Сунгурова Надежда Владимировна
Жили-были два человека
- Вы не имеете права! Бюрократы! Вы обязаны меня выпустить, слышите?!
Худенькая девушка в чёрном, за которой только что захлопнулась массивная дверь, всхлипнула, пару секунд помолчала и замолотила по двери кулаками.
- Обязаны! Слышите, вы, скоты! Обязаны, обязаны, обязаны! - исступлённо кричала она, обрушивая град ударов на кожаную обивку. Бух, бух, бух, бух... Пауза. Бух. Ещё пауза, уже подлинней. А после следующего 'бух' в приёмную пришла тишина. Обычная местная тишина, состоящая из месива приглушённых звуков: тихих телефонных трелей в кабинетах, шарканья подошв и стука каблуков по бесконечным здешним коридорам, обрывков фраз и хлопанья дверей.
( Свернуть )
Девушка какое-то время ещё постояла лицом к двери, подняв кулак - будто для нового удара. Потом опустила руку, медленно повернулась и посмотрела на сидящих в приёмной.
- Они обязаны, - тихо и растерянно произнесла она, глядя на очередь покрасневшими глазами с опухшими веками. Очередь молчала.
- Следующий! - каркнул решётчатый динамик над дверью. Девчонка вздрогнула и перевела взгляд на высокого парня, который поднялся с места и пошёл к двери.
- Отойди, - сказал он.
- Они же обязаны...
- Мешаешь. Отойди, - повторил парень. - Ну? О Боже... Слушай, вон там направо и до конца - дверь номер пятнадцать. Там разберутся. Шагай. Давай-давай, не тормози.
Девушка повернулась направо - лицом к длиннющему коридору, в конце которого светилось белое пятно окна. Не говоря ни слова, она двинулась вперёд. Парень шмыгнул в дверь и плотно закрыл её за собой.
- А в пятнадцатом - там кто? - нарушила тишину полная тётка в сиреневом платье, когда девушка ушла достаточно далеко. - Чтобы знать на всякий случай...
- Туалет там, - отозвался сидевший рядом с ней мужик в кепке. - Причём мужской. Скотина.
- А чего вы такими словами-то бросаетесь, мужчина? - тётка перешла на агрессивный тон. - Она там, понимаешь, встала - ни проехать, ни пройти. А мы тут, между прочим, не просто так загораем. У всех де...
Она не договорила: дверь открылась, и парень вышел, держа в руках какую-то бумагу. Тётка суетливо вскочила.
- Ну?
- Ага, - самодовольно сказал парень, помахав бумажкой.
- Михаилу Давидовичу отзвонись, - донеслось до сидящих в приёмной уже из коридора, куда направилась парочка.
- Уже отзвонился, из кабинета прямо. Чего время-то терять?
- Следующий!
- Эх, жизнь моя, жистянка!- вдруг фальшиво пропел мужик, поднимаясь с места. - Да ну её в болото... Ну всё, я пошёл.
- Э, а куда без очереди?!
- Мне можно, - широко улыбнулся мужик. А вы тут, - обратился он к сидящим, берясь за ручку двери, - не грустите без меня. Как говорится, не вешать нос, гардемарины!
Дверь закрылась мягко, не хлопнув. В приёмной снова стало тихо.
***
Уйду я оттуда, Михалыч. Не могу я больше!
Мужчина в дорогом пиджаке залпом выпил рюмку и вздохнул.
- Лучше б вы меня на туристах оставили, - жалобно сказал он. - Никаких тебе хлопот, разговор короткий. Эпоху и время поездки выбрал? Выбрал. Справку от психиатра принёс? Принёс. За обязательство вернуться расписываемся, список допустимых вещей берём, про уголовную ответственность за попытку остаться читаем, галочку ставим. Всё, хронопутёвочку в зубы и приятного вам путешествия. А здесь... Поседею скоро, честное слово. А то и что похуже - сердце не выдержит, и каюк.
- Ты, судя по башке, облысеешь быстрей, а там и седеть нечему будет, - весело отозвался его собеседник, снявший давешнюю кепку. - А вообще, Петрович, - он резко посерьёзнел, - ты это брось. Отдел распределения на ПМЖ при Главном Хроноуправлении - не то место, чтобы слюни распускать. Тебе вообще-то повезло, что сегодня я с инспекцией пришёл. То же Савельев тебя бы не коньячком в ресторане сейчас отпаивал, а увольнение в трудовой рисовал.
- Ну и нарисовал бы! - взорвался Петрович. - Вы там у себя насочиняли порядочков, а мы тут подыхай над ними! Какой идиот придумал, что правило сотни жёсткое и плюса-минуса не допускает? Не, я понимаю, что на протяжении всей жизни в выбранной эпохе с собственным рождением пересекаться нельзя, сто лет как раз оптимальны и всё такое, но кто жестяк-то протолкнул? Не ты, часом?
- Ты, это, потише всё-таки...
- А чего 'потише'? Вон, девчонка сегодня пришла. Отказ. Двадцать пять лет, вдова. Жили, как два голубя, души друг в дружке не чаяли, и бабах - у него лейкоз, сразу безнадёжный, три месяца и всё. Ей жизнь не в жизнь, целыми днями сидела, перебирала фотографии - и наткнулась на его прапрадеда. Красавец, офицер советской армии, лицо один в один. Ну, тут её, понятное дело, и осенило. Пришла к нам, трясёт всю, видно, что из последних сил держится. Пустите, говорит, здесь дорога - только в петлю, а там я хоть уборщицей в часть пойду, в коммуналке до смерти проживу, лишь бы видеть живого. Пусть семья другая, пусть не замечает - лишь бы видеть!
- А ты что?
- Я? Я начал квоту ей искать. А квот на девятьсот тридцатый год не было, на девятьсот тридцать первый тоже. Только на тридцать второй. А тридцать второй - это девяносто девять лет и девять месяцев назад. Три паршивых месяца, три! И всё, ваша фигова машина в реестр потенциальных эмигрантов фамилию уже не вставит. Видел бы ты, как она рыдала...
- Видел, - буркнул Михалыч, наливая себе коньяк. - Но она же вполне может и через три месяца прийти.
- С нашими-то очередями? Да и не придёт она через три месяца. Я потом пробил по базе - она уже через две недели нигде не числится.
- Мда... Но правила есть правила, сам понимаешь.
Петрович грохнул кулаком по столу.
- Правила?! А для торгашей, которые Шкурскому отстёгивают, у вас какие правила? Только сегодня был один нахал, бессрочную многократную визу в пятидесятые просил. Мотив традиционный - ценный специалист с уникальным образованием, необходим для внедрения новых технологий в промышленности. Где, говорю, диплом? А он улыбнулся так хитренько и записку подаёт. Я даже читать не стал, всё ясно. Медали спившихся вчерашних солдат за бесценок скупать и здесь продавать - вот и вся промышленность. А я ничего не сделаю. Ни-че-го!
- Да не горячись ты так, - примирительно сказал Михалыч. - Я с этим тоже ничего не сделаю. А вот с девушкой...
- Что - с девушкой?