Нитку он негигиенично перекусил зубами.

— Да какой из меня, в задницу, аристократ?!!

Йон поперхнулся, потом запрокинул голову и захохотал в голос.

Игнорируя сыщицкое ржание, Эрех принялся складывать использованные инструменты в банку с раствором перекиси для дезинфекции.

— Что мы теперь будем делать? — спросил он, имея ввиду сбежавшего мастера.

— Мы? — иронии в голосе сыщика хватило бы на то, чтобы заполнить бочку для вина. — Ничего. А я сейчас схожу к нашему мастеру и заберу девчонок. Пора заканчивать с этим делом. Закрывать, так сказать, эту главу.

Эрех оторопел.

— Но... Вы с ним не справитесь! — голос его опять сорвался на писк и он мысленно проклял эту свою особенность. Кто возьмет на дело человека, который все время пищит, словно мышь под веником? — Он же чтец! Он подчинит вас так же, как у него это получилось с Тэфе и людьми мастера Юхея! Для чтецов нет преград, а вас даже никто не охраняет! Вы представляете, что будет с нами, если вы станете его рабом?

Йон, насвистывая, неторопливо застегивал пуговицы на сорочке.

— Да вы меня даже не слушаете! — возмутился целитель.

— Да слушаю я тебя, слушаю. Не пищи так, — добродушно усмехнулся мастер Рейке. — Слушай, док, я понимаю, что знаем мы друг друга всего ничего, но ты как думаешь — сколько мне лет, э?

Вопрос был настолько неожиданным, что все возмущение сразу улеглось.

— Ну-у, если судить по возрастным изменениям лица... Сорок пять?

— Паршивец мелкий, — хмыкнул Йон. — Сорок три. Так вот, мелочь ушастая, я прекрасно знаю не только то, что ты тут выкрикиваешь. И уж, поверь мне, с чтецами дело я имел почаще и поболее твоего. Пусть и не с отступниками. Отступников, знаешь ли, Храм обычно сам убивает.

— Все равно это не причина, чтобы идти к нему в одиночку.

— А кто говорил, что я пойду один?

Он натянул пиджак, потом взял со стола револьвер, вытащил из кармана горсть патронов и вставил недостающие в барабан.

— Знакомься, док, это — мой Миротворец, — серьезно произнес Йон, и магическое оружие в его руках тускло, многозначительно сверкнуло лиловым, узнавая руку хозяина. — И у нас с ним есть пара идей...

Он шел пешком через лес. Брать лошадь или коляску у Юхея Йон отказался. Вовсе не потому, то ему это претило, совершенно нет. Просто те полторы мили, что отделяли Товайхо от поля под Мимири нужны были ему, чтобы собраться с мыслями и с силами.

Чтецы, посвященные Отца и Матери, встречались среди одаренных чаще всего. Йон понятия не имел, как божественное провидение определяет, сколько одаренных должно быть и почему, на то оно и божественное провидение, а вот статистика была неумолима. На весь Альмеррайд приходилось несколько тысяч чтецов и, для сравнения, всего двадцать три ищейки. С ним, с Йоном, когда-то было двадцать четыре.

Его Храм никогда не бдил над отступниками так, как это делал Храм Отца и Матери. За восемь лет Рейке ни разу не видел никого из своих бывших сослуживцев или наставников, отпустили ли они его или он перестал для них существовать — этим вопросом он не задавался. Тогда еще ищейка Рейке знал, на что идет, предлагая Судьбе все, что имеет. Твердо знал. И ни разу после всего, даже после потери разума, не винил в случившемся Горо или Храм. Да, ему отказали в праве на правосудие, но никто его и не гарантировал. В этом и есть вся подлость жизни — тебе дают выбор, но ты сам решаешь, по какому из предложенных путей пойти. Остаться в рядах псов Горо или стать никем. Продолжать читать в душах людей или торговать тем, что в них увидишь. Исцелять до последнего или забрать чужую жизнь.

За эту вот способность ставить человека перед самым мерзким и тяжелым выбором никто Судьбу-то и не любит.

Второй насущный вопрос был — что делать дальше. Нагружать им двадцатилетнего пацана было бы нечестно, пусть он и заварил всю эту кашу и Йона в нее окунул. Первоначальный его план — слить историю Йорру и, потом, под голодными взглядами репортеров войти в Высший суд с трупом тула Ойзо на плече, никуда не делся, только в этом плане не было чтеца Тулли и двух девочек у него в заложниках. Чтецов невозможно доставить в светский суд. Чтецов судят такие же чтецы, способные удержать дар того, кого больше не удерживают обеты Богам. Это аксиома.

Так что оставался только один выход.

Ничего, лес большой, а прятать тела Йон умел не хуже, чем их находить. Двадцать лет в Департаменте безопасности — это не сыроежку понюхать.

Он миновал чернеющие среди кипарисовых стволов развалины королевской резиденции, пересек заросшую травой старую дорогу и вышел к тому месту, к которому стремился. Маленькая ниша, выдолбленная в огромном валуне, взявшемся в этих местах неизвестно откуда. Крошечные негасимые огоньки двух свечей и старинная, грубой работы статуэтка в глубине камня. Место последней надежды.

— Ну, здравствуй, — голос вдруг сел, в душу прокралась совершенно детская робость.

Не жалея брюк опустился на колени в густую траву, коснулся лбом земли в ритуальном поклоне.

Йон Рейке не был в храме целых восемь лет. Ни в каком. Считал себя не имеющим права в них заходить.

— Я знаю, что не могу просить тебя, — собственная хриплая речь в ночной тишине звучала странно и глупо. — Я знаю, что не заслуживаю твоего доверия. Знаю, что хотел большего и сломался под весом этого желания. Но сейчас я не один и прошу не за себя. Помоги им. Защити их. Ради тех, кто не может сопротивляться и тех, кто не может защитить себя сам, я ищу твоего правосудия. Приди для них, отец мой.

Все храмы и святилища Горо в Альмеррайде Йон знал наизусть. Их было совсем мало. Зачем, если лишь немногие решаются просить о заступничестве свирепого, не знающего жалости Бога с головой собаки.

Ночная тишина была ему ответом. Глухая, жаркая, вскоре обещающая ливень с грозой. Йон, еще раз поклонившись, встал с колен и пошел, неторопливо, не оборачиваясь. Он и не ждал, что ему ответят сразу же. В этом весь Псоглавец и его суть, когда до самого последнего момента неизвестно, чья ярость кипит в груди, своя собственная или божественная.

Под любопытным глазом луны Рейке преодолел оставшееся расстояние, вышел на тот же бугор, с которого сутки назад они с Эрехом смотрели на огни цирка. Сейчас цирк был пуст, не освещён и необитаем. По пустой дороге между шатрами и кибитками первые порывы грозового ветра гоняли клубы пыли.

Эта картина лучше всякого приглашения сказала Йону о том, что мастер Тулли, безумный чтец, его уже ждал.

Он вынул из кобуры Миротворца, привычным движением выщелкнул барабан, проверив патроны в нем, потом стал спускаться ко входу. Скрываться смысла не было, одаренный таких масштабов доподлинно знал о его приближении.

Когда их учили как быть ищейками, сопливых детей, собранных в Уединении от Скверны, то рассказывали — если хочешь продолжать сохранять контроль над собой, помни, зачем ты пришел к чтецу. Помни где ты. Он будет показывать тебе миры, которые ты жаждешь увидеть, будет пугать тебя твоими самыми страшными страхами, но ты помни, кто ты и зачем ты тут.

Вот Йон и помнил. Он, Йон Рейке, пришел в цирк, чтобы прекратить, наконец-то, этот бардак в его городе.

В непроницаемую мглу он нырнул, как только прошел через арку под натянутым полотнищем. Исчезли поле, огни Мимири вдалеке, цирковые шатры и дорога. Йон знал, что они на месте, это просто глаза перестали их видеть, подчиняясь власти человека у него в голове.

«Я знаю кто ты».

Голос говорил из темноты, в которой Йон увяз мгновенно, как муха в меду.

— А я знаю кто — ты, идиот несчастный, — насмешливо ответил он темноте. — И не думай, что получится меня напугать, я много раз пуганный.

Не говоря уже о том, что каждое посещение судебного процесса судебные чтецы лезут в голову, чтобы удостовериться, дает ли он правдивые показания или безбожно врет.

«Думаешь, сможешь меня найти?»

— А почему не смогу-то? — хмыкнул в ответ сыщик. Ориентирование по памяти, этому его тоже учили. Розги и бесконечные тренировки — отличные учителя. — А, ты подумал, что отключил мне зрение и я уже все, утоплюсь в слезах?