Лев сделал жест, призывавший старика отложить в сторону излишние благодарности. Мужчине хотелось поскорее помочь старику с его бедой и вернуться домой. Однако, Рожер и здесь ко всему подходил обстоятельно.

– Я уже предупредил смотрителя погоста, что мы приедем. Автомобиль разогрет и готов, но надо сперва загрузить кузов.

Лев посмотрел на старика и спросил:

– Загрузить – дело не долгое. Дугой вопрос, кто будет копать?

Рожер уставился на мужчину тем самым взглядом полного недоумения, которые начинал Льву надоедать.

– Ну когда мы на кладбище приедем, – пояснял молодой человек ход своих мыслей – когда привезём твоих собак, их же нужно похоронить. Закапать это одно, а вот могилу вырыть – совсем другое дело.

Старик покачал головой.

– Вы не понимаете о чём говорите, да? Ну это понятно, вы человек приезжий…

Лев считал, что он прекрасно понимал, что происходило. Как ему казалось, ситуация заключалась в том, что Рожер вёл свою деятельность, как заводчик, без нужных на то лицензий и разрешений. Теперь, когда его псины разом пали, вставал вопрос о том, не имело ли место нарушение регламента содержания животных. Вполне могло быть, что старик сэкономил на какой-то мере, и теперь опасался, что если про падёж его животных узнают, то его будут ждать крупные неприятности.

Так как его сыновья далеко, он решил просить единственно-подходящего пособника в своей работе – приезжего несколько дней назад мужчину. Лев не знал никого из местных и не имел никакой материальной заинтересованности.

Такое видение ситуации было навеяно Льву его личным опытом в области юриспруденции, в той её форме, в которой она предстаёт в реальности, за пределами книжных страниц учебников по теории государства и права, декларирующих верховенство закона и равенство всякого перед его лицом.

Старик, очевидно, понимал, что как только о случившемся с его питомником узнают его конкуренты, они приложат все усилия, чтобы Рожер уже не смог вернуться на этот рынок.

Однако, размышляя своими собственными шаблонами, Лев до сих пор не мог учитывать культурных критериев, а они имели большое значение.

– Прежде чем мы войдём в питомник, я хочу кое что прояснить. – сказал Рожер – Я своих собак знаю, теперь уже знал, очень хорошо. Я кормлю их по режиму, только сертифицированными кормами. Я провожу абсолютно все вакцинации, документы у меня в полном порядке. В том, что случилось, повинен я, но косвенно, мне важно, чтобы ты знал это, помогая мне.

Лев предпочёл ничего не говорить, только кивнуть в ответ, позволяя старику чувствовать себя эмоционально более комфортно.

– Впервые это началось ещё когда была жива Анна.

– Постой, – перебил старика Лев – то есть подобное уже случалось раньше?

Старик ответил мужчине тяжёлым взглядом, затем покачал головой, давая понять, что тому не стоит спешить с выводами.

– Мы занимаемся разведением породистых собак уже больше десяти лет. Это приносит не плохой доход, если подходить к этому грамотно. Наши животные занимали места на престижных выставках, и наш питомник заслужил хорошую репутацию в стране и в восточной Европе. Всё шло очень хорошо, до какой-то поры. Тебе будет трудно поверить в это, да я и не прошу, просто хочу, чтобы всё у нас было начистоту.

Старик шёл впереди, Лев следовал за ним. Ещё на подходе к питомнику мужчина заметил, что Рожер нёс в руке, помимо верёвок, газовую лампу.

Прежде чем войти внутрь, старик обернулся к мужчине и предупредил:

– Извини, но включить свет не получится. Будем довольствоваться лампой. Это вынужденная мера.

Затем, Рожер вынул из кармана своей куртки два налобных фонаря на светодиодах, один из которых он протянул мужчине.

Не задавая лишних вопросов, Лев принял прибор и разместил его у себя на голове.

Войдя в помещение, в нос ударил запах животных. Трудно было описать каждый компонент этого специфического аромата, однако, Лев понимал это на интуитивном уровне, это была комбинация пота, мочи, собачьего корма и чего-то ещё. Вольеры, в которых содержались собаки были чистыми, да и вокруг всё было в полном порядке, так что старик не преувеличивал, когда говорил, что к своему питомнику он относился серьёзно.

Рожер включил сперва газовую лампу, и пройдя до одной из горизонтальных балок, закрепил источник света на ней. За тем, он дал сигнал Льву, чтобы тот включал свой налобный фонарь, старик поступил точно также.

Лев принялся вращать головой из стороны в сторону, направляя лучи искусственного света в вольеры. Со своего расстояния он тут же заметил, что в каждом из вольеров, на застеленном соломой полу, лежало животное. Это были стаффордширские терьеры, все одного окраса, белые с кофейными пятнами.

В жизни Лев неоднократно встречал самые различные породы собак во время своих пробежек по паркам. И хотя он абсолютно не боялся собак, стаффордширские терьеры относились к той категории животных, которые одним своим видом вызывали у него трепет. Причин было две. Прежде всего, физиологическое строение этих животных наделяло их угрожающим, агрессивным обликом, мало походившим на облик других собак. Чрезмерно развитая мускулатура проступала под гладкошерстной шкурой, а челюсть, в любом своём положении, выглядела как оскал. К тому же, из всех случаев нападений бойцовских собак на своих хозяев, чаще всего подобные инциденты происходили именно с этой породой.

Теперь же, эти грозные животные выглядели совершенно иначе. Они лежали неподвижно, у них отсутствовало дыхание. Свернувшись в самых различных позах, в которых животные встречали смерть, их мускулатура как-то утратила свой внушительный вид.

– Не направляй свет на трупы! – чуть ли не скомандовал Рожер, оказавшись рядом с мужчиной и ладонью накрывший фонарь у него на лбу – Вот, я сделаю, как надо…

С этими словами, старик наклонил светодиодный фонарь на кронштейне таким образом, чтобы свет падал прямо перед мужчиной, освещая некоторое пространство непосредственно перед ним.

– Свет нужен, чтобы под ноги смотреть. – пояснил Рожер, но не на трупы.

Сказав это, он двинулся к большим воротам, в противоположной стене пристройки. Очевидно, старик намеривался подогнать сюда свой пикап.

– У нас здесь, на побережье пять домов стоят, вместе с тем, где ты теперь живёшь. – попутно говорил Рожер – Все дома старые, построенные ещё местным населением в довоенную эпоху. Но по сути, во второй половине пятидесятых, когда даже прибалты поняли, что оставаться здесь под властью советов было бессмысленно, почти все они оставили Калининградскую область. Осталось очень мало местных, как правило только те, которых с этими местами связывало что-то такое, что не позволило им уйти. Так вот в одном из домов на побережье до сих пор живут люди, потомки тех самых «местных», которые не ушли. У них если и есть фамилия, то мы бы всё равно вряд ли выговорили бы её. Кроме того, по некоторым причинам, эти люди уже очень много лет живут в опале. С соседями у них как не заладилось, так и тянется вражда. Честно говоря, уже никто и причин не помнит, с чего всё началось. Люди они тихие, скрытные, нигде почти что не появляются, а вот как привязалась к ним дурная слава, так и всё, с концом.

Рожер отворил сперва одну створу ворот, затем вторую, внутри пристройки стало заметно светлей.

– Семья у них совсем не большая. Мужик с бабой, и дочь. Ну дочь примерно твоего возраста, уже давно с ними не живёт, уехала в город после школы. Теперь лишь иногда показывается, раз в несколько месяцев. Так вот, ещё когда моя Анна жива была, довелось ей столкнуться с тем семейством. Анна у меня была баба не глупая, но верила во всякую чушь. Относилась к той семье с большим подозрением. Несколько раз со мной говорила на эту тему. Я никогда не верил во всякие байки, мало того что дочь того семейства ещё в школе травили, так того больше, вся округа говорила про какую-то ерунду. Семья та, как я уже сказал, состояла из мужа, звать его Юстус, его супруги Астрид и дочери, если я не ошибаюсь, её зовут Лиза. Моя жена говорила, что помимо трёпа разного, кое-что с этой семьёй было действительно непонятно. Например, никто, даже старики, которые в Янтарном с пятидесятых годов живут, не припомнят, кем были родители Юстуса и Астрид. Те женщины, которым нынче уже восьмой десяток пошёл, утверждают, что когда они приехали в Янтарное, по программе заселения, то Юстус и Асрид уже жили в том своём доме, и что у них уже дети были. Но, дети подрастали, и уезжали куда-то, их больше никто не видел, а вот Юстус и Астрид оставались со своим домом. Затем у них вновь дети появлялись. Поначалу думали, что это им внуков привозили, а потом оказывалось, что нет, это были их собственные дети. Анна у меня всю жизнь проработала редактором в газете областной. При советах журналистики никакой не было, но специалисты были охочи до расследований и того, что требовал их профессиональный инстинкт. Вот она и взялась за этот вопрос. Она никому ничего не рассказывала, только со мной делилась, но я, надо признаться, отмахивался от всего этого. Вскоре, Анна заявила, что собрала материал на эту семью. Получалось так, что Юстус и Астрид, будучи коренными жителями региона, в пятидесятых официально получили гражданство, и новые документы. Когда моя супруга всё это раскапывала, это была вторая половина восьмидесятых, мужу было сорок восемь лет, а супруге его сорок пять. И вот тут моя Анна как с цепи сорвалась. Она без конца твердила мне, что этого быть не может, что эту пару знали те люди, которым тогда уже было за семьдесят. Я как мог пытался Анну успокоить, но не тут то было. Она пыталась разобраться в ситуации с детьми. Действительно, у пары периодически рождались дети, по одному ребёнку, всегда дочери. Росли они как все другие дети, посещали школу в Янтарном, потом уезжали из региона, и больше о них ничего не было слышно. Всё это не давало моей жене покоя. Дошло до того, что она вознамерилась собрать свои данные и идти к порогу их дома, требуя объяснений. Слава богу я тогда её остановил. У нас тогда свои житейские проблемы обострялись, и вскоре пыл Анны поутих. Благодаря нашим сыновьям и переполоху, который они нам устраивали, вскоре Анна убрала свои «свидетельства» в дальний ящик. Но она продолжала считать, что что-то с этой семьёй было не в порядке. Я же предпочитал думать, что люди те, просто по своему характеру сильно отличались от наших, чем и были вызваны столькие разногласия. Да, ходили всякие слухи связанные и с их дочерью, но я никогда этому не придавал значения, пока однажды Анна, выгуливая наших собак, она обыкновенно выгуливала по три псины за раз, не столкнулась с той самой Лизой. У девочки были какие-то проблемы в школе и её перевели на домашнее обучение, она стала на много чаще появляться в округе. Анна сперва, даже не узнала её. Девчонке на тот момент было лет шестнадцать уже. Она похорошела, пользовалась косметикой, и со стороны вообще ничем не отличалась от своих ровесниц. Только вот её невозможно было встретить в шумных компаниях малолеток в посёлке, она всё время одна была, ну или с какой-то своей подругой, тоже из местных. В общем, в тот день, Анна сама того не ожидала, что в бору, где она собак наших выгуливала, в утренние часы будет кто-то ещё. Она доводила собак до леса, там осматривалась, и если действительно никого вокруг не было, то спускала псин с поводков. Животные у нас все были после элементарной дрессуры. Ничего особенного, но простые команды выполняли беспрекословно, это очень важно в воспитании таких собак. Анне достаточно было отдать команду, и наши питомцы замирали на месте, ждали, пока их вновь возьмут на привязь. Тем утром, одна из наших сук, резвилась на в лесу, гонялась за мышами, за птицами, в общем всё, что собаки любят. Вдруг, Анна мне это потом не единожды рассказывала, собака исчезла. Жена забеспокоилась и стала её звать, но безрезультатно. Затем она услышала редкий лай, перемежающийся с рычанием, громким, агрессивным, это было дурным знаком. Жена кинулась на звук, она боялась, что собака напала на кого-то, хотя это казалось тогда немыслимым. Анне потребовалось какое-то время, она оббежала несколько поворотов, прогулочная тропа петляла. Наконец она выбежала на небольшое открытое пространство, это было расширение в просеке, засыпанное уже пожелтевшими листьями, и обомлела. Она увидела, ту самую Лизу, девчонка стояла как ни в чём не бывало, руки опущены, она умиляясь смотрела на нашу собаку, которая оставалась в нескольких метрах от неё, ожесточённо скалясь, занимая позицию для атаки в прыжке.