Мне сложно оценить достоинства Нины, т. к. Виктор Иванович о ней старался не говорить, а если вдруг, по какой-то непонятной причине… упоминал её или мать её, то лицо его становилось каменным, непроницаемым, а глаза начинали слезиться и чесаться. Да и видел-то её я всего лишь раза три-четыре, не больше, а вот Антона я знал более 10 лет.
– Слушай, сегодня же суббота, выходной, – Виктор Иванович пытался уснуть, для чего накрылся с головой легким одеялом, а на голову он нахлобучил большую подушку.
Воспользовавшись тем, что муж «создавал» себе тишину и прятался от всех домочадцев, Нина Сергеевна решительно прошла на лоджию и закрыла все окна. Делала она это и летом, и зимой исключительно из бабской вредности. Точно так же, как и то, что свой мобильник на зарядку она оставляла в спальне мужа. Ерунда? Конечно, только ей на мобильник звонили с раннего утра и до полуночи, а на домашний телефон чаще всех звонила ласковая тёща. Если скажу, что в день Наталья Петровна звонила 20 раз, то это будет не точно, т. к. ещё столько же раз, как минимум, Ниночка звонила своей матери по поводу и без повода. Две дуры могли часами стоять у окна и мычать в трубку с важным видом, то и дело вздыхая, охая, пытаясь вставить какие-то короткие реплики или уточняющие вопросы. Это надо было видеть!
Виктор Иванович в пятницу приехал очень поздно с бильярда, где рубился на деньги после укороченного рабочего дня. Как обычно, он был на бровях, от него пахло пивом, водкой, шашлыком, куревом и бабами. Точнее, запах женских духов присутствовал, а вот самих баб не было, да и быть не могло, ведь Виктор Иванович фанатично любил бильярд, а женщины его в бильярдной интересовали лишь постольку, посколько…
Вова был молодым лабрадором, который четко будил своего хозяина рано-рано утром, в одно и то же время. И каждый раз хозяин моментально вскакивал с дивана и запускал пса в спальню жены. И так было в любое время года, и дома, и на даче, кроме случаев, когда Виктор Иванович оставлял семью или вдвоём с собакой жил на даче, что случалось крайне редко.
Дочь первый год жила в своей квартире, в доме напротив, в том же подъезде, что и бабушка, мать Виктора Ивановича, которая, как ни странно, во всех разговорах солидаризировалась с невесткой и внуками против своего младшего сына, помогавшего ей и материально, и всякими бытовыми мелочами. И на машине возил, и в магазины ходил, и хлопотал, и… А любимчиком всё равно всегда оставался старшенький, который скорее сосал с родителей и деньги, и соки, и силы, который был полным антиподом жизнелюбу и весельчаку – Виктору Ивановичу, и который был только тем и знаменит, что о нем все что-то рассказывали, какие-то небылицы про его доброту и душевность, безотказность и… трудную судьбу, и ставили всем в пример… Только был маленький нюанс – он был алкоголиком, женатым алкоголиком, жившим с родителями жены и древней-предревней бабкой, мамашей жены…
– Я пошла с Вовой. Ты слышишь меня? – Нина приподняла подушку, которой Виктор Иванович накрыл голову, и в самое ухо женушка его сначала чмокнула, затем нежно дернула рукой за волосы, да с такой силой, что бедный мужик чуть не взвыл ни то от боли, ни то от неожиданности…
– Что ты делаешь? – со слезами в голосе нервно выкрикнул Виктор Иванович, растирая голову после прикосновения жены к волосам.
– Что, что? Гулять иду с твоей собакой, алкоголик несчастный. Спать он, видите ли, хочет?! Лучше с собакой спустился бы погулять! – не унималась Нина.
– Ладно, если хочешь, чтобы я пошел гулять, я погуляю, – проворчал Виктор Иванович, вставая с дивана.
– Да чего уж там!? Лежи, валяйся … Я погуляю, – Нина пыталась выжать из мужа слезу и сострадание. – Лежи, спи, пока мы гуляем. Давай, отдыхай! А вечером опять будешь с мальчиками развлекаться?! Да?
– Ты что, опять окна закрыла, чёртова кукла? – Виктор Иванович вылез на лоджию. Он вылезал на лоджию и настежь открывал все окна всякий раз, как в комнату заходила Ниночка. Затем быстро ложился и накрывался, пытаясь как можно скорее погрузиться в прерванный на самом интересном месте сон.
Нина, уже в уличных туфлях, с поводком в руке, тихонько проскочила обратно на лоджию и тщательно закрыла на шпингалеты все окна, стараясь не греметь. Она это сделала не сразу, а выждав 5-6 минут, пока не раздался лёгкий храп её муженька.
Иногда Виктор Иванович замечал и вставал, но чаще всего он не замечал очередной жениной выходки, зато спустя полчаса он просыпался с тяжелой, пустой головой от нестерпимой духоты и сильной головной боли. И так продолжалось уже много-много лет, со свадьбы, после которой Нину просто подменили.
Не знаю, правда это или нет, но однажды Виктор Иванович хотел, было, убить и жену, и ее мать, но сдержался, памятуя о том, что ему бы впаяли за убийство в состоянии аффекта 20 лет. Зато теперь он частенько повторял одну и туже фразу с тяжелым вздохом «теперь бы уже наверняка выпустили бы… Уже бы давно отсидел…». Глаза при этом слезились, но он не плакал, а лишь тяжко вздыхал и тянулся к выпивке, если спиртное было в шаговой доступности или где-то рядом.
Нина Сергеевна любила зайти на кухню, где кушал её супруг, созерцая новости по маленькому телевизору. Она выключала верхний свет, даже если было откровенно темно. Переключала канал, делала тише звук, закрывала форточку. Иногда просто без спроса выключала телевизор. И уходила. Навредничает и уходит… И всякий раз, делая свои пакости, она сопровождала тирадой, в которой поносила всё и всех, где Виктор Иванович – полное ничтожество, где все – идиоты, а она, кандидат наук – светила академической науки и образец единственно правильных мыслей и идей, и т. д., и т. п. Кстати, мамашка её, простая деревенская толстая баба, чудом оказавшаяся в блокадном Ленинграде, и всю жизнь прожившая в коммуналке, тоже была ещё той штучкой. Выйдя в молодости замуж за моряка, она вместе с матерью, променявшей деревню в Ленинградской области на городские коммунальные прелести, по сути вдвоём и растила Ниночку. Ни бабка, ни Наталья Петровна отродясь книжек никаких не читали. Информацию черпали на лавочке, в очередях, по телевизору и по радио, которое работало 24 часа в сутки. Единственная газета, которую выписывали в семье, называлась Телевизионная газета. Хотя нет, мужа заставляли выписывать журналы «Коммунист» и какой-то ещё морской журнал, который хорошо шел на растопку в бане на даче у родного дяди, старшего братца отца Нины Сергеевны.
В природе много случается чудес, много непонятного. Одним из необъяснимых чудес было то, что Нина Сергеевна в школе училась без троек, а госуниверситет вообще закончила с красным дипломом. Круглая отличница отличалась прилежанием и хорошими познаниями в области юриспруденции. Она всегда была первой, но не лидером. Командные нотки в голосе стали проявляться только после свадьбы, а вот на крик Ниночка стала переходить уже после первых своих родов.
Чаще всего русские женщины чистоплотны и аккуратны, хотя нередки случаи неряшества и безалаберности. А вот еврейки – те хорошо готовят. В семье Захаровых бурлила славянская кровь. Обе стороны могли не без основания похвастать своими белорусскими, польскими, украинскими и русскими корнями. И если кто-то думает, что украинцы, белорусы, русские и тем более поляки – братья-славяне, то они глубоко и жестоко ошибаются. Чтобы меня никто не мог упрекнуть в национализме и шовинизме, я лишь только замечу, что проще найти общие черты и качества у белого с негром, чем у этих четырех народов. Для чего я это рассказываю? А многое сразу же станет понятно, если читатель представит с одной стороны польско-белорусскую русскую бабу, а с другой – белорусско-украинского русского с немецкими корешками… Да и были ли это немцы или, быть может, евреи – никто толком не знает, т. к. в XVII–XVIII веках в самой Германии евреев было столько, что смешенные браки были простым обыкновением. Между прочим, идиш сильно схож с древнегерманским (древненемецким) языком. Почти также молдавский и румынский, азербайджанский и турецкий языки… О, как!
