- Саммерс, скажи, что это ты вырубил свет, а? – со смешком прошептала Никки, юркнув в ближайший угол. Со всей этой суматохой и экстренным усыплением Оливера, Николь даже не экипировалась, как следует: линзы с тепловизором и функцией ночного видения она оставила в центре управления. Еще один косяк: сегодня явно был «ее день».

Обратившись в слух, Николь начала медленно продвигаться вдоль стены: ее глаза потихоньку адаптировались и цеплялись за очертания наиболее крупных предметов. Провода перестали искрить, но вот вода (или кровь?) продолжала капать, служа прекрасным прикрытием для шагов врага: Маска с равным успехом мог быть на другом конце базы или же у Николь за спиной. Да уж, очки бы ей пригодились. Или пистолет. Черт! Даже мертвый этот упырь Пол умудрялся портить ей жизнь: и почему ее так впечатлило его самоубийство??? Или…. Секундочку! Или это было не самоубийство? Николь остановилась и зажмурилась от резкой боли, вспыхнувшей в висках: стоило девушке сосредоточиться на своем видении, как в ее голове просыпался «дятел» и начинал изо всех сил долбить ее многострадальную черепушку. И чем усерднее Николь цеплялась на детали, тем ослепительнее была боль – сейчас явно было не самое подходящее время для подобных вещей! Сейчас, когда рядом рыскал маньяк с телепатическими способностями, ей, вообще, не стоило думать: Малик постоянно говорил, что ее мысли слишком громкие, что они выдают ее, так что Николь должна была выкинуть Пола из головы и…

- П-пол? – ошеломленно выдохнула Николь. Да, кажется, так звали того блондинистого упыря из ее видений. Пол. Пол Братт. Но откуда она знала это? Кто он такой?

«…не шучу. Говорят, у них даже толчки из золота… Ну, не везде, конечно, но парочка точно есть…»

Танцы. Смех. Музыка. Праздник.

Люди, много людей: нарядные, веселые, они кружатся по мраморному полу; улыбаются, пьют вино. Дорогое вино, красное…. Дядя всегда любил красное вино. В его погребе нет ни одной бутылки белого вина, только красное. Красное, как кровь….

Кровь, очень много крови. Он выстрелил. Он приставил пистолет к виску и спустил курок. Упал.

Он плакал.

«…Он самый настоящий демон, рыбка… и он здесь…..Я чувствую его….Он всегда здесь, от него не скрыться… Ты…ты не з-знаешь, каково это…ты…ты…»

Он боялся. Он был омерзителен, но и жалок. Он был так напуган. И убил себя. Но… Он был не один. Есть еще кто-то. Там есть еще кто-то, и он смотрит, наблюдает, ждет… Ему нравится это. Он демон. Он….

- Г-господ-ди, – простонала Николь, баюкая свою голову, и рухнула на колени. Их тут же пронзила острая боль, но она не шла ни в какое сравнение с той, что разрывала череп девушки на части. – Нет, нет, нет, только не сейчас… пожалуйста, т-только не с-сейчас….

Она закричала. Завопила во всю мощь своих легких, забыв обо всем на свете. Казалось, будто тысячи кинжалов разом вонзились ей в голову и теперь ввинчивались все глубже и глубже. Терзали, кромсали все на своем пути и не думали останавливаться. Видений не было. Ни картинок, ни голосов, ни теней – только боль, боль и больше ничего. Николь ничего не видела, и дело было даже не в том, что отключили свет; Николь ничего не слышала, и вовсе не оттого, что вода с пола заливалась ей в уши. Она просто… Она умирала. Каждая клеточка ее тела разрывалась на части, снова и снова, снова и снова…

Дышать, нужно дышать.

- Николь!

Приятный голос. Неужели среди этого ада нашлось место для чего-то приятного?? Видимо, дела совсем плохи, раз уж мне дали поблажку… Все очень и очень плохо.

- Николь!

Говори еще. Не молчи. Пожалуйста! Не знаю почему, но твой голос кажется мне знакомым. Я уже слышала его раньше... Может, и в прошлый раз, когда я умирала, ты говорил со мной? Может, поэтому мне так нравится слушать тебя?

- Забудь! Забудь все, отпусти, ты слышишь меня?!

Конечно, слышу. Легко сказать – «отпусти»… Оно само не хочет отпускать, и, порой, мне кажется, что мое прошлое не отпустит меня никогда. Но знаешь, что? Я тоже не хочу отпускать его…

- Не думай! Хватит думать, черт возьми! Не зацикливайся на видениях – это убьет тебя!

Я боялась, что больше не услышу тебя.

- Николь, скажи мне, где ты?!

Это ведь конец, да? Ну и ладно, мне уже не страшно. Больше нет.

- Где ты, Николь?!

Я ждала тебя, Зомби. Я знала, что ты придешь.

- Вот ты где! – неестественно веселый голос Риверса в одно мгновенье разрушил ту сказочную иллюзию, которой с таким упоением предавалась Николь. Безжалостно, жестоко, Маска выдернул девушку из прохладных вод беспамятства, чтобы низвергнуть ее в жар преисподней под названием «реальность». И потому ненависти сильнее той, которую испытала Никки в этот момент, наверное, не испытывал никто и никогда. Если бы не чудовищная всеобъемлющая слабость, Николь попыталась бы убить Риверса. Активировать наруч, всадить Маске в шею какой-нибудь осколок или же просто душить его, пока он не посинеет – все равно, лишь бы он испытал ту же боль, что и она после пробуждения.

- Н-не-н-навижу, – еле слышно выдавила девушка, не в силах даже приоткрыть глаза. Она чувствовала себя так, словно только что шмякнулась с небоскреба на сырой асфальт. Ее одежда промокла до нитки, кости ломило, голова раскалывалась. Каждое слово стоило ей невероятных усилий, потому что ее горло кололо, а легкие будто бы сводило судорогой при каждом вдохе. – Я…я б-была счастлива, сукин ты сын, – Николь почувствовала, как ее подняли на руки, но ничего не смогла сделать: сил не было даже на то, чтобы поднять веки. – З-зачем ты заговорил со мной? П..почему не дал ум-мереть?- голова девушки начала тяжелеть: кажется, Маска перекинул ее через плечо, точно мешок картошки, и теперь, видимо, нес на огород – закапывать.

- Всему свое время, – все тем же безумным голосом откликнулся Риверс. Надо же, значит, он все-таки ее слушал. – Всему свое время, Николь Кларк.

Он продолжил говорить что-то еще, но Никки не слушала: она физически была на это неспособна. Как бы она ни старалась, она не могла сосредоточиться на чем-то одном: в ее голове вдруг образовалась какая-то пустота. Ни мыслей, ни переживаний, только пустота и чувство потери – то же самое она испытывала раньше по утрам после очередного ночного кошмара. Николь вовсе не врала, когда говорила, что была счастлива: она знала, что это было так. Но теперь, свисая вниз головой и покачиваясь в такт шагам Маски, девушка никак не могла вспомнить, что именно она видела и слышала; что именно ее осчастливило; почему из ее глаз продолжали струиться слезы.

Не успела девушка, как следует, прийти в себя, как ее мир снова перевернулся с ног на голову, правда, на этот раз буквально: Риверс стащил ношу с плеча, и та тут же бахнулась на пол. Ну что ж, по крайней мере, пол был сухим, и никакие осколки не впились девушке в руки – это обнадеживало. Сделав над собой усилие, Николь все же разлепила веки, но потом тут же зажмурилась: там, куда ее притащил Риверс, с электричеством проблем не было – Николь, которая до этого работала в «режиме крота», свет казался просто ослепительным. Маска же явно не испытывал никакого дискомфорта: с неизменной маниакальной улыбкой он наклонился к Никки и отнюдь неделикатно вытащил наушник из ее уха. Затем, подмигнув в камеру наблюдения, Риверс надел наушник и уселся на ближайший стул.

- Прием, Саммерс, – не отрываясь от камеры наблюдения, пропел Маска. – Слышишь меня? Мы на пятом уровне, в столовой. Блок А3. Центральная камера. Она пока что работает.

Николь, убрав ладони от глаз, огляделась вокруг и попыталась подняться на ноги, но тут же потерпела фиаско: она не смогла встать даже на четвереньки. Без сил, девушка прислонилась к ножке ближайшего стола и закрыла глаза. Ее била мелкая дрожь. Сознание ускользало от нее, точно трепещущая рыба из рук горе-рыбака: девушка не могла даже сконцентрироваться на том, что говорил Маска. Губы Дина шевелились – он все еще разговаривал с кем-то: возможно, Оливер уже пришел в себя, а, возможно, его уже не было в живых, и база оказалась полностью захваченной врагом. Как бы там ни было, Николь была не в силах ничего сделать: как она и предполагала, Николь Кларк старого образца подвела-таки ее в самый последний момент. В решающий момент, когда человечность была, скорее, минусом, чем плюсом; когда нужно было быть машиной для убийства, а не человеком.