— И чем же ты его радуешь? — Женщина достала из духовки пирог, ставя его на стол и вручая нож омеге.

— Мне все перечислить? — усмехнулся Габриэль.

— Да, — невозмутимо ответила женщина. — И нескромный вопрос, какой Винсент у тебя по счету?

— Так как он не сильно любит сладкое, то в основном выбирается нейтралитет: пироги самое оптимальное. Иногда кексы и печенья. Но больше всего любит блюда в духовке: запеканка, лазанья, пирожки. А что касается Вашего вопроса, — Габриэль немного смутился, разрезая пирог. — Он первый во всех смыслах.

— Винсент всегда любил выпечку, — Френсис улыбнулась, впервые по-настоящему, замечая смущение на лице парня. Брату достался нежный цветочек. — Попробуй ему приготовить мясной пирог из третьей книги. Проглотит с руками.

— Мясо — его страсть, — тихо засмеялся Габриэль и малыш, почувствовав веселое настроение, привлек к себе внимание громкими криками. Дрыгал ножками, махал ручками, да улыбался, показывая уже два зубика.

— На то он и альфа, — Френсис дала сыну печенье.

— А какой он был в детстве? — рискнул спросить Габриэль. Уж очень интересно было услышать версию старшей сестры.

— Маленькая ракета. Его было невозможно удержать на одном месте.

— Как и всех детей. А если конкретнее?

— Что ты хочешь узнать? — Френсис поставила на стол две чашки чая с лимоном.

— Каким он был? Многое ли изменилось в его характере? Что осталось? Что любил? Чего добивался? Хочу услышать от лица того, кто всегда о нем заботился — какое у него было детство?

Френсис села за стол, задумчиво оглядывая омегу.

— Он был и остается довольно активным. Никакой серьезности. Он почти не изменился, за исключением серьезности в некоторых поступках. Очень любил активные игры, до сих пор играет в бильярд и боулинг. Ни разу, как мне известно не проиграл. Участвовал в соревнованиях. Занимался конным спортом. Учил языки. Мы с родителями старались направить его активность в нужное русло. На отлично закончил Академию для золотой молодежи. Был перфектом одного из направлений. Отвечал за культурный досуг школьников. Учился в Оксфорде. Закончил так же с отличием.

Словно автобиографию с учебника зачитывали. Габриэль внимательно слушал, и все-таки обидно было, что не чувствуется от рассказа эмоции. Содержание поверхностное.

— А чего он сам хотел достичь в жизни? Какие мечты?

— Этим он не делился, — нахмурилась Френсис.

— Даже в детстве не делился? — в неверии переспросил омега. — Трудно такое представить. Любой ребенок делится своим мнением и рассказывает о том, чего хочет и о чем мечтает.

— Нет, — Френсис качнула головой, — он всегда твердил: «я сам, и вы узнаете потом».

Больше Габриэль не затрагивал детство своей пары. Рассказ беты велся слишком односторонне. Не чувствовалось как таковой поддержки и чего-то личного. Или Винсент в самом деле скрывал все самое сокровенное даже от сестры, или она просто не хотела много рассказывать, по сути его незнакомому омеге. В таком случае Габриэль все будет узнавать сам. Есть еще два человека, у которых можно выяснить о Винсенте от и до. Марк и Дитрих — на любой выбор.

— Что-то Винсент опять спит долго, — недовольно проворчала женщина. — Алексис уехал на работу, а твоя пара совсем беспардонно отсыпает похмелье.

— Пусть отдыхает, пока есть возможность. Скоро он вновь начнет пропадать до ночи.

— Я слышала, что он вкладывал энную сумму в приют, — Френсис взяла сына на руки, кивком головы показывая Габриэлю в сторону гостиной. — Это не в твой случаем?

— Мой.

Тот послушался и уже вскоре они расселись по местам. Как бы сильно не хотелось взять малютку на руки, Габриэль просто наблюдал за ним и матерью, не в силах сдержать улыбку. Слишком сильно в нем со вчерашнего дня играет «материнский» инстинкт.

— Что ж, умный ход, — Френсис отпустила малыша в игровую зону. — Благотворительность влияет на уровень налогов. По крайней мере эту причину озвучивали по новостям. Ты уже знаком с нашим дядей Танако? Его Винсент просил стать директором этого приюта.

— Познакомил при первой же возможности, — кивнул Габриэль. — Он — хороший человек. Дети теперь смогут наслаждаться жизнью, а не существовать в тесных рамках.

— Нет ничего плохого в рамках, — хмыкнула Френсис, — хотя я поняла о каких рамках говоришь ты. Здесь не могу ничего сказать, я не жила в приютах. Только в интернат для благородных дам уезжала по обмену на год.

— Но жили Вы в хороших условиях?

— В комнате по четыре человека, книжная полка и шкаф, — припоминала Френсис, — нас учили жить, умело расходуя средства, преобразовывая грубое пространство, в котором обычно живут холостяки, в уютное гнездо. К этому добавлялись уроки этикета, языков, спортивной гимнастики, на ней же нас учили держать ровную осанку. Этот интернат учил нас обживать мир, словно нас завтра позовут на проверку к королеве.

Габриэль в корень изменил свое мнение. Ему не много было известно, однако по словам женщины их проживание оказалось чуть лучше жизни в приюте. Если не учитывать издевательств и ужасных условий проживания. Ведь они говорили о рамках.

— Сколько на тот момент Вам было лет?

— Шестнадцать. — На втором этаже послышалось копошение. — А вот и непутевый альфа оторвался от подушки.

Френсис обратила полностью свое внимание, видимо считая, что на этом пока достаточно разговоров, а Габриэль с улыбкой поприветствовал появившегося в дверях будущего супруга.

— С добрым утром.

— С добрым, — альфа широко улыбнулся, — сестренка, чем можно перекусить?

— Я не доверю тебе свою кухню, — женщина поднялась с дивана. — Габриэль, присмотри за Эдвардом.

Френсис развернула брата и подтолкнула к кухне. Омега издал тихий смешок, наблюдая за семейной мини-сценкой. Со стороны Винсент вновь кажется большим ребенком, а Френсис, привыкшая к роли заботливой, но строгой сестренке, указывала, что и как делать.

Эдвард с удовольствием был посажен на колени. Габриэль осторожно прижимал его к груди, беря маленькие ручки в свои и играясь с ними: то вместе дугу нарисуют, то просто подрыгают, а то начнут сгибать ручки в локтях.

Френсис, заглянувшая посмотреть как дела у Габриэля, осталась довольна, что ребенок весел и тянется к омеге. Дети ведь чувствуют плохих людей.

Винсент спокойно позавтракал омлетом с помидорами и беконом, который приготовила сестра для него. А потом, выслушав, какой он непутевый, ушел в комнату к любимому. И там замер. В сердце приятно защемило от нежности, когда он увидел любимого с ребенком. Была бы его воля, прямо сегодня бы сцепился с омегой, но, увы, пока не время.

— Кто у нас хороший? Не капризничает и слушается? — весело спрашивал Габриэль, забавно корча рожицы, и малыш, что стоял теперь на его коленях, придерживаемый руками, смеялся и тянулся ручками вперед, то мазнув по щеке, то за нос подергав. Но больше всего он тянулся к волосам.

— Укх… Га!..

— Да, — со смешком подтвердил омега, осторожно прикусив кулачок, так близко находящийся к лицу.

— А я вот был капризным ребенком, — подал голос альфа, с улыбкой оперевшись на косяк двери и сложив руки на груди.

Габриэль ловко пересадил малыша обратно на колени и осторожно положил подбородок на светленькую макушку.

— Внимания добивался?

— Понятия не имею, — Винсент присел рядом, протягивая племяннику руку, тот ее с радостью схватил, укусив. — Я очень много, как мне говорили родители, разбрасывался едой. Не любил кашу, зато обожал и до сих пор обожаю яблоки тертые.

— С сахаром? — тут же поинтересовался омега и из-за дерганья малыша уткнулся тому носом в волосы. Приятный детский запах успокаивал и вызывал желание оберегать и заботиться. Точно вновь заиграли родительские чувства.

— Это единственное, на что я не жалею белых кристаликов, — Винсент состроил веселую мордашку, из-за чего Эдвард засмеялся.

Габриэль же, не силясь улавливать смысл сказанного, прикрыл глаза и вдохнул запах глубже. И в этот момент ему так сильно захотелось иметь собственного ребенка… Чтобы так же прижимать к себе, слышать, как бьется крохотное сердечко и затапливать его в своей любви и заботе.