====== ГЛАВА 41 Любимый враг ======

Взрослые обитатели дома, занятые более важными делами, старались не обращать внимания на взаимоотношения подростков, вынужденных теперь жить под одной крышей. Тем более, многие знали об антипатии между парнями, которая зародилась еще в детстве, а с годами переросла в настоящую вражду. Члены Ордена Феникса не придавали этому особого значения до тех пор, пока между мальчишками не случились две серьезные стычки, одна из которых закончилась банальным, пошлым маггловским мордобоем. Импульсивный Гарри, которому почти всегда сложно было сдерживать эмоции, обозвал Драко «подложопой сукой» и двинул кулаком в челюсть, стараясь отстоять правоту в вопросе дележа имущества. Малфой, на удивление, не растерялся, и вместо того, чтобы схватиться за палочку и вызвать оппонента на магическую дуэль, врезал Поттеру в ответную по морде, обозвав его «гнойным сифилитиком». Исход переговоров по имущественному вопросу принял угрожающий оборот и мог иметь весьма плачевный исход, если бы Аластор Грюм не оттащил Гарри в одну сторону, при этом хорошенько его встряхнув, а Северус Снейп Драко – в другую. Дальнейшее ведение переговоров на этом этапе стало невозможно, и был объявлен тайм–аут. Дележ совместного имущества грозил перерасти в затяжной, кровопролитный конфликт, и не потому, что Гарри оказался крохобором и жмотом, просто каждый из подростков стал действовать по принципу «чтобы врагу не досталось». Поттер, смирившись с неизбежным, настаивал на дележе «по совести», чтобы все было поровну, Малфой был не против, но «поровну» подразумевало распиливание стульев на две равные части и битье тарелок на равные осколки. Гарри было плевать на все это древнее барахло и рухлядь Блэков, которую он собирался выкинуть, но не доходили руки, но он готов был пилить стулья и бить тарелки, лишь бы досадить подлому Малфою, наложившему лапы на дом Сириуса. Драко в свою очередь настаивал, чтобы опись имущества производил независимый оценщик и дележ проходил в присутствии адвокатов, нотариусов и судебных приставов, иначе Поттер, лучше него знающий дом и находящееся в нем имущество, «мог его обворовать, где–нибудь что–нибудь припрятав». Гарри весьма грубо и оскорбительно отозвался об умственных способностях Драко, заявив, что дом является штаб–квартирой секретной организации и никто не позволит, чтобы здесь шастали всякие канцелярские крысы и крючкотворы, поэтому «пусть бледная плесень обломается, потому что ему не удастся подкупить продажных чиновников, чтобы прибрать к своим грязным, липким ручонкам имущество Сириуса». Относительно мирно возобновленные переговоры обещали снова перерасти в масштабные боевые действия, грозящие членовредительством противоборствующих сторон, и в дело пришлось наконец–то вмешаться самому Дамблдору, который и объяснил, что никого из судебных приставов и адвокатов сюда приводить нельзя, но чтобы все было по справедливости, дележ имущества будет проведен в присутствии его старинного друга, который пользуется его исключительным доверием и уже не один десяток лет является нотариусом с безупречной репутацией. Обе заинтересованные стороны согласились с доводами старого волшебника, и спустя неделю Драко Малфою отошел весь третий этаж, где он занимал до этого комнату, Гарри, соответственно – второй. Первый этаж, где находились такие стратегически важные объекты, как кухня, был объявлен нейтральной территорией, в равных долях принадлежащей обеим противоборствующим сторонам, которые были вынуждены согласиться с доводами старого волшебника и его друга–нотариуса, так как раздел первого этажа «по совести» не представлялся возможным. Тогда Гарри заявил, что разработает график посещения «нейтральной территории» по часам, чтобы таким образом, живя под одной крышей со слизеринцем, не встречаться с ним годами. График был составлен и вывешен на каждом этаже, напоминая план эвакуации в случае пожара. Более того, Поттер, владелец второго этажа, запретил Малфою проход по лестнице через свой этаж и наложил на ступени такое заклятие, что стоило только Драко на них встать, они становились липкими и покрывались подозрительной жидкой массой желтовато–коричневого цвета, источающей жуткое зловонье. Пройти пролет второго этажа по такой лестнице для Малфоя не представлялось возможным, для других же обитателей дома лестница оставалась прежней, со скрипучими ступеньками, но вполне безобидной. Драко Малфой теперь трансгрессировал со своего этажа на первый, минуя этаж Поттера и заговоренную лестницу, ступени которой покрывались фекальными массами при приближении слизеринца. Драко, в свою очередь, чтобы предотвратить проникновение гриффиндорца на свой этаж с целью диверсионных действий, скрытого мантией–невидимкой, наложил жуткие фамильно–родовые охранные чары, и стоило бы только Гарри пробраться на третий этаж или случайно там трансгрессировать, его ожидала масса неприятных сюрпризов, по сравнению с которыми фекальные ступеньки выглядели милым пустячком. Несмотря на составленный график посещения «нейтральной территории», Малфой нарушил его в первый же день после дележа дома. Поттер, привыкший «работать» по ночам, а отсыпаться днем, как всегда поднялся поздно и, натянув на голое тело пижамные штаны, мятую футболку и всунув босые ноги в тапки, пошел на кухню, продолжая широко зевать, но вдруг замер с открытым ртом, увидев холл, заставленный многочисленными ящиками, коробками, чемоданами, дорожными сумками, упаковками для шляп, огромным фортепиано и прочим барахлом, на котором присутствовал вензель «Д. Л. М.» «Слизеринское хуйло вселяется в мой дом», – тоскливо подумал Гарри, рассматривая груду вещей своего ненавистного новоиспеченного родственника и соседа. И тут появился сам владелец всего этого многочисленного имущества. Драко, в элегантной мантии, как будто только купленной в элитном магазине «Твиафитт и Таттинг», опираясь на трость, шествовал по коридору, а следом за ним семенящими шажками трусили штук пять или шесть эльфов, видимо, приобретенных им только что, так как одного Кикимера ему явно было недостаточно. «Похоже, это серьезно и надолго», – была вторая грустная мысль, которая посетила Поттера, потерявшего сразу же и аппетит, и настроение на весь день. – Мои апартаменты на третьем этаже, – произнес Малфой, и эльфы, врассыпную бросившись к вещам, стали хватать коробки и чемоданы, вырывать их друг у друга, чтобы выслужиться перед новым господином, и торопились доставить их наверх, исчезая в воздухе с громкими хлопками, и вскоре появлялись снова. – Вселяешься, «хорек»? – мрачно поинтересовался Поттер, не скрывая обреченности в голосе, когда один из прытких эльфов, столкнувшись с ним, уронил тяжелый саквояж Гарри на ногу. – Да, кузен, – легким, светским тоном ответил Драко, с ехидной улыбкой посмотрев на гриффиндорца. Поттер, мрачный как туча, в мятой пижаме и с торчащими во все стороны крашеными волосами, исподлобья смотрел на суетящихся домовиков, двое из которых устроили мордобой, пытаясь вырвать один у другого чемодан с вензелем «Д.Л.М.» – Я же просил не называть меня кузеном, – процедил сквозь зубы Гарри. – И ты нарушил график посещения нейтральной территории, – помолчав, добавил он. – Боюсь, Потти, что мне сегодня придется весь день нарушать установленный тобой распорядок. Понимаешь ли, у меня много вещей и холл мне будет нужен весь день, – ответил Малфой. – Новоселье – это так хлопотно, кузен. – Не нарывайся, «хорек», – зловеще произнес бывший гриффиндорец. – А то, знаешь ли, трудно собирать выбитые зубы поломанными руками. – Засунь свои угрозы себе в задницу, кузен Гарри, только прежде сделай клизму у Снейпа, – парировал слизеринец, нанеся сокрушительный удар по самолюбию оппонента. На миг у Поттера перед глазами потемнело от злости, он инстинктивно сжал кулак, собираясь раздробить «хорьку» челюсть, но в этот момент в холле появились Тонкс и Люпин. Заскрипев зубами, Поттер развернулся и пошел обратно к лестнице, на второй этаж – у него окончательно пропал аппетит, к тому же, согласно графика, сейчас было малфоевское время посещения кухни. Скорее всего, он что–то напутал в составлении распорядка посещений, и отстраненно подумал о том, что все эти графики – дерьмо собачье, и спокойно жить с Малфоем под одной крышей они не будут. Весь день Поттер находился в состоянии прогрессирующего пессимизма, а непрекращающийся шум наверху не давал ему ни на секунду забыть о том, что Малфой обустраивается в доме Сириуса. Когда раздался жуткий грохот и с высокого потолка на Гарри посыпалась древняя штукатурка вместе с паутиной и дохлыми насекомыми, Поттер догадался, что это эльфы уронили малфоевское фортепиано. Гарри, тоскливо глядя наверх, загрустил окончательно. Фортепиано, преднамеренно установленное в комнате над ним, не предвещало ничего хорошего, и наверняка Малфой, в силу своего природного сволочизма, будет музицировать именно в предрассветные часы. Гарри в глубине своей благородной гриффиндорской души очень надеялся, что эльфы, уронив фортепиано, окончательно угробили малфоевский инструмент, но когда услышал музыкальные аккорды – видимо, «хорек» бросился проверять фортепиано, Поттер, со словами: «С детских лет счастья нет» потянулся за пачкой сигарет, спрятанной под подушкой. Эту пачку он совсем недавно обнаружил в комнате Сириуса. Сигареты оказались раритетными, двадцатилетней давности, видимо, крестный их там припрятал, а потом забыл, и только спустя два десятка лет ими воспользовался Гарри. Сначала он боялся курить. Снейп, излечив его от наркомании, пообещал, что в случае повторного приема дозы он может умереть. Гарри не знал, распространяется ли это и на табакокурение, но все–таки решил проверить, сделав маленькую затяжку, и с облегчением выдохнул, поняв, что Снейп целенаправленно лечил его только от пристрастия к кокаину. И теперь Гарри с задумчивым видом выпускал дым, наблюдая, как он медленно растворяется в воздухе, и подумывал о том, не нанять ли ему какое–нибудь бездомное и неприкаянное привидение, чтобы оно начало выживать Малфоя из этого дома. Но от этой идеи Поттер вскоре вынужден был отказаться – у «хорька», выросшего в замке и прожившего шесть лет в слизеринских подземельях по соседству с самым жутким призраком Кровавым Бароном, наверняка уже выработался стойкий иммунитет на привидения, и чтобы выжить отсюда этого «гадёныша», мало будет и целой толпы оголтелых призраков. Тем более, Гарри понятия не имел, чем можно оплачивать услуги фантомов – деньги им явно были не нужны, а что было в ходу у неприкаянных душ, Поттер не знал. У Малфоя опять что–то уронили, и Гарри, чтобы этого не слышать, решил пойти в гостиную, надеясь встретиться с Люпином или Тонкс, однако никого из членов Ордена Феникса он не застал. Расположившись на пыльном диване, парень снова вернулся к тоскливым размышлениям о будущем совместном проживании со слизеринской сволочью. Погруженный в невеселые думы, он безразлично смотрел на старый гобелен с генеалогическим древом Блэков, который ему однажды показал Сириус, вкратце рассказав о своих родственниках, благодаря которым Гарри теперь и был вынужден терпеть присутствие ненавистного «хорька». Парень снова закурил, пока в гостиной никого не было, и подошел к стене поближе, начав рассматривать вышитые имена и тянущиеся к ним золотые нити, соединяющие узами брака или родства. Он отлично помнил тот момент, когда крестный рассказывал ему о том, что его имя выжгли с этого гобелена за то, что он в шестнадцать лет сбежал из дома. Поттер легко нашел эту прожженную дыру и, касаясь ее пальцами, прошептал: «Сириус». От того места, где раньше было вышито имя его крестного, вверх тянулась одиночная золотая нить к именам Ориона и Вальбурги Блэк, тех самых, которые вместе с Кигнусом Блэком когда–то поделили этот дом между своими наследниками. Гарри сразу же увидел имя Драко в самом низу гобелена, но Нимфадоры Тонкс здесь не было вообще, а имя ее матери было выжжено точно так же, как имя Сириуса. Раньше у Поттера не было времени детально рассмотреть старый гобелен, сейчас же парень с интересом читал имена тех, кто был в родстве не только с Сириусом, но и с Малфоем. Гарри стало интересно узнать о предках Драко, которыми он и его папаша так гордились. Поттер уже выяснил, что дедом Малфоя по материнской линии был некий Кигнус Блэк, приложивший в свое время руку к разделу имения, и Гарри легко нашел его имя, вышитое золотыми нитями. Рядом с ним была большая прожженная дыра, и Поттер вспомнил, как Сириус рассказывал ему о своем дяде Альфарде, который оставил ему по завещанию очень приличное наследство, за что и был удален с генеалогического древа. Дядя Сириуса приходился родным братом деду Драко. Эти родственные хитросплетения так увлекли Гарри, что он даже не заметил, как истлела сигарета, пока она не обожгла ему пальцы. Парень невольно вскрикнул и ругнулся сквозь зубы, уронив ее на пол, и чтобы не устроить пожар в старинном доме, быстро затушил окурок и закурил новую сигарету. Пробираясь сквозь дебри малфоевских родственников по линии Блэков, Поттер обнаружил еще одну знакомую фамилию – Крэбб. Дед Драко Кигнус Блэк был сыном Поллукса Блэка и Ирмы Крэбб. Через прабабку «хорек» состоял в дальнем родстве со своим неизменным телохранителем Винсентом Крэббом, который приходился ему каким–то кузеном. Гарри провел пальцем по длинной золотой нити, которая соединяла имя Поллукса с Кассиопеей Блэк, его сестрой, а дальше обнаружил еще одну выжженную дыру, следом за которой шло имя Дори Блэк, второй сестры Поллукса, на которое Гарри взглянул мельком, задумавшись о том, кем был брат или сестра прадеда Драко, и за что это имя вытравили с родового древа. Видимо, и в чистокровных родах Блэков и Малфоев не все было идеально, и тот, чье имя выжгли, или родился сквибом, став позором семьи, или связал себя узами брака с магглом, обесчестив и предав таким образом «благороднейших и древнейших», чьим девизом был слоган «Чистота крови навеки», а того, кто не следовал этому принципу, выжигали как проказу. Парень задумчиво выпустил сигаретный дым, осторожно потрогав пальцами прожженную дыру. Его взгляд снова остановился на имени Дори Блэк, и вдруг Гарри невольно вскрикнул от неожиданности и удивления, увидев рядом с ее именем свою фамилию Поттер! Две золотые нити соединяли Дори Блэк с Карлусом Поттером. Гарри замер, чувствуя, как учащенно забилось сердце. На родовом древе Блэков он нашел ветвь своего семейства. Дори Блэк, родная сестра прадеда Драко Малфоя, выйдя замуж за Карлуса Поттера, стала родной прабабкой Гарри. Когда гриффиндорец очнулся от шока, он стал пристально изучать ту небольшую и, судя по всему, незначительную ветвь, которая объединяла его предков с предками Сириуса и Драко. Дори и Карлус Поттеры имели одного сына, деда Гарри, который приходился деду Драко двоюродным братом. Сердце Гарри забилось еще быстрее, а от волнения у парня перехватило горло и он, сделав большую затяжку, поперхнулся дымом и закашлялся. – Быть этого не может, – хрипло произнес Поттер, постигая свое близкое родство с семьей Драко. У его деда был один сын, Джеймс, имя которого тоже выжгли с гобелена. Джеймс Поттер, женившись на грязнокровке Лили Эванс, запятнал род Блэков, и на этом этапе ветвь прекратила свое существование – имени Гарри здесь уже не было, так же, как и имени Нимфадоры Тонкс. Теперь перед Гарри открылась вся ужасная правда его родственных связей с Малфоем – их деды были двоюродными братьями, Джеймс Поттер и сестры Блэк состояли в родстве в третьем колене, а он с «хорьком» – в четвертом, поэтому Малфой в последнее время стал ехидно называть его кузеном – ведь они действительно приходятся друг другу четвероюродными братьями. Поттер почувствовал, как от одной этой мысли ему поплохело. Узнать о родстве с Малфоем было уже пренеприятнейшей новостью, а о том, что они братья в четвертом колене, было так противно, что Гарри побоялся, что его сейчас стошнит на этот самый родовой гобелен. – Наградил же Бог родственниками, – мрачно произнес Поттер, глядя на вышитое золотыми нитями имя Драко и на пустое место, где могло быть его собственное имя, женись Джеймс Поттер на чистокровной волшебнице. – Что ни кузен – то хуйло, – процедил Гарри и со злостью вдавил тлевший окурок в имя Драко с намерением выжечь еще одну дыру на генеалогическом древе Блэков. Поттер снова ругнулся сквозь зубы, через несколько мгновений поняв, что прожечь старинный магический гобелен простой маггловской сигаретой ему не удастся, и тогда, вытащив палочку, парень задумался, пытаясь вспомнить какое–нибудь подходящее для этого случая заклятие, и почти сразу же в его сознании всплыло «Полиинсендио», вызывающее магический огонь, гораздо сильнее обычного пламени. На конце палочки тут же вспыхнул небольшой огонек, и бывший гриффиндорец злорадно усмехнулся, наблюдая за тем, как на старинном гобелене сначала начало обугливаться имя Драко Малфоя, шипя, подобно змее, а затем заговоренная ткань поддалась волшебному огню, и через пару минут там, где только что золотом сверкало имя ненавистного слизеринца, осталась безобразная дыра, будто бы рана с обуглившимися черными краями. – Asta La Vista, кузен Драко, – процедил Поттер, вспомнив фразу еще из одного маггловского фильма, коих пересмотрел множество в свободное время, когда жил в борделе у Веймара. Драко отлично понимал, что отсудив у Поттера половину дома, тем самым озлобит гриффиндорца еще больше, но, тем не менее, пошел на этот шаг. Он твердо решил для себя никогда не возвращаться в Малфой–Мэнор. На те деньги, что перешли ему во владение после смерти родителей, парень мог приобрести новое имение, но он не хотел упускать отличную возможность остаться жить в доме Блэков, под одной крышей с Гарри, и надеялся, что со временем их отношения изменятся. Но он ошибался, и если взаимоотношения между бывшими школьными врагами и изменились, то только в худшую сторону. Малфой старался не идти на открытые конфликты, избегал стычек и часто отмалчивался, предпочитая стерпеть оскорбление, но поведение Поттера было откровенно вызывающим и возмутительным. Если раньше Драко сам провоцировал конфликты, пытаясь лишний раз привлечь внимание Гарри, то сейчас инициатором был гриффиндорец, который прилюдно не скрывал своей ненависти и презрения, и не стеснялся в выражениях. За лето Поттер сильно изменился, и теперь многих шокировал своим поведением. Когда гриффиндорец уже переходил все границы дозволенного, Малфой огрызался, а один раз у них возникла драка, и если бы не растащившие их в разные углы Аластор Грюм и Северус Снейп, они бы поубивали друг друга. Драко переживал из–за этого, хотя на людях своих чувств не показывал и даже старался в этой ситуации вести себя достойно и хладнокровно, но чаще всего Поттеру двумя–тремя словами, презрительной усмешкой, ненавидящим взглядом или плевком под ноги удавалось вывести Драко из себя, и тогда слизеринец начинал хамить в ответ. Малфой отлично понимал, что такие выходки ведут к еще большему отчуждению, но не знал, как выйти из этого тупика. После дележа дома Блэков Поттер возненавидел Малфоя еще больше, а когда узнал об их родстве, выжег имя Драко со старинного гобелена. Слизеринцу было неприятно узнать об этом, и дело было не в древней пыльной тряпке с множеством дыр. Поттер стремился выжечь его из своей души, из своего сердца, из своей жизни. Малфой делал вид, что ему на это наплевать, но в ту ночь, оставшись один на один со своими мыслями, так и не смог уснуть, терзаясь обидой и отчаянием. Но кроме душевных страданий, Драко испытывал и физические – природа брала свое, и семнадцатилетний парень каждую ночь вынужден был заниматься мастурбацией, чтобы получить разрядку, не имея возможности заниматься нормальным сексом. Последний раз, когда он имел полноценные сексуальные отношения, был за несколько дней до дисциплинарного слушания. Тогда он сильно психовал и не мог спать по ночам, и чтобы хоть как–то снять нервное напряжение, он пришел к своему любовнику Блейзу Забини, а позже к ним присоединилась Пэнси Паркинсон. Слизеринцы по привычке устроили дружескую оргию, пытаясь отвлечься от неприятных мыслей о предстоящем выступлении на дисциплинарном слушании, где они должны были оклеветать Поттера, чтобы оправдаться самим. Пэнси тоже заметно нервничала, Драко, хотя и держался при сокурсниках хладнокровно, но был напряжен и долго не мог расслабиться. Из всей компании любовников как всегда спокоен и даже равнодушен был только Блейз Забини, которого на заседание комиссии не вызвали. – Я вас умоляю, перестаньте истерить, все обойдется, – лежа между Драко и Пэнси, закурив ментоловую сигарету, гнусаво произнес Забини. – Все будет хорошо, мы же слизеринцы. …Но хорошо не стало, и через несколько дней Блейз был мертв, Драко – арестован, а Пэнси – на грани самоубийства, лишившись двух лучших друзей, одного из которых любила искренне. С тех пор у Малфоя ни разу не было полноценного секса, и сейчас, находясь рядом с Гарри Поттером, к которому имел непреодолимое влечение, слизеринец вынужден был заниматься самоудовлетворением, представляя из ночи в ночь горячее тело гриффиндорца в своих объятиях – такое же доступное и желанное, как в тот раз, когда он ухаживал за бессознательным Поттером. Драко бросало в жар при воспоминании о смуглой коже, покрытой бисеринками пота, красивой маггловской татуировке на заднице и гладко выбритом лобке. Думая о том, как он ласкал это тело, как терся об упругие ягодицы гриффиндорца своим напряженным членом, Малфой, закусив губу, принимался быстро мастурбировать, получая болезненно–приятное наслаждение. Слизеринец часто задумывался о том, как Поттер решает свои сексуальные проблемы. Иногда, лежа на своей кровати и лаская себя, Малфой представлял, что гриффиндорец в этот момент занимается тем же самым, как по его обнаженному телу проходит волна удовольствия, когда сперма брызгает на его плоский живот. Драко казалось, что он рано или поздно тронется умом, если из ночи в ночь будет предаваться таким сексуальным фантазиям о Гарри, а днем продолжать конфликтовать с ним, обмениваясь оскорблениями. Малфой опасался, что у него так и не появится возможности заняться сексом с Поттером, вероятнее всего даже шанса такого не будет, который представился ему, когда гриффиндорец был без сознания после исцеления от пристрастия к наркотикам или во время лечебно–оздоровительных сеансов. У Малфоя уже давно сформировалась одна идея, но он никак не мог решиться на ее реализацию. Лишь узнав о том, что Поттер выжег его имя с гобелена и, окончательно уверовав в то, что у него нет никаких шансов на улучшение отношений с гриффиндорцем, Драко все–таки решился и достал из тайника в столе конверт, в котором хранилась прядь волос Гарри... Малфой знал, что в Лютном переулке за деньги можно найти все, вопрос был только в цене. Там можно было купить не только запрещенное зелье или артефакт, но и любое самое извращенное удовольствие. Существовали тайные многосущные бордели, где маг, имея приличные средства, мог удовлетворить любое сексуальное желание, каким бы странным и извращенным оно ни было. Самыми дорогими шлюхами в таких борделях были вейлы, самыми дешевыми – сквибы. Имея золотые галлеоны и связи, можно было заняться сексом даже с такими экзотическими существами, как русалки и гарпии. Ходили слухи, что некоторые распутные ведьмы платили хорошие деньги продажным кентаврам, удовлетворяя свою похоть с жеребцами, но это казалось столь неправдоподобным, что мало кто верил в такое, и о подобных вещах в ханжеском магическом обществе предпочитали умалчивать. Но Драко Малфой сам однажды побывал в таком закрытом элитном борделе вместе с Люциусом – отец привел его туда, посчитав, что сын уже достаточно взрослый для подобных развлечений. Драко знал, что его отец, пресыщенный и распутный, часто посещал такие заведения, а Блейз Забини и сам любил переодеваться шлюхой, будучи на каникулах у родственников во Флоренции. Малфой долго вынашивал свою идею и, наконец, решил ее осуществить. Для удовлетворения своих тайных желаний ему необходим был метаморф–проститутка, способный принять облик гриффиндорца, с которым Драко безумно хотел заняться сексом. Многосущные бордели были секретными местами, поэтому не каждый желающий, даже с деньгами, мог получить туда доступ. Обычно в такие места можно было попасть только по рекомендации кого–то, и парень решил обратиться к владельцу магазина «Горбин и Бэрк», который хорошо знал и Люциуса, и его, и которому в Лютном переулке были известны все злачные места. В один из вечеров, поплотнее запахнувшись в мантию, надвинув пониже капюшон и надев на лицо маску, Драко трансгрессировал в Лютный переулок. Кутаясь в мантию и скрывая лицо, слизеринец шел по узкой улице между полуразрушенными домами с забитыми досками окнами и большими замками на дверях. Место было незнакомое, улицы – безликими и неузнаваемыми в темноте, и чтобы определить, где он сейчас находится и как пройти в лавку «Горбин и Бэрк», Малфой свернул под каменную арку, ведущую в проходной двор, и остановился, чтобы осмотреться в поисках знакомых указателей или вывесок, но вдруг парень ощутил резкую, острую боль в затылке и спустя мгновение он провалился в пустоту, теряя сознание… Он пришел в себя от того, что чьи–то влажные пальцы бегали по его коже, а в воздухе нестерпимо воняло перегаром. Малфой ни одним лишним движением не выдал того, что очнулся. Медленно и незаметно для посторонних он приоткрыл глаза. Его обыскивали двое бродяг – один сквиб, а другой, который оглушил его заклинанием, был магом и мог стать довольно серьезным противником. Драко выждал еще немного, пока не убедился, что грабители уверены в его беспомощности и продолжают шарить по его карманам. После этого слизеринец действовал стремительно и беспощадно. Одного из бродяг, сквиба, не ожидавшего сопротивления, он ударил ногой в пах, на время исключив из числа возможных противников, однако маг, находившийся дальше, успел выпустить ранящее заклятие, которое угодило Драко в голову. Боль и кровь из рассеченной брови ослепили Малфоя, и спустя мгновение он ощутил сильный толчок в грудь. Слизеринец понимал, что напавшим на него в темном переулке терять нечего, такие типы могли лишить жизни за жалкий сикль, а те сотни золотых галлеонов, что находились у него в кошельке, становились для него смертельным приговором. Малфой, не обращая внимания на кровь, лившую из рассеченной брови в глаз, направил свою палочку на противника, а через миг вспыхнула яркая молния, рассекая темный переулок, и врезалась в нападавшего. Драко не видел, куда выпустил заклятие, но раздавшийся хрип и липкая жидкость, брызнувшая ему в лицо, свидетельствовали о том, что он не промахнулся и режущее заклятие угодило в горло бандита. Вор рухнул замертво, а Малфой, поднявшись с земли, поспешно убрал с лица кровь – свою и лежавшего у его ног мертвого грабителя. Второй бродяга, сквиб, все еще лежал, скрючившись, и даже не пытался отползти. Его затравленный взгляд был прикован к палочке, зажатой в руке Малфоя. – Не убивайте меня, господин, – закрываясь руками, жалобно заскулил оборванец. Вероятность встретиться с бродягой еще раз на задворках Лютного переулка была достаточно мала и не уравновешивала греха, которым являлось, по мнению Драко, убийство беззащитного сквиба, пусть даже пытавшегося на него напасть, обокрасть и убить. Малфой старался по мере возможности не усугублять своих и без того уже немалых прегрешений и считал излишним дразнить силы, которые могли потревожить и призвать к ответу его бессмертную душу в запредельном царстве теней. Он выругался почти так же грязно, как Поттер, вырывая из скрюченных пальцев свой кошелек с деньгами, надел маску, которую грабители успели сорвать с его лица, и, перешагнув через труп вора, растворился в черной тени высокого забора. Драко Малфой дошел до перекрестка улиц и встретил сквиба–мусорщика, уныло ступавшего рядом с не менее унылой клячей. Лошадь тянула за собой повозку, нагруженную отходами, и, видимо, знала дорогу не хуже хозяина. Мусорщик скользнул по фигуре человека в маске взглядом униженного и настороженного существа и сразу же отвел глаза. Малфой заговорил с ним и выяснил, что находится вблизи от того места, куда он и стремился попасть. Бросив мусорщику под ноги сикль за оказанную услугу, Драко скрылся в боковой улочке. Остановившись у лавки «Горбин и Бэрк», предлагавшей, судя по вывеске, широкий ассортимент зловещих магических предметов, Малфой осмотрелся по сторонам и, убедившись, что поблизости никого нет и он остался незамеченным, парень открыл дверь и скользнул внутрь. Владелец лавки, мистер Горбин, сутулый человечек с маслянистыми волосами, испуганно вздрогнул, увидев вошедшего незнакомца, скрывающего лицо. – Добрый вечер, – поздоровался Драко, сбрасывая капюшон и снимая маску. – Мистер Малфой, – узнав своего гостя, облегченно вздохнул владелец лавки, низко кланяясь, как когда–то кланялся Люциусу Малфою. – Чем могу служить? – Горбин застыл в почтительном смирении перед своим высокопоставленным гостем. – Желаете что–нибудь приобрести? – Желаю, – медленно произнес Драко и после паузы добавил: – Удовольствие. – Понимаю, понимаю, дело молодое, – подобострастно улыбаясь, закивал головой владелец лавки. – Я могу устроить вам встречу с любой девочкой, – прошептал Горбин, заискивающе улыбаясь. – Для вас, господин Малфой, это будет стоить сущие пустяки. – С мальчиком, – помолчав, так же тихо ответил слизеринец. – С мальчиком? – удивленно подняв брови, переспросил лавочник, но, увидев нахмурившееся лицо своего тайного посетителя, вмиг исправил свою оплошность и, низко кланяясь, забормотал: – Разумеется, разумеется, господин Малфой, с мальчиком, как будет угодно. – Ты можешь это устроить, Горбин? – нетерпеливо спросил Драко. – Могу, сэр, – подтвердил лавочник. – Мне нужен парень–метаморф, – произнес слизеринец. – Метаморф? – снова слегка удивился Горбин и задумался. – Какие–то проблемы? – насторожился Драко. – Нет, господин Малфой, только на это уйдет немного времени. Шлюх–метаморфов в Лютном переулке не так много, тем более парней. Боюсь, что сегодня вечером ничего не получится, о таких встречах надо договариваться заранее. Я смогу организовать ваше свидание, но на это уйдет время и будут кое–какие расходы… сами понимаете, вопрос деликатный… – Сколько и когда? – приподняв подбородок, надменно спросил Драко, вынимая кошелек. – Сто галлеонов, – облизнув губы, ответил лавочник, в глазах которого заблестел алчный огонек. – Всего? – криво усмехнулся Малфой, медленно раскладывая на прилавке стопки золотых монет. – Сто галлеонов за услуги проститутки, – снова кланяясь, подобострастно ответил лавочник. – Мои услуги обойдутся вам дополнительно еще в пятьдесят галлеонов. – Даже вейлы стоят вполовину дешевле. Думаю, в первоначальную цену ты уже заложил стоимость своих услуг, Горбин, – холодно процедил Драко. – Так что не пытайся меня обмануть, иначе пожалеешь. – Что вы, господин Малфой, как я могу… ни в коем случае, сэр, – забормотал лавочник, сгребая монеты с прилавка. – Когда я его получу? – спросил парень, снова надевая маску на лицо и опуская пониже капюшон. – Завтра, в это же время. Я дам знать, куда приходить. Он будет вас ждать, сэр. Громко звякнул дверной колокольчик и Драко вышел из лавки. – Рад услужить вам, господин Малфой. С вами приятно иметь дело, как и с вашим покойным отцом, сэр, – глядя в удаляющуюся темную фигуру, произнес лавочник, и через несколько минут, повесив на стекло табличку «Закрыто», вышел через заднюю дверь и поспешил по темному лабиринту улиц на постоялый двор «Волшебный фонарь», который являлся тайным многосущным борделем, где шлюхами работали самые различные магические существа, в том числе и метаморфы. На следующий вечер Драко получил записку без подписи, где сообщалось, что его ожидают в гостинице «Дырявый котел» в полночь. С волнением дождавшись назначенного часа, Малфой трансгрессировал недалеко от указанного в послании места и, соблюдая все меры предосторожности, чтобы снова не столкнуться с грабителями и бродягами, незаметно прошел на задний двор и тихо поднялся по черной лестнице на второй этаж, где находился номер, в котором у него было назначено свидание с проституткой. Он тихо прошел по темному, мрачному коридору, едва освещенному одной старинной газовой лампой, и остановился возле приоткрытой двери, из–под которой пробивался тусклый свет. Малфой вытащил палочку, готовый первым нанести удар в случае нападения, если его заманили в ловушку, и осторожно приоткрыл дверь. Небольшая комната была погружена в полумрак – окна плотно задернуты тяжелыми пыльными шторами, а единственным источником света служила свеча, установленная возле большой кровати с балдахином, занимающей почти половину номера. На кровати сидел симпатичный блондин не намного старше самого Драко. На первый взгляд казалось, ему было не больше двадцати лет, но Малфой знал, что это метаморф, поэтому внешность парня на самом деле могла оказаться совсем иной, а этот облик он мог принимать только для клиентов. Слизеринец тихо переступил порог и закрыл дверь. Парень, увидев перед собой закутанную во все черное фигуру, скрывающую лицо под маской, испуганно вскрикнул. – Тихо, я не Пожиратель Смерти, – успокоил его Малфой, подходя вплотную к хастлеру, купленному за золотые галлеоны. Было заметно, как парень нервничает, и Драко медленно снял маску, открывая лицо. – Я не собираюсь убивать тебя, – шепотом сказал он. – Так что перестань дрожать, – Малфой провел по щеке метаморфа рукой, затянутой в кожаную перчатку. – Ты действительно такая хорошая шлюха и стоишь тех денег, что я заплатил за тебя? – поинтересовался слизеринец, рассматривая стоящего перед ним парня. – Господин останется доволен, – ответил метаморф. – Отлично, – кивнул Малфой. – Я хочу, чтобы ты принял облик этого человека, – после небольшой паузы очень тихо произнес Драко, вынимая из кармана мантии колдографию и протягивая ее шлюхе. Парень подошел к свече, чтобы рассмотреть изображение, и вдруг удивленно вскрикнул: – Но ведь это же… – Не надо называть имена, – предупредил Малфой шокированного метаморфа, и забрал у него колдографию. – Ты можешь принять его облик? – Я могу существенно изменить внешность, имитировать его голос, но если вы желаете идеального сходства с этим человеком, без оборотного зелья не обойтись, сэр, – ответил хастлер. – Я так и знал, что Горбин обманет меня и подсунет второсортный товар, – скривив губы, с брезгливостью в голосе, сказал Малфой. – Я не второсортный товар, – запальчиво ответил парень, обиженный таким пренебрежением клиента. – Возьми это, – не обращая внимания на оскорбленную шлюху, сказал слизеринец, протягивая парню флакон с оборотным зельем и круглые очки. – Я заплатил тебе за идеальное сходство с ним, так что не разочаровывай меня. Парень взял протянутые ему вещи, и, сжимая их в руке, вышел за дверь. Драко в ожидании присел на край кровати, приставив к ней свою трость, и при тусклом мерцании свечи еще раз взглянул на колдографию, на которой счастливо улыбался Гарри Поттер, державший в руках метлу, и одетый в форму гриффиндорского капитана, в ту самую, на которой через несколько месяцев его будет насиловать вся слизеринская команда… Эту колдографию Драко тайком сорвал со школьной стенгазеты еще в начале года, сразу после возвращения с зимних каникул, когда Гриффиндор с разгромным счетом 160:10 обыграл Равенкло благодаря Гарри, сумевшему на первых же минутах игры взять снитч. Дверь тихо приоткрылась, и Малфой невольно вздрогнул, выронив из рук волшебную колдографию. На пороге стоял Поттер и смущенно улыбался. Драко, не отрывая от него взгляда, прихрамывая, подошел вплотную и осторожно дотронулся до его щеки. – Потти... – прошептал он и вдруг в порыве обнял и крепко прижал к себе. – Как же я ждал этого момента, черт тебя подери… – Драко слегка отстранился, вглядываясь в лицо любимого парня, а затем тихо попросил: – Раздевайся. Стоявший перед ним «гриффиндорец» начал медленно снимать с себя одежду, а Малфой, не в силах оторвать от него взгляд, следил за каждым движением, чтобы запечатлеть в памяти, и потом, из ночи в ночь, вспоминать об этом. При свете мерцающей свечи глаза Драко заблестели от лихорадочного возбуждения, дыхание стало учащенным, по телу пробежала легкая дрожь – перед ним стоял обнаженный Гарри и смущенно улыбался. Сходство было идеальное, даже на лбу был знаменитый шрам, но Малфой вдруг почувствовал, что что–то не так, есть какая–то деталь в облике Поттера, которая не соответствовала действительности. Он скользил жадным взглядом по красивой, спортивно сложенной фигуре стоящего перед ним парня, которого знал с детства, выискивая изъяны, и вдруг его взгляд замер на темных волосках, которые покрывали пах. – Повернись, – попросил Драко и парень сразу же исполнил его указание. На ягодице так же не было татуировки, а волосы лже–Поттера были черными, как на волшебной колдографии полугодовой давности, хотя сейчас несколько прядей бывшего гриффиндорца были осветлены и покрашены, имея почти такой же оттенок, как и натуральные волосы Драко. Метаморф–проститутка принял облик Поттера, того самого девственника, еще не изнасилованного толпой подонков и не развращенного пороком. Сейчас же Гарри, еще недавно бывший маггловской шлюхой, привык гладко выбривать лобок, убирая всю растительность из промежности, у него была татуировка на заднице и крашеные волосы. Мысль о том, что это всего лишь подделка, а не настоящий гриффиндорец, оставляла неприятный, горький осадок в душе, но Малфой постарался об этом не думать. – Ложись в постель, – холодно приказал он, расстегивая и сбрасывая на пол свою мантию. Слизеринец уже чувствовал сильное возбуждение и больше не мог и не хотел терпеть. Он тогда устроил торг и заплатил двести галлеонов, чтобы получить в свое распоряжение ненавистного и желанного Гарри Поттера, и сейчас отдал шлюхе сотню за то, чтобы получить это тело, пусть даже продажное и ненастоящее, но на какое–то время он должен забыть об этом, должен обмануть сам себя и заставить поверить в то, что сейчас перед ним лежит настоящий Гарри, такой же красивый и доступный, как тогда, когда он был распят на школьной парте на красно–золотой мантии капитана гриффиндорской команды. Драко опустился рядом на кровать и принялся гладить обнаженное тело. Парень потянулся к нему с намерением раздеть, но слизеринец слегка отстранился и прошептал: – Не надо, – и, не дав парню произнести ни слова, принялся его целовать. Метаморф–шлюха, видимо, не привыкший к такому обращению со стороны клиентов, напрягся в объятиях Драко, но вскоре под ласками начал расслабляться и тихо застонал, обнимая за шею ласкающего его молодого человека. Слыша тихие стоны лежащего под ним «Гарри», покрывая поцелуями его лицо, Малфой обезумел от нахлынувшей на него страсти. Он шептал лже-гриффиндорцу о том, как сильно любит его, как долго мечтал об этой минуте, как хотел заняться с ним любовью, а парень продолжал крепко обнимать его, с благодарностью принимая ласки и даря их взамен. Драко медленно, сгорая от желания, но растягивая эту сладкую пытку, опускался все ниже и ниже, целовал грудь, вылизывая языком темные соски, ощущая солоноватый привкус кожи. Парень сдавленно застонал, выгибаясь навстречу ласкам, когда Драко губами сжал его затвердевший сосок и стал слегка покусывать. Слизеринец позабыл обо всем на свете, сейчас было только всепоглощающее желание, похоть и животная страсть к лежащему под ним парню, который был уже так возбужден, что его тело, распаленное ласками опытного любовника, покрылось мелкими мурашками, а прикосновения языка вызывали вскрики. Малфой осыпал поцелуями его живот, вылизывал языком пупок, а когда начал облизывать налитую кровью головку, скользкую от выступившей смазки, парень закричал, прогибаясь на постели со смятыми простынями, и начал толкаться членом в рот своего любовника. – Нет, Потти, не спеши, – прошептал Малфой, отстраняясь от него, и принялся вылизывать яйца, а затем дотронулся до ануса, пощекотав его пальцем, сразу же ощутив, как по телу его любовника пробежала дрожь и он инстинктивно раздвинул ноги, готовый отдаться. Драко медленно ввел палец в задний проход, стараясь нащупать чувствительную простату, а затем просунул в очко парня и второй палец, абсолютно не ощутив сопротивления анальных мышц. – Скажи, что ты хочешь меня, Потти, пожалуйста, – двигая пальцами и лаская темную дырочку любовника, попросил Малфой. – Я хочу тебя, любимый, – всхлипнув, ответил метаморф, еще шире раздвигая ноги. – Пожалуйста, возьми меня. Драко бросило в жар, он навалился на изнывающего от возбуждения и похоти «Гарри», подмял его под себя, принялся мять его тело, грубо, властно, по–хозяйски, чувствуя, как податливое тело плавится в его руках, словно теплый воск. Парень прогибался и стонал, вздрагивал и терся о своего любовника, а Драко продолжал его целовать, вылизывая, покусывая и засасывая губы, сосал его язык, словно член, доводя парня своими ласками до дрожи во всем теле. Малфой, сам уже не в силах терпеть эту сладостную пытку, расстегнул ширинку и, вынув член, надавил им на влажную промежность. Парень закинул ноги ему на спину, выгибаясь навстречу, подставляя лицо под горячие поцелуи и сам целуя Драко в шею. – Скажи, что ты мой, Гарри, пожалуйста, скажи мне это, – шептал Малфой, словно безумный, грубо толкаясь членом в лежащего под ним парня, стараясь войти в него как можно глубже, взять его всего, раствориться в нем, слиться с ним в одно целое. – Я твой… – шептал метаморф, отвечая на движения клиента, уловив его темп и двигаясь сейчас с ним в едином ритме. – Я никому не отдам тебя, Потти, слышишь? Ты только мой, всегда был моим и я люблю тебя… люблю… люблю… – Драко увеличил темп и сейчас уже брал своего любовника жестко, не задумываясь о том, что причиняет ему боль, сейчас он уже не занимался с ним любовью, а насиловал, подчинял себе, покорял, а тот громко стонал и извивался под напором мощного члена своего клиента, толчки которого становились все сильнее и резче. – Скажи, что ты тоже любишь меня, Гарри, скажи мне это сейчас, – прохрипел Малфой. Напряжение все возрастало, парни тяжело дышали, рука Драко судорожно сжимала влажное бедро любовника, оставляя на нем синяки. В этот миг по телу слизеринца прокатилась волна судорожной дрожи, он вскрикнул, запрокинув голову, и начал кончать, заполняя «Гарри» своей спермой. – Скажи, что любишь меня… – простонал слизеринец. – Я люблю тебя, – тяжело дыша, отозвался метаморф, обнимая за плечи лежащего на нем парня, которого сейчас трясло, как в лихорадке. Драко тяжело дышал, обессилено лежа на своем любовнике, все еще в нем, продолжая оставаться с ним одним целым. – Скажи это еще раз, пожалуйста, – уткнувшись носом в шею и обжигая ее горячим дыханием, тихо попросил слизеринский принц. – Я должен это знать. – Я люблю тебя, – выдохнул парень, убирая со лба Малфоя взмокшую челку, которая падала ему на глаза. – Назови меня по имени, Гарри, – прошептал слизеринец, продолжая гладить бедра, ласкать кожу и нежно целовать мочку уха. – Ты ведь никогда не называл меня так. Наступила тишина, в которой слышался только треск плавившейся свечи и тяжелое дыхание двух парней. – Гарри, пожалуйста, – нежно целуя в висок любовника, повторил свою просьбу Малфой. – Но… господин, я не знаю вашего имени… мы не обговорили это заранее, – тихо произнес метаморф, с виноватой улыбкой глядя в лицо обнимающего его блондина. Драко вздрогнул как от удара, кровь отхлынула от его лица, и даже в плохо освещенной комнате метаморф увидел, что его клиент сильно побледнел. – Что–то не так, мистер? – испуганно спросил парень, отстраняясь от своего клиента, красивое лицо которого исказилось от злобы. – Убирайся отсюда, продажная тварь, – прошипел Малфой, грубо отталкивая от себя «Гарри Поттера», который сейчас пытался скрыть свою наготу, прикрываясь мятой простыней, и выглядел очень напуганным. Драко схватил свою палочку и направил на него. – Ты не он, – прохрипел Малфой. – Пожалуйста, не убивайте меня, господин, – вскрикнул испуганный до полусмерти парень–проститутка с пронзительно зелеными глазами и шрамом на лбу, глядя в перекошенное злобой лицо клиента–психопата. – Я не он… В этот момент Драко пришла мысль, что, возможно, и Поттер точно так же сжимался от страха перед каким–нибудь грязным магглом, заплатившим за его тело, и был таким же беззащитным и ранимым, как этот парень, с ужасом взирающий на его палочку, в любой момент ожидая смертельной зеленой вспышки. – Убирайся, немедленно… – тихо произнес Малфой. Парень быстро вскочил с кровати и поспешно принялся собирать разбросанную по полу одежду, а через несколько мгновений голый выскочил за дверь, громко захлопнув ее. Драко медленно опустил палочку, невидящим взглядом смотря в пустоту, а затем почувствовал, как горячие слезы потекли по его лицу. На душе было так отвратительно, так мерзко, что в этот момент ему не хотелось жить. Он пытался обмануть сам себя, заставить поверить в свою несбыточную мечту. Он так стремился к этой цели, что даже убил человека, который встал на его пути, и он готов был на все, чтобы получить желаемое. За большие деньги он купил продажную шлюху, принявшую облик любимого парня, и хотел поверить в то, что Поттер любит его. Это была сладкая ложь, идеальная иллюзия, в которую он почти поверил, но расплата за этот обман была велика – сейчас, сидя на мятой постели дешевого номера, Драко Малфой горько рыдал, пряча лицо в ладони, проклиная себя и свою сумасшедшую любовь к парню, который всегда будет ненавидеть и презирать его – насильника, лжесвидетеля и подлеца. Слизеринец вернулся на площадь Гриммо уже под утро. Парень хотел тихо пройти по длинному темному коридору, но едва не столкнулся с вешалкой, сделанной из ноги тролля, и ругнулся сквозь зубы, услышав, как недовольно заворчал портрет миссис Блэк. Он намеревался трансгрессировать к себе на третий этаж, но вдруг увидел свет, пробивающийся из–под закрытой двери кухни. Видимо, кому–то так же не спалось в эту ночь, или кто–то из дежуривших в доме членов Ордена Феникса засиделся допоздна, обеспечивая охрану Избранного. Малфой не хотел никого видеть и рад был избежать в этот момент встречи, но, подумав о том, что это может быть Северус, Драко тихо приоткрыл дверь и пораженно замер на пороге. За столом сидел Поттер, разглядывая один из этих дурацких маггловских журналов с рисованными картинками, которые даже не двигались. Перед гриффиндорцем стояла большая чашка с недопитым кофе и жестяная банка с окурками. Драко стоял на пороге, подперев плечом дверной косяк, не в силах отвести взгляд от сидящего в мятой пижаме парня, с задумчивым видом смотрящего в журнал, но, судя по всему, думающего совсем о другом. Видимо, Поттеру тоже не спалось этой ночью и он спустился сюда, нарушая все графики и прячась от всех, один на один со своей бессонницей, кофе, сигаретами и мыслями. «А ведь он совсем еще мальчишка», – вдруг подумал Драко, наблюдая за Гарри. – «Мальчишка, на которого свалилась ответственность за весь мир. И у него нет иного пути, как победить, чтобы продолжить жить, или погибнуть. Другого выбора судьба ему не оставила…» Малфой пристально смотрел на гриффиндорца, осознавая в этот момент, что если когда–нибудь придет время выполнить Непреложный Обет, он, не задумываясь, отдаст свою жизнь за Гарри Поттера, закроет своим телом, принимая его смертельный удар на себя, и не потому, что поклялся это сделать, а потому, что готов, как и Блейз Забини, отдать жизнь за любимого человека и принести себя в жертву ради него. И как же сейчас, в этот миг, хотелось подойти и обнять этого парня, такого близкого, родного и настоящего, а не жалкое подобие, иллюзорную имитацию, купленную за сто золотых галлеонов. Хотелось прижать его к себе, крепко-крепко, и нежностью и лаской попробовать вычерпать до дна весь негатив, всю бездонную боль и черноту, переполняющую душу Гарри. Но как же страшно было сделать сейчас этот шаг навстречу, и Драко Малфой продолжал стоять молча, с печальной грустью наблюдая за парнем, которому сломал жизнь, и за которого сейчас готов был отдать свою. Гарри, видимо, почувствовав на себе пристальный взгляд, медленно поднял глаза и увидел Драко Малфоя. Темно–зеленый взгляд пересекся с серо–стальным, и несколько бесконечно долгих мгновений они смотрели друг на друга. Поттер почувствовал, как по спине пробежали мурашки, а Малфой с трудом мог скрыть то волнение, которое охватило его в этот момент. – Что–то ты засиделся допоздна, Потти, – тихо произнес слизеринец без присущего ему показного ехидства в голосе. Поттер молча смотрел на него, без привычной ненависти во взгляде, скорее удивленно и даже смущенно, но вдруг Малфой увидел, как Гарри вздрогнул, а затем глаза гриффиндорца презрительно сощурились, парень резко встал из–за стола так, что стул с грохотом упал на пол, и, схватив дурацкий маггловский журнал, процедил сквозь зубы: – Зато ты загулялся допоздна, Малфой, – и стремительно вышел из кухни, преднамеренно толкнув Драко плечом, когда проходил мимо. Гарри взбежал по лестнице на второй этаж, перепрыгивая через две ступеньки, и со злостью хлопнул дверью, отгораживаясь от всего мира. Он упал на кровать и уткнулся горящим лицом в подушку. Гриффиндорец не мог объяснить, и сам не понимал, что в этот момент творилось в его душе. Он испытывал смятение, негодование, злость, обиду и ... ревность? Поттер, привыкший не спать по ночам, сегодня, как всегда, страдал бессонницей, в голову лезли мысли, которые смущали его, он мучился от многодневной неудовлетворенности, а когда, наконец, принялся поспешно мастурбировать, подумал о Малфое, снова вспоминая тот момент, когда впервые испытал полноценный оргазм с ним на глазах у полусотни слизеринцев. А потом, чувствуя, как сперма подсыхает у него на животе, слегка стягивая кожу, Гарри лежал и смотрел в потолок, боясь признаться самому себе, что только фантазии о Драко Малфое предательски возбуждают плоть. Почему–то именно эти воспоминания всегда волновали его, и часто Гарри, находясь под кокаиновым кайфом и обслуживая очередного клиента, кончал, представляя в этот момент, что он отдается Драко Малфою, как тогда, в первый раз. Поттер считал, что у него нездоровая фантазия и извращенные желания, ему было стыдно признаться в этом самому себе, но первый сексуальный опыт, хотя и по принуждению, наложил очень сильный отпечаток на всю его дальнейшую жизнь. А сейчас, вынужденный жить в непосредственной близости с Малфоем, эти чувства и желания обострились у Гарри многократно. Бывший гриффиндорец поднялся с кровати и принялся ходить по комнате, в волнении запустив руку в волосы, сбивая непослушные пряди, время от времени по привычке сосредоточенно тер шрам, но сумбурные мысли продолжали вносить беспокойство и смятение в его душу, и поняв, что сегодня не уснет, Гарри схватил пачку сигарет и журнал комиксов, который ему принесла Тонкс, и тихо спустился вниз, на кухню. Он не хотел мириться с тем, что с ним в последнее время происходило. Он ненавидел Малфоя, который причинил ему столько зла в этой жизни, но при воспоминании о том, как слизеринский красавчик брал его, натягивая на свой член, а он, позабыв в тот момент обо всем, сладострастно корчился под своим насильником, тело Гарри все чаще и чаще покрывалось мурашками и незамедлительно возникала эрекция. Поттер был противен сам себе от таких мыслей, но в последнее время они постоянно, каждую ночь, посещали его. Он понимал, что это гормоны, чертова физиология, что так бывает со всеми в его возрасте и это нормально, но почему именно Малфой разжигал в нем такое желание, Гарри не мог понять, это было противоестественно, ненормально, и он изо всех сил старался с этим бороться, но проигрывал сам себе. И сейчас, сидя на кухне глубокой ночью, выкуривая одну сигарету за другой и терзаясь смущающими разум и душу мыслями, Гарри вдруг увидел ЕГО, стоящего в дверях и задумчиво наблюдающего за ним. Поттера бросило в жар, когда он подумал, что слизеринец может догадываться обо всем, что творится в его душе. На миг Гарри сильно смутился, но вдруг он увидел на шее Малфоя темное пятно, засос, поцелуй любви, оставленный кем–то в момент страсти. Гарри вздрогнул как от удара, его захлестнул шквал эмоций, и единственное, что он мог сделать, это убежать в свою комнату и спрятаться за закрытой дверью. Каким же он был идиотом, предаваясь запретным фантазиям о Малфое, занимаясь в этот момент мастурбацией, в то время когда слизеринец ходил на свидание к любимой девушке, которая страстно целовала его в шею. Сейчас от отчаяния и злости Гарри хотелось бить и крушить все, что попадется под руку. Он даже не заметил, как на улице сверкнула молния, и не обратил внимания на раскаты грома, хотя эти внезапно возникшие природные явления стали проявлением его эмоций, которые он не мог контролировать и, расхаживая по своей комнате, продолжал «метать гром и молнии». Подонок, который разрушил ему жизнь, изнасиловал и оболгал, по вине которого он стал грязной шлюхой, сейчас по ночам тайно бегал на свидания к подружке, а он, навсегда лишенный нормальных человеческих отношений, презираемый всеми, из–за сексуальной неудовлетворенности терзался мыслями о своем насильнике и гонял в кулак как последний задрот. Как же ему сейчас было больно и обидно от этой несправедливости. В нем убили все чувства, никто и никогда не полюбит его, ни одна девушка не захочет с ним встречаться, побрезгует даже прикоснуться к руке грязного пидора и сифилитика, и он до конца своих дней будет вот так гадко и мерзко онанировать в темной комнате под одеялом, а его насильник будет встречаться с девушками, слушать признания в любви, наслаждаться их поцелуями. За что... почему все так подло и несправедливо? Почему жизнь так жестоко наказывает его? Ведь он никому никогда не хотел причинить зла, он стремился помогать всем, он готов был рисковать жизнью ради других, но все отвернулись от него, лучший друг плюнул в лицо, любимая девушка возненавидела и прокляла, а единственный человек, с которым они противостояли всему этому жестокому миру, был мертв. У него не осталось никого и ничего, а жизнь продолжала наносить подлые удары, или проверяя его на прочность, делая ставки, или пытаясь добить окончательно. Да, он усвоил жестокий закон выживания, он уже никому не верил, а после всего, что ему пришлось пережить – ничего и никого не боялся, и вряд ли мог просить у судьбы какие–то милости. Только почему же ему сейчас было так горько и обидно от этой несправедливости, почему он чувствовал разъедающую душу горечь и отчаяние, почему так ревновал и ненавидел ту, которая могла осчастливить своей любовью Драко Малфоя, и почему он чувствовал себя обманутым и преданным всеми в этом мире? За что жизнь так подло и жестоко обходится с ним, ведь он не заслужил этого. Он перенес столько боли и страданий, что имел право хоть на маленькую каплю простого человеческого счастья, но, видимо, он действительно от рождения был избранным – избранным на вечные муки... Драко не мог понять, что случилось, казалось, они впервые за все время наконец смогли посмотреть друг другу в глаза без злобы и взаимной обиды, но вдруг с Поттером что–то произошло, слизеринец снова увидел презрительный взгляд прищуренных глаз, и ледяная стена отчуждения опять выросла между ними. Малфой трансгрессировал в свою комнату, бросил на пол мантию, и, подойдя к большому старинному зеркалу, начал медленно раздеваться, задумчиво глядя на свое отражение, и вдруг у него все похолодело внутри, когда он увидел на шее большой багрово–фиолетовый засос – улику своего неосмотрительного поступка, еще одной бездумной ошибки, которая снова принесла боль его исстрадавшейся душе и оставила горький осадок. Теперь Драко прекрасно понял причину такого эмоционального поведения Гарри, его внезапную вспышку озлобленности, и с ужасом осознал все последствия сегодняшней ночи. Он понял, что совершил ошибку, купив проститутку, еще тогда, когда испытал горькое разочарование после безумного секса с метаморфом. В тот момент с ним будто произошло помрачение рассудка, когда он увидел обнаженного гриффиндорца. Он забыл обо всем и бросился в этот омут безумной страсти, утоляя свою ненасытную жажду. Но позже пришло раскаяние, разочарование и гнетущая тоска от осознания, что ни одна подделка, пусть даже самая искусная и дорогая, не заменит настоящего Гарри. Каким же он был глупцом, когда надеялся этим жалким обманом утолить свою безответную любовь. Никто и никогда не сможет заменить Поттера – вспыльчивого, наивного, доверчивого, с массой дурных привычек и ужасным характером, презирающего любую выгоду, наглого и ранимого, смешного в своем стремлении к высоким идеалам, с верой в добро и желанием спасать всех, и разочарованного и озлобленного ото лжи, предательства и подлости. Как же Драко стремился к тому, чтобы исправить, искупить свою вину перед гриффиндорцем, но в последнее время все, что он делал, приводило только к худшим результатам и лишь увеличивало разрыв между ними. Драко отлично понимал, о чем сейчас думал Гарри, увидев на его шее следы тайного свидания. Теперь гриффиндорец станет еще более озлобленным, нервным и агрессивным, и каждый день их совместного проживания в общем доме превратится в открытую войну, которую не сумеет затушить даже Дамблдор. За окном вспыхнула молния, и через несколько мгновений послышались раскаты грома. Малфой невольно вздрогнул и поспешил закрыть окно, которое от внезапного порыва ветра широко распахнулось, а ему на лицо упали капли дождя, словно чьи-то слезы. А в этот миг в своей комнате этажом ниже горько рыдал Гарри Поттер. Гарри, возвращенный в магический мир, был лишен возможности трансгрессировать из собственного дома самостоятельно, а если бы вдруг у него возникла необходимость покинуть дом, он мог это сделать только в сопровождении кого–то из членов Ордена Феникса, поэтому ни о каких любовных свиданиях не могло идти и речи. Дамблдор объяснял эту меру вынужденной и временной, вызванной исключительно соображениями безопасности. О возвращении бывшего гриффиндорца в магический мир стало известно благодаря появившимся в прессе статьям, и среди многих членов Ордена Феникса существовало мнение, что на его жизнь теперь могут покушаться не только Пожиратели Смерти, но и яростные приверженцы морали, считающие, что гомосексуалистам нет места в магическом мире. После произошедших в Хогвартсе событий многие резко изменили свое отношение к Мальчику–Который–Выжил. Теперь его ненавидели и презирали, и стоило бы Гарри оказаться на улице одному, без сопровождающих, он реально рисковал столкнуться с возмущенной толпой, где какой–нибудь чокнутый маг легко мог выпустить в подростка заклятие, серьезно ранив и даже покалечив его. Дамблдор пытался объяснить это Гарри, но парень, несмотря на здравый смысл и все доводы директора, цинично заявлял, что его здесь держат взаперти, под домашним арестом, чтобы он не смог снова сбежать из волшебного мира, на этот раз прихватив свою палочку и доставшееся от родителей наследство. Жизнь Малфоя, в отличие от Поттера, ни для кого не представляла особой ценности, и хотя парня так же могли убить Пожиратели Смерти, всем по большому счету было на это наплевать. И пусть он теперь был одним из членов тайной организации, борющейся с Волдемортом, члены Ордена Феникса продолжали относиться к нему настороженно и с недоверием, а многие действительно считали засланным шпионом. Сейчас, лежа в своей постели и глядя в потолок, Драко испытывал такую же щемящую тоску и отчаяние, как и Гарри, который давился горькими слезами, уткнувшись в подушку, терзаясь обидой и ревностью. Их разделяло всего лишь потолочное перекрытие, но между ними была непреодолимая пропасть, и ни один из них не мог первым сделать шаг навстречу другому и сказать о тех чувствах, которые способны были уничтожить многолетнюю вражду и ненависть. Драко знал, что никогда не сможет искупить свою вину перед Поттером, а Гарри понимал, что если со временем и сумеет простить Малфоя, но забыть о том, что ему пришлось пережить по его вине, не сможет никогда.