Девушка послушно села, с опаской наблюдая за мужчиной.

- Что ты хочешь этим сказать, Дэвид? Я имею в виду твою маму и иллюзии…

- Лишь то, что сказал, Никки, – мужчина опустился на водительское место и вставил ключ зажигания. – Но ты, видимо, расписала воссоединение с сыном по-другому, верно?

- Что-то вроде того.

- Прости, что разочаровал. Просто, видишь ли, тяжело быть любящим сыном, когда твоя собственная мать вбила себе в голову, что у нее есть еще один сын, – Дэвид, не сводя глаз с бокового зеркала, пристегнул ремень, знаком показывая девушке сделать то же самое. – Сын, которого в глаза никто не видел. И которого она всегда любила больше, чем меня. Тяжело, Никки, видеть, как твою мать забирают в психушку. И уж тем более нелегко, когда к тебе приходит соц. работник и говорит, что твоя мама предпочла лечь в клинику, лишь бы не отрекаться от своей веры. Предпочла реальному сыну воображаемого.

Он говорил это ровным, спокойным голосом, будто часами заучивал текст. Отчитывал его до тех пор, пока тот «не высох» и не стал таким же холодным, как глаза его автора. Мужчина вырулил из-за закутка, где когда-то располагалась парковка (теперь в ней не было надобности, ибо мало кто мог позволить себе пользоваться автомобилем), и выехал на трассу.

- А я ее ждал. Все это время в интернате я ждал ее. Меня дважды забирали в семью, дважды я сбегал. Я верил, что она вернется за мной. Верил, что она ответит на все мои вопросы. Верил, что я ей нужен.

- Но ты нужен…, – робко начала девушка, жалея, что вообще завела этот разговор. Она даже не могла понять, что ее пугало больше: то, что говорил Дэвид, или то, как он это говорил. Уж лучше бы он кричал, в самом деле. Его сухой, ледяной голос никак не вязался с тем, что, должно быть, мужчина переживал на самом деле. Ужасающий контраст.

- Не надо, Никки. Не стоит ее защищать. Я понимаю, тебе сложно в это поверить, ведь ты с ней провела гораздо больше времени, чем я. И при тебе она, сдается мне, редко говорила про Дэниела, так?

- Это не имеет значения, Дэвид…

- Еще как имеет, – мужчина все еще был спокоен, как удав. Он выжимал почти двести километров в час, но казался все таким же расслабленным и умиротворенным. Он пугал Николь. – Интересно, почему? Может, потому что и тебя она всегда любила больше? Любая женщина мечтает о дочке, это естественно, – поймав выражение лица девушки в зеркале, Дэвид вновь улыбнулся. – Но ты не подумай, я не злюсь на тебя, сестренка. Ты хотя бы реальна. Ее привязанность к тебе я могу понять, могу простить. Но Дэниел – это выше моих сил.

На это Николь было нечего возразить. В конце концов, в какой-то степени он был прав. Но, что самое главное, он был за рулем, так что даже если бы он порол горячку, она бы все равно ничего не сказала: не стоит кусать руку, ведущую машину со скоростью двести километров в час, как говорится.

- А знаешь, что самое смешное? Был период, когда я даже поверил в то, что у меня есть брат. Представляешь? Я начал наводить справки, поднимать записи из больниц, роддома…

- И? – девушка, не отрываясь, смотрела на спидометр, жалея о том, что осмелилась сесть в машину к почти незнакомому дяде. Это правило, которое внушают маленьким детям, определенно требовалось модифицировать: нужно не разговаривать и не ходить никуда не только с незнакомыми, но и с неуравновешенными дядями.

- И ничего, Никки. Ни-че-го. Нет и никогда не было никакого Дэниела Абрамса. И никого с именем Дэниел в тот год не рождалось. Ни здесь, ни в соседних городах. Всех мальчиков, родившихся в то время, я нашел.

Двести. Километров. В час.

- Но я искал, долго искал. Знаешь, почему? Потому что я хотел оправдать эту женщину. Объяснить ее предательство. Но ничего не получилось, и мне пришлось признать нелицеприятную правду: моя мать – сумасшедшая.

Вдруг, стрелка спидометра поползла вниз, и через пару минут машина остановилась. Выглянув в окно, Николь уперлась взглядом в знакомое серое здание и только тогда поняла, что не называла Дэвиду адреса.

- Я знал, – мужчина усмехнулся, видя замешательство девушки. – Я знал, что она здесь. Я даже к ней заходил. Хотел высказать ей все, что накопилось за последние годы. Но, знаешь, легче не стало. Это все равно, что со стенкой разговаривать.

- Но, как ты оказался в клинике? – если он уже навешал мать, то зачем он вернулся в психушку? Почему он сделал вид, что не знал про Мэриан?

- Я знал, что ты придешь, – он улыбнулся, мягко, и до боли стал похож на прежнего себя. – Хотел увидеться с тобой перед отъездом.

- Ты уезжаешь?! – о, эта переменчивая женская натура: мгновенье назад Николь только и мечтала о том, чтобы выскочить из машины и облобызать землю. Однако теперь, когда она в целости и сохранности добралась до нужного места, да еще и так быстро, ей совершенно расхотелось расставаться с другом детства. Ну, подумаешь, он самую малость нестабилен: с его-то жизнью, это было неудивительно. – Так скоро? Но ты…ты ведь только приехал, и…

- Я не нашел того, что искал, Никки, – он заглушил мотор и развернулся к Николь. – И не вижу смысла ждать. Да и я не хочу провести весь отпуск в больничной палате.

Девушка жадно вглядывалась в его лицо. Теперь, когда она знала, кто перед ней, она не могла не дивиться собственной глупости: как она могла не узнать его прежде? Те же глаза, те же волосы, те же губы, разве что плотно сжатые, а не улыбающиеся, как в детстве.

- Но почему сейчас? Я имею в виду, ты ведь уже некоторое время был в городе. Почему ты только сейчас решил с нами встретиться? И почему теперь так торопишься? – перед глазами Николь все подозрительно поплыло: да сколько можно реветь, в самом деле?!

- Я хотел сделать ей сюрприз на день рождения. Думал, так мое появление будет более эффектным. Конечно, знай я, что у нее проблемы с сердцем, – он иронично усмехнулся, – хотя нет, знай я, что оно у нее вообще есть, я бы не стал устраивать сюрпризов.

- Пожалуйста, не говори так о ней.

- Буду, Никки. Уж прости, но даже тебе она была большей матерью, чем мне. И вообще, давай закроем эту тему, – он улыбнулся. – Как там Эмбер? Все такая же скучная пай-девочка?

- Скучная или нет, но замуж вот выходит.

- Да ладно! – он и вправду выглядел удивленным. – Странно, я всегда думал, что из вас двоих ты первая упорхнешь из отчего дома, – он прищурился и опустил глаза на ее руки в поиске кольца. – Или ты уже???

- Нет, конечно! – Никки сцепила пальцы. И почему ей кажется, что она покраснела?? – Я же младшая в семье. Я не могу…

- Да брось! Мы что, в средневековье? Да и вообще, ты что, забыла, чему я тебя учил?

Николь растерянно посмотрела на него и помотала головой.

- Правила, Никки, созданы для того, чтобы их нарушать, – менторским тоном изрек мужчина и растрепал ей волосы. Потом он взглянул на часы и нахмурился. – Черт, не знал, что уже так поздно… , – Дэвид легонько постучал по рулю, устремив задумчивый взгляд куда-то вперед. Николь молча рассматривала его профиль, который вполне уместно смотрелся бы на какой-нибудь печати или монетке. Забавно: если разложить лицо Дэвида на отдельные черты, он отнюдь не был бы привлекательным. Но все вместе смотрелось так, что Никки со своими правильными чертами лица нервно курила в сторонке. Более того, она смотрелась серо и неприметно. Се ля ви**, как говорится! Мужчина же, который даже не замечал изучающего взгляда подруги и не знал, что ему уже присудили девять из десяти баллов за сексуальность, нарушил тишину. – Короче, сделаем так: дай мне свой номер. Я позвоню. Встретимся, посидим где-нибудь. Тринадцать лет, как-никак. Или больше?

Не веря собственному счастью, Николь не стала возражать, а тут же продиктовала свой телефон. Она старалась не думать о том, как легкомысленно со стороны смотрелся ее поступок: по первому требованию дать номер практически незнакомому человеку. Симпатичному незнакомому человеку. На шикарной тачке. А-а-а, к черту морализаторство: все она делала правильно!