чашку, от которой поднимался дымок. Декоративную корзинку с салфетками в одном отделении и сахаром – в другом, она ухитрялась удерживать на мизинце той же руки, в которой она несла чашку.
Конан, невольно удивившись ее цепкости, откинулась на спинку стула, освобождая стол. Помогать она не спешила, давно уже усвоив для себя простое и действенное правило – помощи заслуживают только те, кого ей самой жалко потерять. Всех остальных Конан без особых угрызений совести могла бы убить и сама.
А дорогих людей, как показывала практика, было совсем немного. За целую жизнь таковых могло набраться едва ли больше десяти человек.
Кровное родство для Конан тоже ничего не значило. Семьи в общепринятом смысле этого слова у нее никогда не было.
Секретарша, кое-как разобравшись с грудой посуды в руках, поставила на стол чашку, корзинку и несколько вазочек, пестро украшенных цветочками. В одну вазочку был щедро навален мармелад, в другую – аккуратные пухлые кексы, обсыпанные орешками, а в третью – пара сэндвичей. Чайник, больше похожий на графин, секретарша поставила чуть поодаль на мягкий круг прихватки, чтобы не испортить стол. Конан, сомневаясь, что ей может понадобиться еще кофе – высокая чашка по объему явно вмещала в себя три стандартные кружки – кивнула и произнесла чопорное «благодарю», от которого секретарша скривилась, будто Конан оскорбила ее мать, бабушку и свекровь одним этим словом.
Едва за секретаршей закрылась дверь, Конан придвинула к себе миску с сэндвичами и взяла одну салфетку. Аккуратно сложив ее пополам, она взяла салфеткой сэндвич. Есть руками Конан ненавидела и позволяла себе это только дома – в своем безопасном месте, где можно не заморачиваться на этикет и микробов. Люди в кафе, грязными лапами хватающие еду, всегда вызывали в ней тихий ужас и отвращение.