С другой стороны, этот год принес Европе надежду, явившись началом нового времени расцвета науки и разума, названного эпохой Просвещения. Если в эпоху Возрождения наука стала вновь потихоньку просачиваться на интеллектуальную почву Европы, то в эпоху Просвещения она прорвалась бурным потоком. Удивительно, как много выдающихся деятелей Просвещения родилось именно в 1632 г. Одним из них был англичанин Джон Локк, чьи идеи о правах человека в противовес абсолютной власти монарха вдохновили таких мыслителей, как Вольтер и Жан-Жак Руссо, и послужили толчком к демократическим революциям во Франции и Америке. В 1632 г. родился голландский философ еврейского происхождения Барух (Бенедикт) Спиноза, который пытался объяснить духовность с помощью разума, представляя Бога не как Творца природы, а как саму природу. Он оставил в мировой философии настолько важный след, что немецкий философ Георг Вильгельм Фридрих Гегель однажды заметил, что «либо ты спинозист, либо вовсе не философ».
Нидерланды стали одним из центров Просвещения. Делфт, который на тот момент был столицей этого государства, в том же году увидел рождение двух великих людей – Левенгука и художника Яна Вермеера, автора шедевра «Девушка с жемчужной сережкой». Революционный подход Вермеера к использованию цвета и света обеспечил ему место среди самых выдающихся художников всех времен. Дома, где родились Вермеер и Левенгук, располагались друг от друга в нескольких минутах ходьбы.
Отец Антони ван Левенгука Филипс занимался плетением корзин, а мать происходила из респектабельной семьи пивоваров. Филипс женился на женщине более высокого социального статуса, чем он сам, но в Нидерландах в XVII в. это не было редкостью. В то время как жизнь в большинстве европейских стран подчинялась условным рамкам статусов и привилегий, в Нидерландах эти сословные различия теряли силу. Просвещение открыло новые возможности перед широким кругом людей. Голландцы начали понимать, что мужчина может достичь успеха благодаря собственным способностям, а не только происхождению. Голландские женщины тоже получили права, о которых жительницы большинства европейских стран не могли даже мечтать. Они могли свободно высказывать свои мысли и ходить по улицам без сопровождения. Впервые в истории избиение жены мужем стало считаться преступлением.
Крошечная страна быстро становилась центром европейской торговли и имела больше кораблей, чем Испания, Англия, Португалия, Франция и Австрия вместе взятые. Голландцы стали торговыми посредниками для всей Европы, осуществляя доставку товаров из дальних колоний – из колоний своих бывших врагов и своих собственных, таких как остров Ява в современной Индонезии или город Нью-Амстердам на Манхэттене, впоследствии превратившийся в американский город Нью-Йорк. Голландцы заговорили о своем Gouden Eeuw – своем «золотом веке».
Вместе с ростом благосостояния начался невиданный расцвет свободы, что сделало Нидерланды центром научного прогресса Европы, выбиравшейся из разрухи Тридцатилетней войны. Эта свобода распространялась даже на вопросы религии: голландские кальвинисты считали возможным разделение церкви и государства. В Нидерландах XVII в. мирно сосуществовали и процветали евреи, лютеране и даже их недавние враги католики. В то время как религиозные споры раздирали всю остальную Европу, голландец Ян Вермеер беспрепятственно перешел в католицизм, тогда как в любой другой стране такое обращение могло закончиться изгнанием или как минимум завершением карьеры. За свои «нечестивые» труды Спиноза подвергся хериму (отлучению) от еврейской общины и осуждению кальвинистами, однако его не заключили в тюрьму и даже не подвергали серьезным преследованиям. В Англии через 200 лет после этого поэт и атеист Перси Биши Шелли был исключен из университета за распространение одной- единственной антирелигиозной брошюры, а в дальнейшем из-за атеистических взглядов был лишен британским правительством возможности воспитывать собственных детей.
Свобода влекла сюда людей из разных мест. Многие, как Ян ван Гельмонт, были крупными учеными, и научная мысль процветала в Нидерландах без цензуры со стороны Рима. Издательства печатали множество научных трудов, написанных в Нидерландах и за рубежом. Амстердам стал первым (и на долгие годы единственным) городом, где удалось напечатать запрещенную «Механику» Галилея.
Профессиональной науки как таковой в те времена еще не существовало. Само слово «science» (от лат. scientia – знание) использовалось редко, гораздо чаще употреблялся термин «натурфилософия». Но уже сформировался круг крупных мыслителей, которых в ретроспективе назвали бы учеными. Большинство из них, как врач Франческо Реди, имели основную работу. Ван Гельмонт тоже был врачом, хотя чаще его называют философом. Обычно это были люди определенного социального статуса, которые могли потратить время и деньги на исследования, нередко воспринимаемые другими людьми как развлечения.
Объединяло всех натурфилософов одно – уровень образования. Среди них были самые образованные люди своего времени. В этом плане Левенгук отличался от своих знаменитых современников. Когда мальчику было пять лет, его отец умер. Мать и отчим отправили его учиться в первую попавшуюся школу.
В то время знание латыни и греческого было практически обязательным для любого мало-мальски образованного человека, вот почему драматург Бен Джонсон мог пренебрежительно отметить «small Latin and little Greek» Уильяма Шекспира[13]. У Левенгука не было ни того, ни другого. Он заслужил достойную славу благодаря одному из самых важных научных достижений эпохи и общался с лидерами крупнейших мировых держав, но на этой высоте он всегда оставался чуточку неуместным, незащищенным и чувствительным.
Когда Левенгуку было 16 лет, умер его отчим. Мать вновь отослала мальчика, на этот раз в Амстердам – учиться торговому ремеслу. В городе было множество приезжих из провинции и из-за границы. Нидерланды быстро становились урбанизированной страной, а Амстердам был крупным европейским городом. Левенгук был принят в качестве подмастерья в магазин льняных тканей, постепенно поднялся до продавца и кассира и при этом учился основам торгового дела, которое стало его занятием на всю жизнь. Возможно, именно в связи с делами он впервые увидел простейший микроскоп – устройство, с которым для образованных людей всего мира его имя останется связанным навсегда.
Простые линзы были известны уже давно, как минимум с I в. н. э. Учитель императора Нерона Сенека-младший писал, что «мелкие и нечеткие буквы видятся более крупными и четкими через стеклянный шар, наполненный водой». Но трудно сказать, когда впервые кто-то заметил, что линзы можно использовать для создания такого инструмента, как микроскоп. Итальянский поэт Джованни Ручеллаи, живший на рубеже XV–XVI вв. и приходившийся двоюродным братом папе Льву X, использовал вогнутые зеркала для рассматривания пчел. Эти наблюдения стали основой для создания его самого знаменитого стихотворения Le Api («Пчелы»).
Один из первых сложных микроскопов был создан Галилеем и назван им occhiolino (с итал. маленький глаз). Совместив несколько линз, удалось достичь более мощного увеличения. Слово «микроскоп» выдумал друг Галилея немецкий ботаник Джованни Фабер; оно происходит от греческих корней micro – маленький и scopia – видеть. Незадолго до Галилея о создании микроскопа сообщили два голландских изготовителя очков Ханс Липперсгей и Захарий Янсен. Оба также заявили, что изобрели телескоп. Эти яростные соперники жили в соседних домах, и каждый из них утверждал, что другой украл его идею. Точно неизвестно, заслуживают ли доверия их слова, возможно, они лишь первыми пытались запатентовать эти устройства.
В эпоху Левенгука производство линз в Голландии уже было широко распространено, и даже Бенедикт Спиноза зарабатывал на жизнь шлифовкой линз.
Самые ценные линзы применялись для изготовления телескопов, служивших в навигационных целях и имевших важное военное назначение. Кроме того, производились линзы для разглядывания мелких предметов, в частности для торговцев тканями вроде Левенгука. Сейчас такие линзы назвали бы просто увеличительными стеклами, но их можно было применять для проверки качества полотна и для обучения шитью.
