– Это самое свежее из его писем ко мне, – сказала она.

Самое свежее. Я едва не позеленел от мгновенного прилива острейшей, небывалой ревности. Он не прислал мне даже весточки с птицей, а у Джофрон целая шкатулочка со свитками! Мягкая коричневая бумага была перевязана тонкой оранжевой ленточкой. Она ее потянула, и узел развязался. Очень нежно Джофрон развернула свиток. Пробежалась взглядом по содержанию. Я думал, она прочитает его вслух. Вместо этого ее синие глаза уставились на меня, и взгляд этот был несговорчивым.

– Оно короткое. Никаких новостей о его жизни. Никакого теплого приветствия, никакого пожелания неизменного здоровья. Только предупреждение.

– Предупреждение?

Враждебности в ее лице не было, только твердость.

– Предупреждение о том, что я должна защитить своего сына. Что нельзя ничего о нем рассказывать чужакам, которые могут задавать вопросы.

– Я не понимаю.

Она дернула плечом:

– Я тоже. Но мне и не нужно все понимать, чтобы принять его предупреждение к сведению. И потому я тебе говорю – моего сына с нами нет. Это все, что я о нем скажу.

Неужели она видела во мне угрозу?

– Я даже не знал, что у тебя есть сын. Или внук. – Мысли в моей голове с грохотом метались туда-сюда, словно семена в сухом стручке. – И я не спрашивал о нем. Кроме того, я ведь тебе не чужак.

Она кивала в знак согласия с каждым из моих утверждений. Потом спросила:

– Тебе понравился чай?

– Да. Спасибо.

– Мои глаза в последнее время быстро устают. Я обнаружила, что сон помогает, потому что просыпаюсь посвежевшей и лучшую работу делаю при свете раннего утра. – Она скрутила коричневую бумажку и обвернула вокруг нее оранжевую ленточку. У меня на глазах положила обратно в ящичек. И закрыла крышку.

Горцы были такими вежливыми. Она не приказала бы мне убираться из своего дома. Но с моей стороны было бы грубейшим нарушением приличия, если бы я попытался остаться. Я немедленно встал. Возможно, если уйти сразу, мне удастся вернуться завтра и снова попросить ее рассказать больше о Шуте. Теперь надо тихо удалиться. Я знал, что спрашивать нельзя, но спросил:

– Скажи, как сообщения попадают к тебе?

– Через многие руки, преодолев долгий путь. – Она почти улыбнулась. – Тот, кто вложил это последнее в мои ладони, давно ушел отсюда.

Я посмотрел ей в лицо и понял, что другого шанса поговорить не будет. Завтра она не захочет со мной встречаться.

– Джофрон, я не сделаю ничего плохого тебе или твоей семье. Я приехал, чтобы попрощаться с мудрым королем, который был добр ко мне. Спасибо, что позволила узнать, что Шут посылал тебе сообщения. По крайней мере, я знаю, что он еще жив. Я сохраню в памяти это утешение как знак твоей доброты ко мне. – Я встал и отвесил ей глубокий поклон.

В оборонительных укреплениях Джофрон появилась тонюсенькая трещина. Она с намеком на сочувствие проговорила:

– Последнее сообщение прибыло два года назад. И ему понадобился год, чтобы достичь меня. Так что ни один из нас не может знать, какая судьба постигла Белого Пророка.

От ее слов в моем сердце воцарился холод. Ее внук прошел к двери и отпер, придержал ее для меня.

– Благодарю за гостеприимство, – сказал я обоим. Поставил чашечку на угол ее рабочего стола, снова поклонился и ушел.

На следующий день я не пошел к ней.

Два дня спустя король Дьютифул и его свита покинули Горное Королевство. Кетриккен осталась, чтобы еще какое-то время провести со своей родней и своим народом и уверить людей, что она будет навещать их чаще, когда начнется долгое превращение королевства в седьмое герцогство под властью короля Дьютифула.

Незамеченный, я также остался, задержавшись до того дня, когда последние из королевских придворных скрылись из вида, а потом прождав до позднего вечера, прежде чем отправиться в путь. Я хотел ехать в одиночестве и думать. Я покинул Джампи, не заботясь о том, где буду спать той ночью и как.

Я думал, что обрету в горах подобие спокойствия. Я сделался свидетелем того, как изящно жители Горного Королевства отпустили своего короля в смерть и освободили место для продолжения жизни. Но, уехав оттуда, я вез с собой больше зависти, чем спокойствия. Они потеряли своего короля после того, как он прожил мудрую жизнь. Он умер, сохранив достоинство и разум в целости. Я же терял свою возлюбленную Молли и с ужасом понимал, что все будет становиться хуже, намного хуже, пока не закончится. Я потерял Шута, лучшего друга, какой у меня когда-либо был, много лет назад. Я думал, что смирился с этим, что могу противиться тоске по нему. Но чем глубже Молли уходила в безумие, тем больше мне его не хватало. Он всегда был тем, к кому я обращался за советом. Чейд делал что мог, но он всегда был моим старшим наставником. Навестив старый дом Шута, я хотел лишь поглядеть на него и вспомнить, каково это было – иметь друга, который так хорошо меня знал и все равно любил.

Вместо этого я обнаружил, что, возможно, знал его не так хорошо, как думал. Неужели дружба с Джофрон значила для него больше, чем то, что мы перенесли вместе? Поразительная мысль пронзила меня. Вдруг она была для него не просто другом и последовательницей Белого Пророка?

«Неужели ты бы позавидовал ему из-за этого? Из-за того, что какое-то время он пожил в настоящем и обрел нечто хорошее, когда утратил всякую надежду?»

Я поднял глаза. Всем сердцем я желал увидеть серый силуэт, мелькающий среди деревьев и кустов вдоль дороги. Но разумеется, его там не было. Моего волка не было вот уже много лет, дольше, чем Шута. Он теперь жил лишь во мне, в том смысле, в каком иной раз внутри меня просыпалось нечто волчье и вмешивалось в ход моих мыслей. По крайней мере, хоть это я от него сохранил. Хоть эту жалкую тень…

– Да не стал бы я ему завидовать, – сказал я вслух и подумал, не солгал ли, не стоит ли мне устыдиться самого себя. Покачал головой и попытался вернуть свой разум в настоящее.

День был красивым, дорога – хорошей, и хотя по возвращении домой меня могли ждать неприятности – сейчас их со мной не было. И по правде говоря, моя тоска по Шуту сегодня ничем не отличалась от тоски по нему в любой из минувших дней без него. Ну так что, он посылал весточки Джофрон, а не мне? Это длилось много лет, судя по всему. Теперь я узнал. Вот и вся разница.

Я пытался убедить себя, что знание об этом малом факте ничего не меняет, когда услышал на дороге позади себя стук копыт. Кто-то гнал коня галопом. Возможно, гонец. Что ж, дорога была достаточно широкой, чтобы он смог без усилий разминуться со мной. Тем не менее я направил свою лошадь к обочине и повернулся, наблюдая за его приближением.

Черная лошадь. Всадник. И через три шага я понял, что это Неттл верхом на Чернильнице. Я полагал, что она отправилась с остальными, и теперь подумал, что моя дочь задержалась по какой-то причине и спешит нагнать их. Я натянул поводья и стал ее ждать, не сомневаясь, что она промчится мимо, махнув рукой.

Как только Неттл увидела, что я остановился, она придержала свою кобылу, но, когда мы поравнялись, Чернильница перешла на рысь. «Эй!» – крикнула ей Неттл, и лошадь остановилась прямо передо мной.

– Я думала, ты собираешься остаться еще на ночь, а потом выяснилось, что ты уехал, и мне пришлось гнать во весь опор, – выпалила она на одном дыхании.

– Почему ты не с королем? Где твои охранники?

Она бросила на меня сердитый взгляд:

– Я сказала Дьютифулу, что буду с тобой и другие охранники мне не требуются. Они с Чейдом согласились.

– Почему?

Она уставилась на меня:

– Ну, по их мнению, твоя репутация весьма знающего и умелого убийцы чего-то да стоит.

Это заставило меня ненадолго замолчать. Они все еще считали меня тем, кем я сам себя не считал? Я снова привел свои мысли в порядок.

– Нет, я хотел спросить, почему ты решила путешествовать со мной? Я рад тебя видеть, просто удивлен. – Я прибавил последние слова, когда ее взгляд, устремленный на меня, помрачнел. – Даже странно, что кто-то заметил мое отсутствие в такой большой компании.