Вокруг саратовского дела создалась атмосфера, в которой самый нелепый донос открывал особое следствие.
В районе Саратова было открыто несколько дел о "похищении мальчиков". Местные тюрьмы и полицейские части не могли вместить всех арестованных - жидов, хохлов, немцев-колонистов и др. Вся эта шумная затея приняла столь внушительные масштабы, что в 1854 г. в Саратове была создана специальная судебная комиссия под председательством чиновника министерства внутренних дел А. Гирса с целью исследовать материал, собранный по делу Юшкевичера, особо обратив внимание на роль Богданова и Крюгера. Также А. Гирсу следовало исследовать "в возможной степени тайные догматы религиозного изуверства евреев".
Посвятив разбору дела два года, судебная комиссия не признала подсудимых виновными, она оставила некоторых лишь "в сильнейшем подозрении". А департамент Сената в 1858 г. постановил: привлечённых евреев освободить, но Юшкевичера оставить в "сильнейшем подозрении", доносителей Богданова отправить на каторгу, Крюгера и прочих - в солдаты. Министр юстиции присоединился к решению департамента Сената, но военный министр не согласился с оправданием евреев, и дело перешло в Государственный совет. Известный деятель судебной реформы Д. Замятин всячески доказывал несостоятельность обвинения, полагая, что непонятно для чего надобно было евреям, если они действительно совершили преступление, привлекать христиан? Он также указал на то, что если комиссия, работавшая на месте, не нашла данных для признания евреев виновными, то может ли Государственный совет вынести обвинительный приговор. Но из 24 членов Государственного совета к мнению Замятина присоединились только двое, остальные признали обвинение доказанным. Поэтому трое евреев, в том числе выкрест Юрлов, были приговорены к каторжным работам, некоторые "оставлены в подозрении", христиан присудили к сравнительно лёгким наказаниям, во внимание было принято их раскаяние и помощь следствию в обнаружении главных преступников.
Государственный совет признал приговор обоснованным.
В декабре 1855 г. по постановлению Комитета министров материалы саратовского дела были переданы на рассмотрение специальной комиссии, образованной в Петербурге при департаменте духовных дел иностранных исповеданий под председательством уже упоминавшегося А. Гирса. В её состав вошли от министерства народного просвещения - профессор Петербургского университета Д. Хвольсон (еврей-христианин), от духовной академии профессор М. Левисон (еврей-христианин), священники Павский и Сидонский. В течение нескольких лет профессора изучали обширный материал, и на основании их подробного доклада комиссия заявила, что "не нашла ничего такого, чтобы могло относиться до употребления евреями вообще или кем-либо из них в частности христианской крови в видах осуществления какой-либо религиозной или суеверной цели; равным образом в книгах не открыто и таких мест, внутренний смысл коих был бы прямо или косвенно направлен к оскорблению христианской веры или поруганию над св. таинством оной". Кроме того, комиссия установила, что картинка, будто бы изобличающая евреев в употреблении крови, оказалась иллюстрацией из еврейского пасхального рассказа, в котором говорится о египетском фараоне, купающемся в крови еврейских детей, чтобы излечиться от проказы.
Вопрос о содержании молитвенных книг не вызвал разногласий в комиссии. Совершенно иное суждение было высказано по вопросу об употреблении евреями крови. Хвольсон и Левисон отвергли как существование догмата употребления человеческой крови, так и возможность подобного изуверства. Однако священник Павский дал уклончивый ответ, заявив, что в данное время разрешение вопроса невозможно, а священник Сидонский утверждал, что обвинение в детоубийстве вполне достоверно, т.е. он высказался в духе Николая I по поводу велижского дела: раз среди христиан имеются примеры величайшего изуверства, то во всяком случае нельзя отрицать, чтобы и среди евреев не могло быть отдельных преступных изуверов.
Председатель "судебной комиссии" А. Гирс, размышляя о существе дела, пришёл к выводу о необходимости наделения евреев всеми гражданскими правами. К мнению А. Гирса присоединился, как это не покажется странным, министр внутренних дел П. Валуев, по мнению которого только поднятием материального и нравственного состояния евреев можно предотвратить возможность ритуальных преступлений и установить лучшие отношения между евреями и христианами. Мнение, высказанное П. Валуевым, встретило полную поддержку в Еврейском комитете и, наконец, в 1862 г. получило одобрение Александра II. Таким образом, можно считать, что мысль о смягчении ограничительных законов завоевала право гражданства в правительственных кругах.
Отход от репрессивной политики в отношении евреев начался с рекрутчины. Более решительно и прогрессивно мыслящие чиновники и вельможи сочли необходимым высказать своё мнение о катастрофических последствиях непомерной рекрутчины. И это позволило Еврейскому комитету заявить о необходимости отменить не только усиленные и штрафные наборы, но набор кантонистов. Такая отмена случилась благодаря закону от 26 августа 1856 г. Всё это принесло еврейскому народу громадное физическое и моральное облегчение, чем и было создано у еврейского народа неверное представление об Александре II как о человеке высоких моральных качеств.
Однако отмена рекрутских репрессий, к сожалению, ничего не говорила о возможном расширении общегражданских прав. Поэтому Еврейский комитет стал готовиться к улучшению условий еврейской жизни, подготавливая соответствующие материалы.
14 марта 1856 г. председатель Еврейского комитета представил императору доклад, в котором всю предшествующую работу комитета назвал безрезультатной: целью комитета было - "ослабив религиозные убеждения евреев, вести их к слиянию с общим населением и обратить к полезному труду". Между тем со времени учреждения Комитета постоянно поступали сообщения о том, что "законоположения о евреях в соединении с разными мерами, временно постановленными, содержат в себе многие противоречия и ограничения", затрудняющие достижение "слияния евреев с общим населением". И Киселёв предложил "пересмотреть все существующие постановления о евреях для соглашения их с общими видами слияния сего народа с коренным населением, поскольку нравственное состояние евреев может сие дозволить". Так как предложение было утверждено, то министерские канцелярии развили энергичную деятельность, каждая по своей части, выдвигая разнообразнейшие вопросы еврейского бесправия.
Утверждение доклада Киселёва открыло новый путь для разрешения еврейских проблем. Были намечены различные положения, подлежащие пересмотру. Но об основной причине бедственного положения евреев - о черте оседлости, препятствующей свободному приложению их труда, не было внятно сказано. И это только потому, что в течение длительного периода черта оседлости рассматривалась как фундамент того бездарного законодательства, на котором мыслилось совместное существование евреев и христиан. Но экономическое положение страны подталкивало правительство к скорейшей отмене черты оседлости - этого барьера, сдерживающего экономическую активность еврейского населения.
Рижский купец Брайнин в 1856 г. обратился к императору с просьбой о предоставлении еврейскому народу права повсеместного жительства. Это ходатайство при всей его исключительности поступило на рассмотрение Еврейского комитета. Киселёв предложил оставить ходатайство Брайнина без удовлетворения, так как "для массы евреев нынешние ограничения должны существовать во всей силе". Александр II с заключением Киселёва согласился, так как сам всегда выступал в качестве стража черты оседлости. Но представители еврейской буржуазии (главным образом, купечества) "не давали покоя" царю и своими обращениями просили у него льгот для "достойнейших и образованнейших" из евреев. Очевидно, что эти деятели санкционировали как бы от имени еврейского народа его разделение на "полезных" и "бесполезных", что вполне соответствовало понятиям, утвердившимся в умах власть предержащих.
