Это существенно? Отчасти соглашусь. Соглашусь, как приходится соглашаться со многим. Существуют естественные последовательности, которые, по мере своего проявления, свидетельствуют о невероятной древности. По меркам существования людей этот мир очень, очень стар.

Куру Кван протянул руку.

Брис посмотрел, куда показывал седа, и увидел плитку Дольмена. Раскрашенная гравюра изображала одинокий наклонный монолит, наполовину погребенный в безжизненной глине под бесцветным небом.

– Моря рождаются, чтобы однажды умереть, – сказал Куру Кван. – Но суша цепляется за свою память, и все, что происходило на ней, отпечатывается на ее лике. И наоборот, в самой глубине глубочайшего океана можно отыскать следы того времени, когда это место возвышалось над волнами. Это знание мы будем использовать, Брис.

– Нифадас нечетко описал мое задание, седа. Я, видимо, должен разбудить Маэля, известить Старшего бога, что им манипулируют. Но я не верующий, и тут нет ни одного летерийца, который сказал бы про себя иное. С чего бы Маэлю слушать меня?

– Понятия не имею, Брис. Придется импровизировать.

– А если этот бог пал окончательно и бесповоротно, превратился почти в бессмысленного зверя, что тогда?

Глаза Куру Кван за линзами поморгали, но он ничего не сказал.

Брис поежился.

– Если путешествие будет совершать только мой разум, каким я буду видеть себя? Я смогу держать оружие?

– Каким образом защищаться, зависит только от вас, финадд. Разумеется, я ожидаю, что вы будете видеть себя таким, как и сейчас. Вооруженным и защищенным. Все это в воображении, но это несущественно. Начнем?

– Хорошо.

Куру Кван сделал шаг вперед, ухватив одной рукой Бриса за перевязь меча. Резким, неожиданно мощным рывком он отправил финадда вперед, за край круглой платформы. Вскрикнув от испуга, Брис замахал руками и помчался к плитке Дольмена.

– Даже в благородных начинаниях случаются осечки.

Бугг с отсутствующим взглядом молча внимал Теголу.

– И потом, если подумать, это лишь мелкий недостаток. Я-то сам вполне доволен. Честно. Твое разочарование вполне можно понять, а, позволю себе выразиться, несколько пошатнувшаяся уверенность в себе вызвана неверно понятым заданием. Попытка – не пытка, уверяю тебя. – В качестве доказательства Тегол медленно повернулся перед слугой. – Видишь? Штанины в самом деле одной длины. Я не буду мерзнуть даже в холодные ночи. Впрочем, у нас нет холодных ночей. Только душные, но что нам немного пота между… э-э… ног?

– Этот оттенок серого и этот желтый – худшее сочетание, что я когда-либо видел, хозяин, – сказал Бугг. – Меня тошнит, когда я смотрю на вас.

– А штаны-то при чем?

– Согласен, почти ни при чем. Меня беспокоят принципы.

– Тут не поспоришь. Теперь рассказывай о делах, и побыстрее. В полночь у меня свидание с мертвой женщиной.

– Степень вашего безрассудства, хозяин, не перестает меня поражать.

– Наш любимый ростовщик совершил самоубийство, как мы горестно предполагали?

– Без задоринки и сучка.

– Не считая того, на котором, полагаю, он и повесился?

– А потом ужасный пожар уничтожил дом.

– Известно, как отреагировал на все это финадд Герун Эберикт?

– Он совершенно подавлен, хозяин.

– Но не излишне подозрителен?

– Кто знает? Его люди провели расследование – в основном чтобы разыскать спрятанные деньги и как-то возместить потерю. Однако ничего не обнаружили.

– И не должны были. Пусть Эберикт смирится с потерей, хотя он и не потерял вовсе, а просто не сумел увеличить состояние. Его начальные вложения остались целехоньки. А теперь, Бугг, хватит болтать. Мне нужно подумать. – Тегол подтянул штаны и заметил, как скривился Бугг. – Худею, наверное.

Он пошел по крыше и за четыре шага добрался до края. Затем повернулся и оглядел Бугга.

– Что это на тебе надето?

– Сейчас очень модно среди строителей.

– Широкий кожаный пояс со множеством петелек и карманчиков?

Бугг кивнул.

– Вроде бы, – продолжал Тегол, – в этих петельках и карманчиках должны быть разные инструменты и приспособления. Все, что может потребоваться строителю.

– Ну, я-то Глава компании. Я ими не пользуюсь.

– Но пояс носишь.

– Да, я хочу, чтобы ко мне относились серьезно, хозяин.

– Конечно, это важно. Полагаю, в списке расходов отражено?..

– Разумеется. И деревянная шляпа.

– Ты имеешь в виду такую красную штуку вроде чаши?

– Именно.

– Что же ты ее не надел?

– Сейчас я не на работе. То есть в качестве единственного владельца «Строителей Бугга».

– Но пояс надел.

– Он придает солидности, хозяин. Как портупея. Есть что-то солидное, когда на бедрах какая-то тяжесть.

– Словно у тебя постоянная дуэль со стройматериалами.

– Да, хозяин. Вы уже закончили думать?

– Закончил.

– Хорошо. – Бугг расстегнул пояс и бросил его на крышу. – Бедра перекашивает. Я хожу кругами.

– Как насчет травяного чая?

– Я бы не отказался.

– Прекрасно.

Они уставились друг на друга, потом Бугг кивнул и направился к лестнице. Едва он отвернулся, Тегол снова подтянул штаны повыше. Взглянув на пояс, он помедлил, но замотал головой.

Бугг пропал в люке, а Тегол лег на скрипучую кровать и стал смотреть на тусклые звезды. Приближался праздничный фестиваль, посвященный Страннику, бесконечно таинственному поставщику возможностей, зловещих обстоятельств и неудачных решений. Или чего-то подобного – Тегол никак не мог точно запомнить. Обители и множество их обитателей были выдуманы для того, чтобы на них всегда можно было свалить вину за что угодно, так он подозревал. Видимо, перекладывать ответственность – в крови у человека.

В любом случае празднество получится шикарное и бессмысленное. Обо всем и ни о чем. Бешеные ставки на Больших Утопалках, где самые известные преступники будут изображать плывущих лебедей. Те, кто любит себя показать, получат отличную возможность. Тем временем охрана в пустых поместьях будет трепаться или похрапывать на посту.

Шаркающий звук в темноте справа.

– Ты рано.

Шурк Элаль подошла ближе.

– Ты сказал – в полночь.

– Так это еще через два удара колокола.

– Правда?

Тегол сел.

– Ну не отсылать же тебя обратно. И все равно – к Селуш мы не пойдем до полуночи.

– Можно пойти и пораньше.

– Можно, конечно, но мне не хотелось бы ее тревожить. И она сказала, что ей многое нужно достать.

– Значит, я хуже других трупов?

– Другие трупы хотя бы не дерутся.

Немертвая женщина подошла ближе.

– А с чего мне сопротивляться? Ведь она сделает меня красивой?

– Разумеется. Я просто так, разговор поддержать… Как дела, Шурк Элаль?

– По-прежнему.

– По-прежнему. А это как?

– Бывало лучше. Хотя многим нравится стабильность. Потрясающие штаны.

– Согласен. Увы, это дело вкуса…

– У меня нет вкуса.

– Вследствие смерти или так было изначально?

Пустые, безжизненные глаза, до того избегавшие смотреть на Тегола, уставились прямо на него.

– Я тут подумала… ночь праздника Странника.

Тегол улыбнулся.

– Ты читаешь мои мысли, Шурк.

– На посту всегда шестнадцать охранников, еще восемь спят или играют в казармах – туда от главного дома ведет крытый переход девятнадцати шагов в длину. На наружных дверях – двойной засов. Еще четыре охранника в каморках по углам крыши, а окна оплетены чарами. Стены поместья – в два человеческих роста.

– Недурно.

Шурк Элаль пожала плечами – при этом раздался скрип мокрой кожи.

Появился Бугг, одной рукой цепляясь за лестницу, а в другой держа, как поднос, крышку корзины. На подносе стояли две глиняные чашки, над которыми вился пар. Слуга осторожно выбрался на крышу, затем, подняв глаза и увидев двоих, нерешительно остановился.

– Прошу прощения. Шурк Элаль, приветствую. Немного чая?

– Не говори чушь.

– А, да. Не сообразил. – Бугг двинулся дальше.