Он явно пытался сменить тему, но я пропустила его вопрос мимо ушей.

– Почему ты не сказал, что тоже здесь учишься?

Сунув руки в карманы, он пожал плечами.

– Как-то само собой получилось. Я не ожидал, что наши пути пересекутся еще и здесь, поэтому и промолчал сначала.

– Да, я понимаю, Уэс… – Архив учит нас делить жизнь на части и никогда их не смешивать, хранить все в секрете. – Но потом, позже? – спросила я шепотом. – Все из-за того, что случилось в саду?

– Нет, – ответил он твердо. – Это тут ни при чем.

– Тогда почему? – вскинулась я. – Последние несколько недель ты читал мне книги, которые сам прочел в прошлом году. Ты видел, как я нервничала по поводу перевода в эту школу и ни слова мне не сказал.

Он усмехнулся.

– Ты бы поверила, если бы я сказал, что просто хотел удивить тебя?

Я смерила его тяжелым долгим взглядом.

– Если так, то тебе это удалось. Хотя мне трудно поверить, что ты лгал мне столько времени лишь затем, чтобы увидеть выражение моего лица.

– Я не лгал, – возразил он резко. – Ты никогда не спрашивала, где я учусь.

Его слова меня будто ударили. Я и в самом деле об этом не спрашивала, он прав. По виду Уэсли всегда казалось, что он не очень-то расположен рассказывать о себе. Не то чтобы мне не хотелось стать частью его жизни, просто я привыкла, что он – часть моей жизни.

– Я решил, – продолжил Уэс, – что если ты спросишь, я скажу правду. Но ты не спрашивала. У тебя сложилось свое представление обо мне, а я не стал его разрушать.

– Почему?

Он провел рукой по волосам. Так непривычно было видеть, как его черные, не уложенные гелем волосы струились сквозь пальцы. Мне вдруг захотелось самой почувствовать их мягкость, но я сдержала порыв.

– Не знаю, – ответил он. – Может, боялся, что если ты узнаешь, где я учусь, то станешь по-другому ко мне относиться.

– С какой стати я стала бы судить тебя за то, что ты учишься в Гайд Скул? – спросила я, показывая на собственную форму. – Вообще-то я тоже здесь учусь.

– Да, но тебе все это не нравится… – взвился он и тут же оборвал себя на полуслове. – Ты даже не знала еще, что это за школа, но уже ее ненавидела. Дни напролет ты высмеивала ее, либо твердила, как боишься сюда идти…

Я поморщилась, с досадой вспомнив, как, изображая великосветский акцент, прочитала ему вслух несколько фраз из буклета.

– Но я здесь вырос. Не я выбрал эту школу, от меня ничего не зависело, но это моя школа. И я боялся, что ты осудишь меня, если узнаешь. – У него вырвался нервный смешок. Он посмотрел на тропинку и добавил: – Вот так-то, Мак. Мене важно, что ты обо мне думаешь.

Я почувствовала, как жаркая волна прилила к моему лицу.

– Но мне очень жаль, – добавил он. – Я знал, что ты нервничала из-за новой школы, и мог бы развеять твои опасения, но не сделал этого. Я должен был сказать тебе.

Да, должен был. Но я вспомнила, как поначалу сама скрывала от Уэса правду, по привычке или из страха, и как мои недомолвки едва не стоили ему жизни. Вспомнила, как Архив стер его воспоминания, и мне самой пришлось рассказать ему о том, что произошло. Мой гнев постепенно стих.

– Выходит, твой другой облик – это студент элитной частной школы? – усмехнулась я. – Больше ничего не хочешь мне рассказать?

На его лице проступило явное облегчение – буря миновала. Однако шпильку он не пропустил, но сумел перевести все в шутку.

– Я всей душой ненавижу баклажаны.

– Серьезно? – удивилась я.

– Абсолютно, – подтвердил он. – Но я терпеть не могу объяснять, что мне просто не нравится их название – в детстве я вообще думал, что это растение с яйцами, так что я просто говорю, что у меня на них аллергия[1].

Я засмеялась. Его улыбка стала шире, глаза загорелись, и я увидела, что мой Уэсли вернулся. Его глаза не были подведены черным, но он как раньше отпускал шуточки и криво улыбался. Мы снова пошли по дорожке.

– Я рада, что ты здесь, – сказала я тихо, и он, похоже, не услышал. Я не стала повторять и уже громче спросила. – Куда мы идем?

Он оглянулся, приподняв бровь.

– Увожу тебя с пути истинного.

Мы прошли по дорожке, обсаженной деревьями, и оказались у квадратного каменного возвышения с колоннами по углам. Оно поднималось над землей на несколько футов, в самом его центре возвышалась статуя человека в плаще с капюшоном. Я заметила там трех студентов.

– Это единственная скульптура человека во всем кампусе, – сообщил Уэсли. – Скорее всего, это святой Франциск, покровитель животных. Правда все называют его Алхимиком.

Я понимала почему – каменное изваяние больше напоминало колдуна, чем монаха. Облаченный в мантию, он стоял, низко склонив голову и вытянув руки перед собой, ладонями вверх. Казалось, что он бормочет заклинания. Правда, таинственную атмосферу слегка портила коробка с пиццей, которую кто-то поставил ему на руки. Уэсли указал на возвышение:

– Тут у нас нечто вроде нашей беседки.

Студенты оглянулись на его голос. С одним из них мы уже были знакомы. Кэш сидел на ступеньках, вытянув ноги.

– Маккензи Бишоп, – воскликнул он, когда мы поднялись наверх. – Теперь я понимаю, какую допустил ошибку, но этого больше не повторится. Никогда больше я не назову тебя милой дамой.

Уэсли слегка нахмурился.

– Вы знакомы?

– Я пытался помочь ей, – пояснил Кэш, – но оказалось, она в моей помощи не нуждается.

Уэсли подмигнул мне.

– Думаю, Мак, сама может о себе позаботиться.

Улыбка Кэша получилась на удивление напряженной.

– Ты как-то слишком дружелюбно относишься к девушке, которая только что надрала тебе зад. Я так понимаю, вы знакомы?

– Этим летом мы часто виделись, – ответил Уэс. – Пока вы с Саф плавали… где? В Испании? Португалии? Никак не могу запомнить, где отдыхают Грэмы.

Я заметила, что, общаясь с другими, Уэсли виртуозно переводит разговор на них самих, избегая говорить о себе.

– Не надо завидовать, – сказал Кэш, – мы ведь звали тебя с нами.

Уэсли неопределенно хмыкнул.

– Не люблю я все эти плавающие посудины, – заявил он и взял кусок пиццы из коробки, стоявшей на вытянутых руках статуи. Затем кивнул мне, приглашая присоединиться к угощению.

– «Святая Мария», – гордо произнес Кэш, – не какая-то там плавающая посудина.

– Ах, извините, – Уэс поддразнил его, подхватив тот же важный тон, – Не люблю яхты.

Я не совсем понимала, шутят они или нет.

– Смотрю, вы снова начали издеваться над нашим бедным Алхимиком, – добавил Уэс, ткнув куском пиццы в сторону статуи.

– Радуйся, что Сафия не украсила его стразами, – раздался женский голос, и я перевела взгляд на двух студентов, расположившихся на ступенях. Третьекурсник сидел, скрестив ноги, а рядом, положив голову ему на колени, примостилась рыжеволосая девушка с четвертого курса.

– Точно, – подхватил Кэш.

Девушка приподнялась на локте и посмотрела на меня.

– Кэш, ты привел кого-то левого, – заметила она, улыбаясь.

– Она не левая, Эмбер, – вмешался парень, чьи колени она использовала как подушку. – Она с третьего курса.

Затем он взглянул на меня, и у меня екнуло сердце. На его форме были серебряные нашивки, но на вид ему было никак не больше пятнадцати. Он был невысокий и худощавый, с темными вьющимися волосами, в очках в черной роговой оправе. Все это, да еще каракули на тыльной стороне его ладони, до боли напомнило мне Бена. Если бы мой брат остался жив, если бы он отпраздновал еще пять дней рождения, то, скорее всего, выглядел бы именно так. Третьекурсник отвел взгляд, и я моргнула. Его сходство с Беном, поразившее меня в первое мгновение, теперь почти исчезло. И все же меня охватила дрожь. Я поднялась по ступеням и встала рядом с Уэсли. Он поднял содовую, стоявшую у ног Алхимика, и указал на ребят.

– С Касиусом ты уже знакома, – начал он.