— Не трогай меня! — взорвался Габриэль, вырываясь так, словно на него как минимум маньяк напал и слезы полились с новой силой. — Я отвратителен! Не смей ко мне прикасаться! — с тихим всхлипом его истерика перешла в рыдание. В конце концов нервы он себе расшатал из-за чего произошел срыв.

— Тише-тише, — Винсент крепко держал любимого в своих объятиях, — я не сержусь, что ты обознался. Спьяну и не такое может в голову прийти. Тише, — ладонь погладила по макушке. — Все хорошо.

Тихий ласковый шепот, крепкие объятья и нежные прикосновения, лишь заставляли сильнее рыдать, и цепляться за альфу мертвой хваткой. Но со слезами уходил весь негатив. Винсент продолжал что-то шептать и гладить, и омега в его руках постепенно утихал, перестал дрожать и только тихо швыркал носом.

— Перемудрил я с угрозами, — тихо рассмеялся альфа, целуя висок омеги. — Все хорошо, любовь моя.

— Вот именно поэтому… я не люблю пить. Алкоголь дает трещину во всех границах и ты уже не понимаешь, где правильно, а где нет, эта черта стерта…

— Не убивай себя, — ласково улыбнулся Винсент. — Ты ни в чем не виноват. Однако, теперь в том клубе никого похожего на меня не будет, — хмыкнул альфа, целуя омегу в лоб.

— Что ты сделал? — с опаской спросил Габриэль, поднимая зареванные глаза.

— Ничего криминально, в этот раз, — довольно расплылся в улыбке Винсент.

— Лишил людей работы?

— А нечего занятым альфам трясти причиндалами перед занятыми омегами, — хмыкнул альфа.

В конце концов они извинились перед хозяином дома, что уже как почти полчаса перестал смеяться, обеспокоенно глядя на омегу (тоже не думал, что все обернется такой сильной истерикой). Винсент пообещал установить новую дверь на следующий же день. На этом и разошлись. До дома добирались в молчании. Габриэль сидел тише воды ниже травы, держа взгляд исключительно на своих коленях и не поднимая голову. Пусть он и успокоился, но все равно выкинуть вчерашний чертов день из памяти не мог. И от этого становилось тошно. Он ведь еще и промолчал. Не рассказал ничего Винсенту. Тот узнал от совершенно других лиц.

В квартиру они так же вошли молча, однако, когда оба разделись, Винсент не дал Габриэлю уйти далеко, обнимая со спины и утыкаясь лбом в плечо омеге.

— Как ты себя чувствуешь?

— Отвратительно, — признался омега, накрыв руки любимого, что он сцепил замком на животе, своими ладонями.

— Ты же ничего не совершил, — ласково прошептал Винсент, целуя метку на шее.

— Да, а такое чувство, что изменил.

— Если бы ты мне изменил, на тебе бы был чужой запах, — усмехнулся Винсент. — И я безоговорочно верю, что ты не хотел ни на кого засматриваться. А тот альфа… Ты просто скучал по мне. В какой-то степени это льстит.

Это было последней каплей. Не оставалось больше сил это слушать, каждый раз напоминая сильнее о совершенной ошибке. Габриэль развернулся в руках альфы, обнял за шею и впился в его губы, как никогда на свете желая забыться в любимом человеке.

Винсент ответил с не меньшей страстью, крепко прижимая к себе тело любимого омеги за талию. Ладони залезли под кофту, поглаживая обнаженную спину. Винсент любил своего омегу. И то, что он в других альфах видел именно Винсента, грело ревностное сознание. Омега думает только о нем. Что еще можно желать?

Не разрывая поцелуя, Габриэль стал отходить назад, и так они добрались, не глядя, до первой попавшейся мебели. Это оказалось небольшое кресло, на которое Винсент сел сам, устраивая омегу, все еще не разрывая крышесносного поцелуя, на колени лицом к себе.

— Не оставляй меня, Винсент… — разорвав поцелуй, Габриэль уткнулся в его лоб своим, готовый вновь полить слезы. Его опять начинало трясти.

Кто бы знал, как он боялся остаться снова один, проснуться однажды в холодной постели, зная, что больше не увидит любимого. Не увидит его улыбку, не услышит его голоса. От этого почти физически становилось больно.

— Никогда не оставлю, — альфа с улыбкой перехватил руку омеги, на пальчике которой тот все еще носил серебряное колечко, — я ведь уже сделал тебе неофициальное предложение.

И вместо лишних сейчас слов, Габриэль вновь припал к губам любимого, и свободная его ладошка стала гладить шею и забираться под рубашку. Руки альфы повторяли движения омеги, тоже забирались под одежду, норовя избавиться от нее как можно скорее.

Винсент сходил с ума. Так хотел быть ближе к любимому. И он будет. И омега первым отстранился, чувствуя желание альфы, стянул с себя верх, а следом за ней полетела резинка. Он наконец распустил волосы и те красивым водопадом спустились по спине и плечам.

— Ты прекрасен, — завороженно проговорил альфа, ладонями очерчивая контуры фигуры. Он никогда не устанет говорить, что его омега самый замечательный.

— Я весь твой, — обхватив ладошками лицо альфы, он нежно касался его губ в быстрых поцелуях, постепенно переходя на щеки, подбородок, нос, лоб и под конец снова губы.

— А я твой, — сквозь тихий смех ответил альфа, прижимая любимого к себе сильнее, словно желая так стать с ним единым целым.

И их затянувшаяся прелюдия в конце концов перевалилась в дикую страсть. Как и хотел, Габриэль смог забыться. Так сильно, что не мог бы вспомнить, какой сегодня день, какое число и какой месяц. Отдавался сполна, и получал столько же. Под конец, чувствуя как внутри вновь разливается горячая сперма, он не сдержал гортанного стона. В тот момент так сильно захотелось остаться на месте, позволить совершиться сцепке, стать едиными до самого конца. Но Винсент, ухватившись за единственную крупицу рассудка, успел покинуть тело любимого, уже чувствуя, как стал набухать узел. Это получилось немного болезненно для обоих, но это лучше, чем ранняя беременность. Винсент не смел ставить инстинкты выше разума.

А затем они, не сговариваясь, направились в душ. На обоих почти не было одежды, скинуть остатки — дело плевое, а под теплым напором воды и объятьями любимой пары, можно плыть в нирване, не думая ни о чем.

— И все-таки, — Винсент ласково массировал плечики омеги, — небольшое представление стоило такого дикого секса.

— Вот черт, — страдальчески простонал Габриэль, только сейчас вспомнив одну важную вещь. — Неделя воздержания.

— Мы с тобой квиты, — широко заулыбался альфа, прижимая обнаженного омегу к себе, и все еще стоя под теплыми струями воды.

В живот недвусмысленно так стала упираться постепенно возбуждающаяся плоть. Да и чего греха таить, у самого омеги гормоны начинали брать вверх. Под водой, прижимаясь к голому альфе, с его ласками — только у импотента не встанет.

— Я смотрю кто-то не против продолжения?

— Могу тот же вопрос задать тебе, — усмехнулся Винсент. Секунда и омега оказался прижат к плитке лицом. — Я ведь обещал два дня не выпускать тебя из постели. Получите и распишитесь.

Губы заскользили от затылка, к шее, вниз по позвоночнику. Холодная плитка, теплая вода и горячие поцелуи создавали обалденный контраст. Краем сознания Габриэль стал понимать, что сейчас может сделать любимый. Сущность взрывалась от восторга и заставляла раздвинуть ножки еще немного и выпятить попку. И Винсент не упустил возможности слегка прикусить упругую половинку. Ладони дали доступ к самому сокровенному местечку омеги. Язык прошелся по ложбинке несколько раз, не проникая внутрь, как бы дразня любимую пару от таких ласк.

Держать в себе рвущееся стоны просто невозможно. Эти несравненные ни с чем ощущения! Последний раз были во время течки. Габриэль тогда готов был сойти с ума от того, что творил с ним альфа. И сейчас это чувствовалось не менее остро. Он царапал плитку, кусал губы и едва мог нормально стоять, когда колени начали дрожать.

Язык альфы перестал дразнить, проникая внутрь жаркого тела омеги.

— Ты сладкий, — всего на мгновение оторвался альфа, издав тихий смешок и вновь проникая в тело пары. И довел одними этими грязными ласками.

Прижавшись вновь щекой к плитке, Габриэль позорно кончил, когда ощутил язык альфы чуть глубже в себе. И с финалом ноги перестали его держать, он стал сползать по кафельной стеночке.