Он проехал еще несколько метров до садовой калитки Ребекки и вышел из машины, внутренне вооружившись против скорби и неприятия, которые его ожидали. Калитка скрипнула, когда он ее отворил.

«Она слышит скрип и наверняка уже раздраженно вздыхает», – удрученно подумал Кемпер.

Он застал хозяйку на веранде с задней стороны дома. Она развешивала белье на сушилке – пару футболок, нижнее белье и носки – и даже не взглянула на Максимилиана.

– Я тут постирала для молодых людей, – произнесла она, словно должна была отчитаться за свою деятельность. – Молодая женщина… как там ее, Инга? – пришла ко мне сегодня утром и спросила, есть ли внизу, в поселке, прачечная. Тогда я предложила… – Ребекка не договорила фразу.

– Я надеюсь, что не заварил тебе здесь кашу, – неловко произнес ее гость, – тем, что привез этих двоих.

Она передернула плечами.

– Навечно они тут не останутся.

– Конечно нет. – Максимилиан наблюдал за ее занятием. У нее все еще были проворные движения женщины, которая быстро справляется со всеми делами, потому что времени у нее в обрез.

«Ах, Ребекка!» – печально подумал ее друг.

– Я еще утром собирался к тебе, – сказал он, – но потом решил сперва быстро свозить этих молодых людей в поселок. Инга еще раз сходила к врачу, а Мариус хотел закупиться. Воспользовавшись случаем, я и для тебя кое-что купил. – Кемпер приподнял пакет с покупками, который он поставил рядом с собой на каменную плитку. – Фрукты, сыр и очень хорошее красное вино. Я подумал… может быть, мы сегодня вечером вместе поужинаем?

Ребекка ничего не ответила.

– Я и в порту был, – продолжил Кемпер, – еще раз посмотрел «Либель». И с Альбертом поговорил. Он содержал ее в полном порядке.

– И ты хочешь ее взять?

– Я не уверен. Она сильно напоминает мне о Феликсе.

– Тебе нужно сказать только «да» или «нет». Если ты ее не хочешь, с этим тоже нет проблем.

– Все не так просто…

– За тебя я эту проблему не могу решить.

– По крайней мере, ты понимаешь, что проблема существует.

Женщина опять ничего не ответила, а ее собеседник, вдруг разозлившись на свою беспомощность, накинулся на нее:

– Черт побери, Ребекка, ты не единственная, кто горюет! Ты потеряла своего мужа. Я потерял своего лучшего друга. Родители Феликса потеряли сына. Это ведь… мы все должны как-то существовать дальше! Здесь уже ничто не поможет. Его жизнь окончилась. Не наша. И с этим мы ничего не можем поделать.

Женщина повесила последнее полотенце и подняла пустую корзину для белья. Впервые за все время она посмотрела на Максимилиана, и тот снова ужаснулся этой пустоте в ее взгляде.

– Ребекка, – тихо произнес он.

Ее губы скривились с выражением рассерженности и отрешенности.

– Позволь мне справиться с этим на свой лад, – произнесла она, – а ты справляйся по-своему.

– Но ты ведь вовсе не справляешься с этим, – резко произнес Кемпер.

Но уже в следующее мгновение он понял, что его слова и выпады не пронимают ее. Все это бессмысленно! Как он, собственно, и представлял себе до этого. Смерть Феликса сделала эту женщину недоступной для него и для любого другого человека, и все, чего он, возможно, добьется своим приездом в Лё-Брюске, – это то, что их дружба (во всяком случае, жалкие остатки их дружбы) тоже сломается.

– Так мы сегодня вечером поужинаем вместе? – спросил Кемпер.

Ребекка помедлила, но в конце концов все же кивнула. Ей хотелось быть вежливой, но она не проявила ни малейших признаков радости.

Максимилиан повернулся, чтобы уйти, но тут ему пришло на ум еще кое-что.

– Этот молодой парень, – произнес он, – по-видимому, опытный яхтсмен. Он был восхищен «Либель». И хотел бы разок прокатиться вместе со своей женой. Как тебе идея насчет того, чтобы позволить им это?

Кемпер, сам не зная почему, считал, что Ребекка, скорее всего, откажет. Но, к его удивлению, она только передернула плечами.

– Почему бы и нет?

Каждый раз, когда она в обеденное время подходила к почтовому ящику, ее по-прежнему охватывал страх, что он вновь мог дать о себе знать. Точнее говоря, ей вообще не было известно, он ли это, но Клара с самого начала не колеблясь исключила вероятность, что эти отвратительные письма могла писать женщина. И дело не в том, что они были переполнены описаниями жестокого насилия, – в них содержались коварные угрозы, которые вызывали ужасный страх. Кроме того, в них неоднократно прозвучал термин «смертная казнь». Возможно, она просто считала, что женщина не способна на такую садистскую игру со страхом, хотя порой говорила себе, что, возможно, цепляется за давно устаревшее распределение ролей, которого и без того никогда не существовало.

«Собственно, не важно, – подумала Клара, когда шла по садовой дорожке и проклинала свое усиленное сердцебиение, которое неминуемо появлялось у нее в такие моменты, – не важно, кто устроил эти подлости. Письма отвратительны и ужасны, но в последние две недели они не приходили, и мне теперь незачем расстраиваться по этому поводу».

Тем не менее рука ее дрожала, когда она открыла ключом почтовый ящик. В нем лежали один журнал и несколько писем, и раньше она обрадовалась бы им и начала бы размышлять, кто же ей написал. Теперь же Клара стала настолько нервной, что не могла испытывать ничего, кроме страха и пришибленности. Она даже предпочла бы, чтобы почтовый ящик вообще был пустым.

«Это действительно абсурд», – подумала женщина.

Просмотрев почту, она убедилась, что от него письма не было. Его стиль Клара к тому времени уже знала, так что сразу вычислила бы его письмо. Конверт с хорошо знакомой наклейкой, на которой было бы напечатано ее имя: «Госпоже Кларе Вейлер». А затем – ее адрес.

Сегодня письма от него не было. Пришел счет за телефон. Письмо от ее сестры, находящейся в отпуске на Майорке. Приглашение к участию в конкурсе и открытка с Мальдивов.

«Кто же у нас сейчас на Мальдивах?» – спросила себя Клара, отметив, что ее сердце вернулось в нормальный ритм, а ослабевшие ноги вновь приобрели стабильность.

Она пошла обратно к дому, пробежав глазами открытку.

Агнета. Она помнила Агнету. Много лет назад они работали вместе. Милая, белокурая, очень естественно себя ведущая шведка, Агнета вышла замуж за очень состоятельного мужчину – он был членом правления крупной цепи универмагов, если Клара не ошибалась, – так что путешествия в дальние страны, видимо, не были для нее редкостью. Она, конечно же, жила в шикарном районе Мюнхена Грюнвальд и, видимо, постоянно летала по всему свету.

«Здесь великолепно, – писала Агнета, – бесконечное солнце, темно-синее море, темно-синее небо, светлый, теплый песок… Я сейчас учусь дайвингу! При этом у меня такое ощущение, словно я могу от всего скрыться. Я была на грани нервного срыва, пережила в последнее время неприятные события. Расскажу тебе, когда вернусь, – хотела бы знать, что ты думаешь по этому поводу. А до тех пор – всего доброго. Агнета».

Сердцебиение опять усилилось. Клара остановилась.

Что она имела в виду?

Они не виделись уже примерно три года. Кроме того, никогда и не были близкими подругами. Просто коллегами, которые нашли общий язык и симпатизировали друг другу, не более того. Помимо служебных вопросов, никогда ничего не обсуждали и редко говорили о личном. Клара была на свадьбе Агнеты с тем богатым типом и в порядке ответного жеста пригласила ее полгода спустя на свою свадьбу с Бертом. Да, и еще она посылала Агнете в прошлом году сообщение о рождении Мари, поэтому бывшая коллега и знала ее адрес. Но еще никогда она не присылала Кларе открытки с видом места своего отдыха, не говоря уже о том, чтобы делиться с ней проблемами, по поводу которых хотела бы услышать ее мнение.

Все это не увязывалось одно с другим. У Агнеты был свой круг друзей, у Клары – свой. Тогда почему?..

Если только…

Вейлер вновь посмотрела на открытку, которая слегка дрожала в ее руках. Агнета писала не просто о какой-то проблеме, а о «неприятных событиях в последнее время». И о том, что у нее «совсем расшатались нервы».