Ребекке наконец удалось высвободить свою руку из его цепкого захвата, и она со всей силы швырнула на пол тряпку, которую все еще держала в руках. Впервые за все время с момента своего приезда Максимилиан увидел в ее глазах жизнь. Они сверкали от злости.

– Кто, черт побери, сказал тебе, что я собираюсь прожить еще пятьдесят лет?! – закричала она.

Кемпер отступил на шаг назад. Вдруг в одно мгновенье на кухне наступила тишина; слышалось лишь тихое жужжание холодильника.

– Ах, вот оно что, – произнес через некоторое время Максимилиан, – вот как… Странно. Когда я еще сидел в Мюнхене и собирался отправиться к тебе, у меня мелькнула мысль, которая не давала мне покоя. У меня появилось дурное предчувствие – неужто Ребекка что-нибудь с собой сделает? Я сказал себе, что это глупости. Ведь я знал тебя. Сильная женщина с большой силой воли. Она не из тех, кто сдается; она такая, что, стиснув зубы, движется вперед… И все-таки я не мог отделаться от некоего чувства, и под конец оно стало таким сильным, что я в конце концов понял, что должен поехать. И совершенно очевидно, что мой инстинкт меня не подвел.

Ребекка снова взяла себя в руки, наклонилась, подняла тряпку и положила ее сзади себя на умывальник. Когда она вновь обратилась к своему гостю, то выглядела уже не злой, а циничной.

– Не рассказывай мне сказки, Максимилиан. Мы ведь оба знаем, зачем ты приехал.

Мужчина перевел дыхание.

– Ребекка…

– С тех пор, как развелся – нет, по-моему, даже раньше, – ты приударял за мной. Но фатальным стало то, что я вышла замуж за твоего лучшего друга, и ты знал, что я останусь для тебя абсолютным табу. Однако теперь Феликс мертв, и спустя достаточное, по твоим предположениям, время, ты решил…

– Ребекка! – резко произнес Кемпер. – Не говори больше ничего! Пощади нас обоих. Это неправда – то, что ты говоришь. Я приехал, потому что боялся за тебя, и ни по какой другой причине.

– Ты хотел использовать смерть своего друга, чтобы взять себе то, чего уже давно желал, – невозмутимо продолжала женщина, – и я должна сказать, что большую подлость мне редко приходилось встречать.

У Максимилиана закружилась голова. Он смотрел в лицо Ребекки, полное ненависти и презрения, и думал: «О, нет! Нет, как она может такое говорить, как она может…»

«С тех пор, как развелся, ты приударял за мной…»

Она выразилась таким пошлым, циничным образом… но в чем-то Ребекка была права. Кемпер преклонялся перед ней и восхищался ею с первого момента их знакомства – и, возможно, ему с трудом удавалось скрыть это после своего развода, когда он начал проводить вечера у Ребекки с Феликсом.

Когда улеглось чувство растерянности, охватившее Максимилиана в первое мгновенье, в нем вспыхнула злоба на несправедливость и резкость Ребекки, с которой она выплеснула ему в лицо это ложное обвинение.

– Ты несчастна и огорчена, – произнес он, – и поэтому обижаешь людей, желающих тебе добра. Я всегда восхищался тобой. Возможно, это мое восхищение было несколько больше, чем было мне дозволено по отношению к замужней женщине, вполне возможно; но в моих мыслях никогда не было таких чувств, которые я не мог бы в любое время открыто показать перед Феликсом. Я всегда восхищался тем, чего ты достигла в жизни. Твой муж имел так много денег, что ты с легкостью могла бы позволить себе быть просто безмозглой супругой, у которой день проходит за игрой в гольф или теннис, в шоппинге или посещениях благотворительных торжеств, которую можно встретить либо у парикмахера, либо у косметолога, либо же на какой-нибудь дурацкой примерке элегантного платья для вечеринки. Как это делала моя жена, с которой я, в конечном итоге, не смог жить вместе. Но ты была совсем другой. Я был восхищен тем, как интенсивно ты работала, как рассказывала о сотне тысяч проблем, с которыми тебе ежедневно приходилось сталкиваться, которые порой так волновали тебя, что по ночам ты не могла спать, но за которые снова и снова неустрашимо и энергично бралась. Я как сейчас вижу, как мы с Феликсом вечером сидим у вас перед камином со стаканами виски в руках, и ты возвращаешься домой, уже довольно поздно, после какой-то консультации с проблемными родителями, или после семинара о предотвращении насилия, или что бы там ни было… Ты была уставшей, но удовлетворенной и казалась такой юной и заряженной энергией, совершенно непохожей на тех женщин, с которыми я обычно общался… Ты, в своих джинсах и свитерах, с длинными волосами, которые всегда выглядели непокорными и никогда не имели вид прически… и потом еще эти дешевые украшения из стекляшек, к которым ты питала непонятное пристрастие… Все это вместе взятое…

Кемпер пытался подобрать слова, глядя при этом в лицо Брандт, которое вновь выражало холод и недосягаемую дистанцию, и почувствовал, что его речь так и не достигла цели.

– Ах, Ребекка, – произнес он, – я не желаю понимать, почему мы не должны больше просто видеться. Я всего этого не понимаю. Куда подевалась эта непоколебимая, сильная женщина, которой ты когда-то была?

– Это не должно тебя интересовать, – холодно ответила хозяйка дома.

Максимилиан с удовольствием потряс бы ее за плечи.

– Ты пропадешь здесь, Ребекка. Ты умрешь либо физически – если когда-нибудь сама позаботишься об этом, – либо внутренне. Тогда ты превратишься лишь в оболочку, которая дышит и в которой бьется сердце, но где ничто больше не живет. И если ты хочешь знать мое мнение, то по второму пути умирания ты уже чертовски далеко продвинулась.

– Это мое дело.

– Значит, ты решила продолжать в том же духе? Закопаться здесь, проводить уборку дома, думать о Феликсе и перечеркнуть свое будущее, со всем тем, что оно тебе еще уготовило?

Женщина посмотрела на своего гостя с усмешкой.

– Что оно еще могло мне уготовить? Тебя?

В Кемпере снова вспыхнул гнев, словно кто-то подлил масла в затухающий огонь, и он подумал: «Я не обязан это терпеть. Я не обязан стоять здесь и позволять ей оскорблять меня. Да пошла она к черту!»

Вслух же он, как можно более спокойно, проговорил:

– Я сейчас уйду. Я сделал все, что мог. И никогда больше не приду, это я обещаю тебе. Ты взрослая женщина и сама должна знать, чего желаешь.

«Черт подери, – подумал он, – я разговариваю как обиженный старик, чьи добрые советы игнорируются неблагоразумной молодежью! Я ведь хотел сказать совсем другое. Совершенно другое…»

– До свиданья, Ребекка, – добавил Кемпер, зная при этом, что воздержится от обязательного поцелуя в щеку при прощании. – Но, несмотря ни на что, сообщи мне, пожалуйста, если тебе понадобится помощь. Ведь вполне может быть, что… – Он сделал беспомощное движение рукой.

Женщина стояла неподвижно, как столб.

Когда Максимилиан вышел на солнце, ему стало ясно, что он должен уехать. Как можно скорее. Чем дольше он оставался рядом с Ребеккой, тем больше была опасность вновь поддаться слабости, чтобы позаботиться о ней и быть обиженным ею. Теперь он сразу же поедет в свой отель.

Но тут ему пришла в голову другая мысль, и он снова заглянул в кухню. Ребекка все еще стояла неподвижно, на том же самом месте, где была, когда он ее покинул.

– Эта молодая пара, – сказал Кемпер, – прибудет в порт в четыре часа. Может быть, ты заберешь их? Иначе им придется самим позаботиться о том, как добраться сюда. Я сейчас сдам номер в отеле и уже сегодня отправлюсь домой в Мюнхен. Во всяком случае, на меня никто из вас пусть больше не рассчитывает.

Ребекка не проявила никаких признаков, что вообще слышала его.

Где-то в обеденное время Карен решила поехать в город, чтобы купить себе что-то из одежды. Было очень тепло, но на небе скапливалось все больше облаков, так что ей не придется бегать под палящим солнцем из одного магазина в другой. Было четверть третьего, и в это время она обычно начинала готовить обед для детей, но сегодня они участвовали в каком-то спортивном мероприятии в своей школе, которое продлится до вечера. Так что для Карен появилось неожиданное свободное время, а поскольку она в этот день чувствовала себя лучше обычного, ей в голову пришла эта сумасбродная идея. Она уже целую вечность ничего для себя не покупала, да и считала это излишним. Для ее жизни, протекавшей исключительно в четырех стенах, ей не нужны были шикарные тряпки, тем более для работы в доме и в саду, и для прогулок с Кенцо. В женских журналах, правда, всегда рекомендовали приобретение нового гардероба, если хочется почувствовать себя лучше, или же капитальное обновление имиджа у парикмахера, косметолога и так далее, но Карен никогда не придавала этому значения. Однако сегодня утром она впервые за долгое время вновь внимательно осмотрела себя в высоком зеркале в спальне, при этом ей бросилось в глаза, что она сильно похудела. У нее отчетливо выпирали ребра, на бедрах остро вырисовывались кости, живот был впалым, а ляжки – довольно дряблыми. Женщина встала на весы и вскрикнула от удивления: она весила на восемь килограммов меньше, чем в январе или феврале, когда в последний раз взвешивалась.