Анна, естественно, закричала, стала звать назад собаку, командовать ей сидеть, но та словно позабыла про всё на свете. Обнажённые в оскале зубы угрожающе клацали, из пасти выделялась пенистая слюна. Когда остальные две псины подоспели, они присоединились к суке, стали вести себя также, едва уступая в своём остервенении. Анна тогда перепугалась так, как никогда в жизни, она понимала, что и одной собаки было достаточно, чтобы в случае нападения девчонка получила бы страшнейшие ранения, но теперь, если бы напали все три, то шансов не оставалось вовсе. И вот пока моя жена, срывая голос, орала на собак, пытаясь их оттаскивать за ошейники, та Лиза любовалась на нашу суку, как ребёнок умиляется играющему с клубком нитей котёнку. Она совершенно не боялась ни одной из собак. Более того, некоторое время она не обращала внимание на Анну и её попытки урезонить псин. Несколько раз эта Лиза сказала, что всё мол нормально, не стоит волноваться. Но Анна была вне себя, она готова была разрыдаться от собственного бессилия в данной ситуации. Наконец, Лиза сама сделала два широких шага, сокращая расстояние, отделявшее её от собаки. Сука, не переставая скалиться, сделала пару коротких шажков назад, словно обороняясь. Только потом моя жена поняла, что наши псины не пытались нападать на девчонку, напротив, демонстрируя свою агрессию, они пытались от неё обороняться. Лиза немного наклонилась вперёд и без всякой опаски положила ладонь на морду скалившейся собаке. В этот момент эта сцена казалась чудовищным оксимороном. Обрамлённая страшными зубами, собранная в складки вздыбленной от злости шкуры голова собаки оказалась накрытой изящной, беленькой ручкой, с тонким запястьем. Казалось, собаке было бы достаточно сжать челюсти один единственный раз, чтобы изящная кисть навсегда отделилась от тонкого предплечья. Но этого не произошло. Под ладонью девчонки, собака постепенно утратила весь свой запал, опустив уши, животное прекратило рычать, спрятало зубы и жалобно заскулив, повалилось на брюхо. Лиза принялась нежно гладить собаку, изредка что-то говоря, что обычно говорят люди, заслужившие доверие животного. Анна едва сознание не потеряла. Она рассказывала, что наблюдая за всем этим, ей сделалось плохо, она ощутила слабость, словно была готова заснуть на том же самом месте, где стояла. Затем, Лиза прекратила гладить собаку, встала и сказала моей жене, что у нас очень хорошие собаки. Девчонка пожелала Анне хорошего дня и преспокойненько пошла по прогулочной тропинке в противоположном направлении. Анне потребовалось ещё какое-то время, чтобы прийти в себя. Как только ей это удалось, она поспешила обратно, взяв всех собак на привязь и поклялась себе, что отныне она никогда не отпустить их без намордников. Мне она рассказала об этом случае сразу же, как представилась такая возможность. Я пытался её успокоить, но для неё случившееся стало серьёзным шоком. Она действительно купила намордники, стала дополнительно заниматься дрессурой с каждой из собак. Анна отныне не выводила на выгул собак, до тех пор, пока опытным путём не удостоверялась, что они выполняли все её команды. Всё это начинало напоминать признаки посттравматической паранои, но продолжалось так не долго. Спустя три недели, после этого инцидента, наступала уже весна, Анна в очередной раз пошла к вольерам, чтобы проверить наличие воды в поилках и прочее, когда обнаружила, что наша сука была мертва. Псина лежала в своём вольере, свернувшись калачиком. Анна была так поражена и напугана, что сама того не понимая, вошла в вольер и принялась проверять труп животного. Разумеется, ветеринарные познания моей жены не позволяли делать какие либо экспертные заключения, но она много времени уделяла изучению анатомии и физиологии собак, особенностям их заболеваемости и смертности. Анна заявила, что не было не единого признака болезни, которая могла бы свести псину в могилу. Я, тем не менее, настоял на ветеринарной инспекции. Проверка была назначена двумя днями позже, до того момента труп пса мы хранили в зимнике. До прибытия экспертов, ещё четыре псины умерло. Ни одно животное не выказывало никаких симптомов неизвестного недуга. Анна просто находила мёртвых животных в их вольерах. Для неё наступило тяжёлое время, она практически перестала есть, худела на глазах, да и сон к ней не шёл. Все её мысли и волнения отныне были посвящены животным, которые продолжали умирать. Когда эксперты наконец прибыли, у нас уже полным ходом шёл падёж животных. Проведённые анализы не показали никаких изменений. Не было выявлено ни одного признака болезни, изменений внутренних органов, ничего, что могло бы объяснить причину внезапной смертности. У Анны опустились руки, она могла только смотреть, как животные умирали. Эксперты дали нам только одну единственную рекомендацию. Они рекомендовали нам поскорее избавиться от трупов, и заказать полную санитарную обработку помещений с вольерами. После этого, нам не следовало заводить новых животных как минимум полгода. Эксперты уехали, Анна окончательно утратила связь с жизнью. Её было не узнать, она похудела, почти не питалась, и стала замыкаться в себе. Я же приступил исполнять рекомендации, и первым делом я решил избавиться от трупов. Всего у нас умерло двадцать четыре животных. Ни один погост в области не принял бы такое количество под захоронение. К тому же, многие уже знали, что смертность наших собак была связана с чем-то таким, что не поддавалось рациональному, научному объяснению. Я сумел договориться с одним человеком на местном погосте, который вызвался за скромное вознаграждение помочь мне. Трупы мы решил сжигать в специальной, подаренной областными властями, мусоросжигательной печи. Разумеется, при таком количестве трупов, за один раз избавиться от всех трупов я не мог. Мне потребовалось три дня. Три дня я загружал свой пикап собачьими трупами и вёз их на погост, где мы сжигали туши одну за другой. Запах горелой плоти впитывался в мою память, в мои чувства, что уж говорить о моей одежде. На третий день, когда я загружал кузов автомобиля, чтобы отправиться в последний рейс, я столкнулся с тем, что затем не давало мне покоя ещё очень долгое время. Дело в том, что после смерти двадцати четырёх животных, вывозил на погост я только двадцать три трупа. Когда тот день завершился, чтобы найти в себе силы, глядя на мучения Анны, чтобы уснуть, я заставил себя поверить, что где-то я обсчитался. Затем усугубились проблемы с женой. Анна окончательно перестала есть, и в одно утро уже не встал с постели. Она лежала в своей кровати и смотрела в потолок, даже не реагируя на меня и моё присутствие. Врачи приезжали на дом, ничего конкретного не сказали. Позже я сам возил Анну в город, в центральную клинику на обследования, все те клиницисты, что с ней работали, пришли к выводу, что её состояние носит выраженную психогенную природу и что теперь только психиатры смогли бы нам помочь.
Рожер осторожно въехал под своды пристройки на своём пикапе. Пока старик выполнял этот не хитрый манёвр, Лев оставался в темноте, окружённый облаком искусственного света. Он думал о том, что рассказывал ему Рожер, мужчине вовсе не хотелось верить в ту часть истории старика, которая касалась непонятной семьи и их дочерей. Ещё более отвратительным казалось Льву призрачная причинно-следственная связь, которую суеверный рассудок местного населения устанавливал между гибелью собак и таинственной девчонкой по имени Лиза. Всё это напоминала сильно запущенную ксенофобию, облачённую в не менее уродливые вуали мистицизма.
Рожер остановился, вылез из кабины и раскрыл заднюю створу кузова пикапа. Затем, уже не произнося ни слова, он передал Льву пару плотных, прорезиненных перчаток и респиратор.
Мужчина принял предложенные средства защиты, и спустя минуту, работа началась. Сперва Рожер пошёл с мужчиной в один из вольеров, очевидно желая убедиться, что Лев сможет преодолеть ожидаемую брезгливость. Но к своему удивлению, старик обнаружил, что мужчина не испытывал никаких проблем с тем, чтобы ухватывать труп собаки за задние лапы и тащить к пикапу. Уже работая со вторым трупом, Лев позволил себе отпустить скабрезную шутку о том, что в данной ситуации наиболее значимым достоинством стаффордширских терьеров, как породы, является не большая длина их тела и конечностей. Рожер не разделил иронии.
