– Я предупреждала Робина, что, когда ты вырастешь, с тобой будет уйма проблем. Наверное, этого было не избежать.

У меня начинают трястись руки.

– Я ходила на работу! Я ответственная!

– Не спорь со мной.

– Ты обращаешься со мной как с преступницей.

Она удивленно смотрит на меня. Очень спокойно говорит, показывая на лестницу:

– Иди, мой свой чердак. Пока не слишком поздно.

Вот и отлично.

Я выхожу из кухни, поднимаюсь по лестнице, натягиваю респиратор, проходя мимо спальни близняшек. Вдруг из их стереосистемы раздается жутко громкая песня. Это заставляет меня остановиться и вернуться. Сквозь щель в двери я вижу Хлою и Калли посреди комнаты, лицом к своему «маку». Они ждут, когда песня заиграет сначала. Я таращусь, разинув рот. Хлоя начинает беззвучно петь, держа расческу наподобие микрофона. Ее подбородок сжат какой-то странной розовой штуковиной, рот едва шевелится, но она виляет бедрами и вертит головой.

Близняшки помешаны на корейских продуктах красоты.

Калли в ярко-малиновой маске для лица, больше похожая на лучадора, чем на бьюти-влогера, подает сестре какие-то знаки. На середине песни Калли наконец краем глаза замечает меня и застывает посреди движения. Хлоя врезается в нее, обе валятся на пол.

– Какого черта ты творишь? – рявкает Хлоя. Точнее, пытается. На деле получается какая-то мешанина слов из-за неподвижной челюсти. – Растяпа!

Калли быстро отворачивается от двери, но слишком поздно. Ой-ой-ой.

Хлоя пытается понять, что ее отвлекло, бледнеет, завидев меня, и бросается к компьютеру, ставя видео на паузу.

– Совсем чокнутая? Никакого уважения к личному пространству! – кричит она, бросаясь ко мне.

– Дверь была открыта, – возражаю я. – Услышала «Спайс Герлз». Вы репетировали?

Она хмурится.

– Когда у нас будет новый дом, я попрошу маму поселить тебя под лестницей.

Я закатываю глаза.

– Да как хочешь.

И направляюсь к своей комнате. Потом вдруг останавливаюсь. До меня наконец доходит смысл ее слов. Я возвращаюсь.

– Что ты сказала?

Она скрещивает руки на груди и прислоняется к дверному косяку.

– Видимо, мама тебе ничего не рассказала.

Позади нее Калли снимает с себя маску и морщится.

– Хлоя, оставь ее в покое.

– Ну нет, кто-то же должен ей рассказать.

– Рассказать что?

Она наклоняется ко мне, выглядывая из комнаты. Близняшки высокие и длинноногие, поэтому, когда Хлоя хочет казаться выше, становится похожа на Око Саурона.

– Почему, как ты думаешь, мама попросила тебя почистить чердак, а?

– Там грязно, – ничего не понимая, отвечаю я. – К нему лет семь не прикасались.

– Да потому что она продает дом, гений ты мой.

Я широко раскрываю глаза. Перевожу взгляд на Калли, которая никогда не лжет. Калли немного другая. Не в силах посмотреть мне в глаза, она сдирает маску, удаляя с лица мельчайшие волоски.

– Ну вот ты и знаешь, – усмехается Хлоя.

Дом моих родителей? Этот дом? Я пячусь. Хлоя лжет. Это не может быть правдой.

Я резко разворачиваюсь и бегу на кухню. Стены плывут передо мной. Кэтрин отрывает взгляд от купонов.

– Ты продаешь его? – Я сдираю респиратор, пытаюсь сделать вдох, но безуспешно. – Ты… ты правда продаешь дом?

Мачеха качает головой, словно не имеет ни малейшего понятия, о чем я говорю. Какое-то мгновение мне кажется, что это хороший знак. Она же не может сделать что-то настолько ужасное. Но потом она говорит:

– Это для твоего же блага. Ты поймешь.

У меня сжимается горло, я не могу ничего сказать. Она продолжает:

– Он слишком большой и ветхий. Когда близняшки уедут в колледж, что мы будем с ним делать? Я думаю, лучше всего его продать.

– Когда ты его продаешь?

Она терпеливо и с жалостью смотрит на меня.

– Милая, ведь поэтому я и попросила тебя почистить чердак. Он уже выставлен на продажу.

Я прислоняюсь к дверному косяку, чтобы не упасть. Комната сжимается вокруг меня, вращается, тает, будто вселенная снова меняется. Так же было, когда умер папа. Двери захлопнулись, оказались заперты. Дороги пропали. Из мира исчезли все «если», как пыль на ветру.

Я делаю шаг назад. Потом еще один. Кэтрин терпеливо смотрит на меня.

– Даниэлль, всем нам нужно чем-то жертвовать. Борьба закаляет характер, в конце концов.

Я мигаю сквозь слезы, поворачиваюсь к лестнице и поднимаюсь на второй этаж. Не буду заниматься чердаком сегодня. Чердак подождет. Семь лет ждал. Может подождать, пока мы уедем.

По дороге в комнату я прохожу мимо Хлои.

– Я же тебе говорила.

Я оборачиваюсь и, прищурившись, смотрю на нее. Она сняла дурацкий корректор подбородка, но я вижу отпечаток на лице.

– Знаешь, у тебя подбородок стал тоньше.

– Правда? – Ее глаза светлеют.

– Нет.

Я закрываю дверь в мою комнату. Запираю ее.

Ну и что теперь делать? Куда я поеду? Это же мой дом. Этот дом, эти стены. Я тру нос, не желая плакать, сажусь перед стареньким стационарным компьютером. Комната у меня крошечная, в нее влезают только кровать и письменный стол. Близняшки сюда не заходят, а Кэтрин не выносит маленьких пространств. Строго говоря, это единственное место во вселенной, которое принадлежит только мне.

Но даже оно скоро перестанет быть моим.

Я вожу мышкой, пока компьютер не оживает, достаю конфетку Hershey’s Kiss из заначки на дне ящика. Под конфетами спрятаны деньги, которые я копила с прошлого лета, когда работала в загородном клубе. 721 доллар. Это единственное надежное место, куда не заглянут ни близняшки, ни Кэтрин. Я на мгновение представляю, как сажусь на первый же «Грейхаунд» и уезжаю отсюда с Франко на поводке. Интересно, в автобусах «Грейхаунд» можно перевозить собак? Собственно, они называются породой собаки, так что почему бы и нет? Я начинаю гуглить и тут замечаю, что у меня на почте куча уведомлений. Все из блога.

Отлично. Опять спам. А мне казалось, хуже уже не будет. Захожу в блог, готовясь все удалять. Проходит некоторое время, прежде чем я понимаю: что-то не так. Комментарии к моему последнему посту – не спам. Это пост о Дэриене Фримене в роли Карминдора.

Никто никогда не комментировал мой блог. Никто даже не знал, что он существует.

А теперь здесь больше двух сотен комментариев.

Я достаю еще одну конфетку и открываю пост, опасливо листая комментарии.

Хотя бы его не сделали белым.

Но актер он фиговый.

Я проверяю количество просмотров и чуть не давлюсь шоколадкой. Больше сотни тысяч. Ссылка на пост на всех новостных сайтах. Настоящих новостных сайтах.

«Фанаты недвусмысленно отреагировали на объявление нового актерского состава “Звездной россыпи”» – гласит один из заголовков.

«Фантастика или беда для фанатов?» – вопрошает другой. И все они цитируют мой блог. Что происходит? «Это сон, Элль», – говорю я себе. Проверяю количество подписчиков. На данный момент – десять тысяч. А что с другими постами? Двадцать семь тысяч. Тринадцать тысяч. И уйма комментариев.

«”Морская гавань“ хуже всего!»

«Не могу ПОВЕРИТЬ, что его пустят на “ЭКон”!»

«Стрелки явно не обрадуются Фримену на своем конвенте!»

«Не позволю ему подписать НИЧЕГО из моего мерча! НИ ЗА ЧТО».

У меня екает в груди. Мои родители познакомились двадцать с чем-то лет назад в очереди за автографом. По рассказам папы, мама подошла к нему, пока они стояли в очереди, чтобы встретиться с актерами Дэвидом Сингхом и Эллен Норт, Карлом Томпсоном и Кики Санчес – первоначальными Карминдором, Амарой, Юци и КЛЕ-о. Потом мама улыбнулась папе и сказала: «Я слышала, в это время года на обсервационной палубе очень хорошо». И все.

Вместе их было не остановить. Папа не знал, как гладить штаны, не то что шить костюмы для косплея, зато мама была профессионалом. В определенных кругах ее знали как королеву косплея. На годовщину она подарила ему униформу Принца Федерации, он в ней выглядел волшебно, тогда у него еще были волосы. Он всегда говорил, что слыл аппетитным. Я смеялась, но на всех фотографиях, которые Кэтрин выбросила, он действительно очень красивый. В стиле 1980-х. Немного как Мартин Макфлай.