– Не боишься кладбища?

– Нет. Здесь хорошо – тихо и спокойно.

Наверное, не стоит так говорить, большинству людей среди могил становится не по себе. Надеюсь, я не оттолкну Вадима тем, что так отношусь к кладбищам. Да он и сам чувствует себя здесь уверенно.

– Это среди старых захоронений, – сказал парень. – Сейчас спокойствие нарушится. Нам туда. – Вадим указал на свежевырытые могильные ямы ближе к широкой дороге.

К одной из них от остановившегося неподалёку катафалка движется траурная процессия. Я пригляделась. В основном проститься пришли молодые. В толпе выделялись несколько черноволосых девушек с жутким макияжем.

Вадим быстро повёл меня в сторону старых надгробий.

Здесь разрослись дикие кусты с какими-то цветами, за ними мы и устроились. Не понимаю, зачем нужно прятаться, но рядом с Вадимом так хорошо…

Четверо парней ещё несут гроб по пыльной дороге, множество людей, и среди них Вика с Гербертом, идут сзади. Мужчина с отрешённым взглядом обнимает рыдающую высокую женщину в чёрном. Солнце заливает ярким светом кладбище, свежевырытую могилу, процессию с гробом, бьет в глаза матери Юли. Какой контраст – солнечные зайчики пляшут около могильной ямы…

– Бедные родители, – шёпотом выдохнула я.

Вика и Герберт стояли, взявшись за руки. Вадим не спускал с них пристального взгляда. Что он хочет здесь увидеть? Горе, слёзы?

Вика не плачет, просто грустно смотрит на гроб. Герберт наконец-то выглядит посвежевшим, отдохнувшим, до этого я часто видела его немного вялым и сонным. Какое странное у него выражение лица! Красавец-блондин смотрит так, будто пришёл на увлекательный спектакль. Парень разглядывает родственников Юли, её друзей, с особым интересом смотрит на готов. Может, он наблюдает за церемонией прощания с точки зрения психолога?

Конечно, любопытство к проявлениям чужого горя цинично, но интерес Герберта как раз-таки понятен. Возможно, наблюдения пригодятся психологу в работе, и ему проще будет помочь тем, кто пережил страшную потерю.

Я услышала неразборчивый шёпот Вадима. Парень крестился по-католически, а в глазах застыла такая боль, словно он хоронит близкого человека.

– Я слышала, что за самоубийц не молятся, – тихо сказала я.

– В церкви не молятся, а так можно, – рассеянно ответил Вадим.

Теперь он смотрел на Герберта. Какой это был выразительный, наполненный гневом взгляд! Как будто Герберт был как-то причастен к несчастью.

– А если самоубийца не виноват в своем самоубийстве, то молятся и в церкви, – добавил Вадим.

– Как это – не виноват?

– Если это было помрачение рассудка, например. Если человек не понимал, что он делает.

– Как тот шофер? – вздрогнула я. – Как Саша?

– Да. Юлю тоже можно было остановить, – с горечью прошептал парень.

Рука Вадима сжалась в кулак. Пристальный взгляд устремился на кого-то в стороне от толпы. Я посмотрела туда же. Ничего особенного. К прощающимся подходила красивая рыжеволосая девушка в чёрных джинсах и коричневой ветровке. Вика её заметила и кивнула красавице почти радостно, будто неожиданно встретила близкого человека.

– Пригнись сейчас же, – прошипел Вадим, его рука слегка нажала на мою голову. – Смотри только через кусты и траву.

Я послушно пригнулась, всей душой желая, чтобы Вадим не убирал руку с моих волос.

– Кто это?

Вадим резко отдёрнул от меня руку, палец парня прижался к губам.

– Потом, – еле слышно прошелестел Вадим.

Гроб ещё открыт, все подходят и целуют самоубийцу в лоб.

Я незаметно перекрестилась. Может, Юля и правда, не понимала, что делает? Ведь она потащила за собой с моста ещё и Нину.

Викуся старалась держаться подальше. Она слишком боится всего, связанного со смертью, чтобы подойти попрощаться с Юлей. Рыжеволосая красавица наклонилась над гробом. Вадим скрипнул зубами. Похоже, девушка его нервирует гораздо больше, чем Герберт. Красотка отступила в сторону. Окружающим не было видно выражение её лица, а я отчетливо увидела, как она… улыбается. И улыбка у неё была такая радостная, словно это один из самых счастливых дней в жизни рыжеволосой красавицы.

Незнакомка казалась излучателем энергии – глаза горят так, что даже отсюда видно, движения плавные, неторопливые, но складывается впечатление, что девушка едва сдерживает их. В голову полезли определения – полная сил, жизнелюбивая, стремительная, опасная. С чего бы это? Я пригляделась к незнакомке повнимательнее. Внешность у неё яркая: большие глаза, нос с горбинкой, скулы точёные, волосы огненные, вьющиеся, собраны в хвост почти до пояса.

"Рыжий да красный – человек опасный", – почему-то всплыла в памяти пословица. Ерунда какая-то лезет в голову. Предрассудки это всё!

Я вопросительно взглянула на Вадима. Он опять был напряжён: пальцы сплетены, губы сжаты в нитку, зубы стиснуты. Взгляд Вадима не отрывался от странной девушки.

Прощание завершилось. Гроб закрыт, и его опускают в приготовленную яму. У отца Юли трясутся руки, мать оседает на землю в рыданиях, её кто-то поддерживает. В могилу летят комья земли. Вскоре молодёжь движется по дороге к выходу с кладбища.

Рыжая красотка подошла к Викусе и Герберту. Они с Викой поцеловались, Герберт обнял их обеих, и все трое нога за ногу поплелись вслед за остальными.

– Это Лиля? – прошептала я.

– Да, – сквозь зубы выдавил Вадим. – Держись от неё как можно дальше.

По дороге назад он попросил:

– Таня, позвони Вике.

– Зачем? Она наверняка на поминках, ей будет неудобно… – попыталась сопротивляться я.

– Просто спроси, как она, – настаивал парень.

– Мы только что её видели. С ней всё в порядке. Зачем ей звонить?

Вадим помедлил.

– То, что мы видели, мне сильно не понравилось, – нехотя объяснил он. – Ради её же блага позвони. Мне надо знать, в каком Вика состоянии и где находится. Сомневаюсь, что они на поминках: Герберт и Лилия не были знакомы с Юлей. Вернее сказать, Лилия как раз знала её очень хорошо, но совсем недолго. – Вадим почему-то болезненно поморщился. – Только не спрашивай ни о чем, ладно? Когда говорю с тобой, меня постоянно заносит к темам, которые нельзя обсуждать.

Я остановилась и неохотно достала мобильник из сумки. Парень вьёт из меня веревки. Никогда бы не подумала, что могу настолько потерять голову. Да, он красивый, умный, сильный, добрый, но слишком уж таинственный. Чем больше с ним общаюсь, тем больше возникает вопросов, а ответов нет и не предвидится.

– Привет, Синичка. – Голос подруги был совершенно спокоен. – Мы едем к Герберту вместе с Лилей. Встретили её на кладбище, она, оказывается, немного знала Юлю.

Вика говорила так безмятежно, будто рассказывала, как она ходила в магазин. Я искоса взглянула на Вадима. По его хмурому лицу можно подумать, что парень слышит каждое слово. Только стоит Вадим не так близко, чтобы услышать Вику, и, к сожалению, не настолько близко, как хотелось бы.

– Герберт и Лиля передают тебе привет и предлагают к нам присоединиться, – продолжала подруга.

– Спасибо, я не могу, – ответила я. – Заниматься надо.

Как Викуся может так беззаботно щебетать, только что похоронив приятельницу? Мне и то не по себе, жаль и Юлю, и родителей, потерявших единственную дочь. Так я посторонняя, а Вика хорошо знала погибшую девушку.

– Ладно, вечером позвоню, – почти весело сказала Викуся. – Пока.

Я засунула телефон в специальный кармашек в сумке. Вадим не задавал вопросов, будто действительно всё слышал.

– В чём ты увидел повод для беспокойства? – не выдержала я через несколько метров. – С Викусей всё в порядке.

– С твоей Викусей слишком уж всё в порядке. Ну что, поехали?

– Может, заедем ко мне, угощу чаем? – нерешительно предложила я.

– Тогда лучше ко мне, – сказал Вадим. – Заодно увидишь моего отца, я же обещал вас познакомить.

Я сразу почувствовала себя счастливой. Ликование в секунду переполнило меня и готово было выплеснуться наружу! Хотелось визжать от восторга, петь, прыгать, и всё это одновременно. Но я чинно шла рядом с парнем. Надо же! Мы проведём вместе ещё час-полтора. Вадим сам сделал большой шаг к сближению. Парень покажет, как живёт, я пообщаюсь с его отцом, может, тогда хоть что-то пойму в постоянных недомолвках и загадочных запретах.