Я разделяю второе мнение. Тренды меняются всегда: постапокалипсис, юные волшебники, глобальные темы вампиров… Я считаю, если ты серьезный писатель, ты должен быть вне тенденций, веяний, ты должен делать то, что должен. В то же время я не могу не сказать о том, что существуют действительно популярные тренды: вот вышли «Сумерки» Стефани Майер. В свое время просто шли на ура, подкрепленные фильмом! Тут же появились последователи, которые стали хорошо продаваться на волне популярности «Сумерек». Но скажите мне – кто задал этот тренд? Последователи или Стефани Майер? Ну а сама Стефани Майер следовала кому-то? Вероятнее всего, нет.

Вот вам и ответ на вопрос. Точно так же и с циклом Эрики Джеймс «Пятьдесят оттенков серого» – вереница последователей существует до сих пор! Да, она сама писала как последователь «Сумерек» – но сделала нечто совсем другое. То, что до нее делали многие, но с таким поворотом, которого не было больше ни у кого. И можно сколь угодно долго говорить о том, что это «не литература совсем», о низком качестве текста, о стиле – Эрика Джеймс обозначила новую проблему в литературе, и эта проблема оказалась востребована миллионами. Ей удалось угадать то, что мучило, но не было высказано, не было вербализировано сотнями миллионов женщин.

Стоит ли пытаться такие «хитовые примеры» раскладывать на кубики? Искать аналогии между «Сумерками» и теми же «Ромео и Джульеттой» – ведь и там, и там есть отсылки к теме запрещенной любви? Не стоит. Важно понять еще одну простую истину: все основные сюжеты и главные идеи можно перечислить по пальцам. Они все уже присутствуют с момента зарождения литературы. И создать новый поворот сюжета практически невозможно – так или иначе, он у кого-то да был.

Что же обусловливает новизну? Не сам сюжетный ход – ракурс в изображении. Та материальная часть, которой он наполнен, отбор жизненного материала – вот это может быть оригинально.

Приведу пример: я анализировала особенности русской литературы начиная со времен оных до сегодняшнего дня. И поняла, что в нашей русской литературе герой-любовник – персонаж неразвитый. Задумайтесь: в зарубежной литературе есть Дон Жуан. В русской литературе такого персонажа попросту нет, даже если брать в расчет Фрола Скобеева из древнерусской. На это тоже есть причины, связанные с православием, с национальным духом, с историческими факторами, социальными… Не прижился и не родился этот тип, а если и присутствовал, то не в качестве главного героя. Даже Степан Аркадьевич Облонский из «Анны Карениной» – это второстепенный герой. Мы не видим его рефлексий, а ведь сам по себе этот тип литературного героя интересен.

Однажды я поделилась своими наблюдениями с одним профессиональным автором (который, как говорится, пришел в русскую литературу не от интуиции, а от традиции). Его эта мысль невероятно заинтересовала – он попросил подарить ему идею. Даже запросил большой гонорар… но вскоре отказался. Затем я обратилась к другому писателю. Тот же итог – не получается. Одна дама все же взялась за работу – и у нее получился Печорин… Увы, но Дон Жуан на русской почве так и не возник. Хотя ситуация 2000-х годов могла способствовать появлению такого типа… Но никто так и не смог эту идею воплотить. А казалось бы – вот она, на поверхности!

Другой пример трендов в современной русской литературе: совсем недавно у нас в России была популярна медицинская тема. Да, по сути, она существовала всегда, особенно если вспомнить советскую литературу: «Сердце на ладони» – роман Ивана Шамякина о врачах-хирургах, массу других романов и мемуаров, связанных с жизнью врача… Но вот появляется Татьяна Соломатина, которая пишет цикл баек «Акушер-Ха!», – и у всех просто срывает крыши! Все понимают: какая замечательная тема! Конечно замечательная! Но почему?

Во-первых, потому что интерес к медицинской тематике в литературе всегда – всегда! – будет. Врач – это человек, который стоит на границе между жизнью и смертью. Он является звеном, которое может заглянуть туда, куда простому обывателю добраться невозможно. В вопросах жизни и смерти он знает столько, сколько не знает, наверное, никто. Его всегда любопытно слушать, всегда интересно узнавать.

Вторая причина – женская медицина. Подумайте сами: о войне написана масса литературы! А о рождении очень мало… Тема акушерки позволила говорить о том, через что прошли все.

И, наконец, третье – это одна из тех тем, которые ниже пояса. У нас по устойчивой традиции всегда было некое табу в откровенном разговоре об «этом». А тут повод хороший про «это» поговорить – потому что тема, так или иначе, связана с рождением. И вот огромное количество литературы стало издаваться на медицинскую тематику. Только ленивый не писал! Но у всякой вспышки всегда есть угасание.

И вот я подумала: развивается эстетическая медицина, и, может, женщинам будет интересно прочитать не просто о реанимации, не просто о судмедэкспертах, об акушерках и кардиологах – а об эстетических хирургах. Я снова подбросила идею одному автору, автору-врачу, очень опытному… но и это не сыграло. Сложно понять почему: то ли не хватило заряда талантливости, то ли уже спад интереса читателей был очевиден, то ли реанимировать эту идею оказалось сложно. Все непросто…

Возвращаясь к теме издания собственной книги – немаловажно также определиться и с формой произведения. Будет ли это роман, или, может быть, повесть? Как отделить одно от другого?

В данном случае важны не только количественные, но и качественные аспекты. Пушкин написал «Капитанскую дочку» и назвал это повестью из-за объема. А ведь по своей проблематике, по глубине представленных там вопросов, по глубине изображения тех исторических процессов, характеров это, безусловно, роман. Поэтому объем может и не иметь значения. Вот сейчас у нас в «Эксмо» писатель Дина Ильинична Рубина издала новинку объемом 11 авторских листов. Некоторые романы выходят и по 7 авторских листов, но она настаивает, что это – не роман, а повесть. Понятно, почему повесть – камерное содержание. Там нет каких-то глобальных, эпических картин, разветвленных сюжетных линий. Лишь судьба одной женщины и людей, которые с ней связаны. Именно поэтому не объем определяет, а масса других качественных параметров.

Однако автору не обязательно самому решать, с какой формой работать. Он может и заблуждаться – не все же профессионалы в области литературы! Ему кажется, что он написал роман. А в издательстве говорят – все хорошо, только давайте мы ваш роман переделаем в новеллу. Там сократите, там уберите… А некоторые и вовсе признаются: «Мне нужно, чтобы это был роман, и поэтому я сюда массу лирических отступлений написал, чтобы заполнить пространство». В итоге такие авторы оказывают себе медвежью услугу…

Итак, допустим, что с темой, проблемой и формой вы уже определились. Теперь перед вами встает вопрос иного рода:

С чего начать?

Советов можно дать несколько. Я бы, например, спросила:

А что именно ты хочешь сказать в своей книге? На какой важный для всех вопрос ответить?

Потом бы, наверное, задала второй вопрос:

А почему ты думаешь, что ответы на этот вопрос до тебя никто не давал?

И если на второй вопрос тоже есть аргументированный ответ, можно прорабатывать диалог дальше. Во всяком случае, человек задумается, насколько он будет оригинален в своей идее. Мне все время говорят авторы: «Вы так хорошо рассказываете, вам бы самой писать». А я объясняю, что писать умею и, наверное, смогла бы что-то сделать, но у меня нет потребности о чем-то рассказать. Не потому, что я умаляю свои мыслительные или душевные способности – многое до меня уже было сказано так прекрасно, что теперь это придется уже повторять. И я не уверена, что скажу это лучше. Но если меня вдруг что-то потрясет, я действительно буду готова об этом рассказать.

Третий вопрос, который нужно себе задать:

А как ты это сделаешь?