Отложив брошюрку, прочитанную уже три раза, Николь перевернулась на спину и прикрыла глаза: они уже летели несколько часов, но внутри корабля это никак не ощущалось. С тем же успехом они могли по-прежнему стоять на аэродроме: никаких толчков, вибраций, которые обычно сопровождают полет не чувствовалось, а иллюминаторы, сквозь которые можно было бы полюбоваться космической панорамой, отсутствовали. Чем дольше Никки находилась в своей капсуле, тем сильнее ее охватывало чувство абсурдности происходящего: складывалось ощущение, что она уснула и видела самый бесполезно-наркоманский сон в своей жизни. Иногда это чувство становилось таким явным, что девушка непроизвольно поворачивала голову к панели управления своей капсулой, чтобы проверить, не включила ли она, чисто случайно, «режим сна». На «Заре» им рассказывали, что это такое: эта штука при помощи каких-то волн усыпляла человека в течение нескольких минут – приспособление весьма удобное для долгой дороги. Как в микроволновке, человек устанавливал тип сна – быстрый, глубокий, со сновидениями или без – и время, которое он должен был пребывать в царстве Морфея. Вот только Николь спать совершенно не хотелось. Паранойя, которая теперь сопровождала девушку повсюду, настойчиво шептала, что злые и страшные пришельцы только и ждали момента, пока она отключится, чтобы нанести решающий удар; и если серенький волчок ограничивался укусом за бочок, то инопланетяне, по мнению Никки, на этом не остановились бы.

Поворочавшись еще какое-то время, Николь подползла ближе к двери «соты», которая располагалась у изголовья, и начала наблюдать за тем, что происходило внизу. Ее капсула располагалась на верхних этажах, потому девушке открывался прекрасный обзор на весь пассажирский отсек. И все было бы неплохо, если бы не одно «но»: наблюдать было не за кем. Пару раз Никки видела, как студентки высовывали свои головы из капсул и принимались все фотографировать на телефоны, а потом, точно хорьки в норку, прятались обратно. Николь оставалось только догадываться, каким образом этим девушкам удалось пронести свои девайсы на борт; впрочем, эта выходка не имела смысла, потому что по прибытии на станцию их все равно обыщут.

Вдруг ленивый взгляд девушки зацепился за знакомое пятно: Воронова. Оживившись, Николь привстала на локтях, и вплотную прижалась к стеклянной дверце своей капсулы. Да, это определенно была «пиратка». С косметичкой в руках и вежливой улыбкой на лице (которую Николь видела впервые), «копия» прошествовала через весь отсек и скрылась за дверью, которая вела к уборным. Другого приглашения Никки и не потребовалось: схватив свою собственную сумочку с гигиеническими принадлежностями, она распахнула дверь (перед ее кабинкой тут же материализовался полупрозрачный трап для спуска вниз) и припустила за Вороновой.

На корабле не было разделения на мужской туалет и женский: уборная представляла собой узенький коридорчик, куда выходило около десяти раздвижных дверей со светящимся индикатором. Николь сначала растерялась, ибо она привыкла к сигнальной системе типа светофора: зеленый – свободно; красный – занято; но здесь все было иначе. Индикаторы светились либо белым, либо синим; путем нехитрых логических рассуждений Николь пришла к выходу, что синий – это «занято», ибо из всех дверей, только одна светилась данным цветом.

- Вероника? – Никки замешкалась, не зная, стоило ли стучаться или нет: дверь была очень толстой и железной и, наверняка, с полнейшей звукоизоляцией. – Вероника, нам нужно пого…

Дверь распахнулась до того, как Николь успела закончить: «пиратка» с все той же вежливой улыбкой, но злобно горящими глазами высунулась из кабинки и непривычно дружелюбным голосом пропела: – Привет! Чем могу помочь? Ой, – она внезапно подалась вперед и схватила Николь за руку, в которой та держала косметичку, – неужели я обронила их??? – Никки в недоумении уставилась на «пиратку», не понимая, чего та добивалась. – Спасибо, что принесла! Я без них, как без рук, в самом деле! Я, как ты уже поняла, Вероника, а тебя как зовут??

- А-адель, – Николь чувствовала себя олигофреном. – Пожалуйста.

- Не поможешь мне? У меня что-то с застежкой на кулоне, – Воронова надула губки, отчего Никки захотелось ей врезать: она сама никогда не прибегала к таким вещам, а значит и «пиратка» не должна была. Еще чего не хватало: сделать из Вороновой ванильную барышню! – Кажется, она запуталась в волосах и заела!! А мне сзади ничего не видно! Поможешь?? Проходи, – и она буквально впихнула Николь к себе в кабинку.

- Вероника, что ты….

- Ты совсем тупая, что ли?! – набросилась Воронова, как только дверь кабинки с характерным звуковым сигналом закрылась. – Что во фразе «мы с тобой не знакомы» непонятного, а?! Какого черта ты здесь делаешь?!

- Мне нужно с тобой пого…

- Здесь камеры повсюду, тупица! – «копия» отошла на пару шагов назад и, облокотившись о раковину, изобразила «фейспалм». – Черт, знала же, что от тебя будут одни проблемы!

Николь молча вынесла нравоучения, понимая, что действительно сплоховала: она так привыкла к тому, что на Земле даже скрытые камеры были отнюдь не скрытыми, что, не увидев никаких уродливых девайсов на корабле, расслабилась. Действительно, наитупейшая ошибка.

- Ну и? – Воронова, скрестив руки на груди, вопросительно приподняла брови. – Че тебе от меня надо?

- Поговорить, – тупо ответила «француженка»: проблема была в том, что она сама не знала, о чем.

- Я слушаю.

- Ты смотрела свое задание? – спросила Николь, чтобы спросить хоть что-то. Конечно, она знала, каким будет ответ, а потому впала в ступор, когда заговорила «копия».

- Нет. И не собираюсь, – она потянулась к своей косметичке, выудила оттуда свернутый конверт и протянула его Никки. – Если так любопытно, то держи – мне плевать, я все равно это выброшу.

- Что??? – Николь инстинктивно приняла предложенный сверток, задержавшись взглядом на содержимом косметички Вороновой: вместо кремов, косметики, зубной щетки и прочего, там были какие-то металлические инструменты, напоминающие хирургические, а так же какие-то медикаменты. – Что это? Как ты это пронесла? Зачем? Что происходит???

- Я ухожу, – «пиратка» отвернулась от остолбеневшей девушки и принялась выуживать инструменты. – И тебе, кстати, советую сделать то же самое.

- Я не..не понимаю.

- А что тут непонятного? – Воронова, закатав рукав своей пижамы, обработала небольшой участок кожи на левой руке, чуть ниже локтя, спиртом и взяла скальпель. – Видишь ли, детка, я всю жизнь ждала этого момента; сколько себя помню, я только и мечтала о том, чтобы покинуть эту злополучную базу, понимаешь? И я не профукаю свой единственный шанс обрести свободу, выполняя грязную работу за какого-то нечистого на руку солдафона, – под неверящим взглядом Николь, «копия» сделала надрез, а затем, с помощью какого-то металлического крючка, начала шарить под кожей. При этом ни один мускул на лице Вороновой не дрогнул; казалось, даже при нанесении лака на ногти она нервничала больше. Наконец, когда Николь уже была готова извергнуть из себя свой завтрак – благо, унитаз был под боком – Воронова вытащила крючок из раны и сняла с него небольшую окровавленную пластинку. Осмотрев ее со всех сторон, «пиратка» продемонстрировала ее собеседнице. – Видишь? Знаешь, что это? – Николь покачала головой, продолжая сокращать расстояние между собой и унитазом.- Это, милая моя, то, с помощью чего Крыша нас отслеживает. Вот сейчас он сидит в своем супер важном кресле, потягивает свой супер дорогой коньяк и пялится в монитор, отслеживая наши с тобой передвижения. Более того, эта штучка, – «копия», закончив демонстрацию, легко сломала передатчик пополам и бросила его в слив раковины, – передавала и состояние моего организма: пульс, температуру и прочее. Теперь, правда, уже нет. Только что ты, детка, стала свидетелем того, как Воронова Вероника Андреевна умерла. Снова. И какими бы длинными ни были у Стужева лапы, до сюда они не дотянутся. Теперь нет.

- Зачем тебе это??