— Ничего нет лучше горячей ванны…

— Звучит немного обидно.

— Ничего нет лучше, чем лежать в горячей ванне с тобой. Так звучит лучше?

— Лучше. Это предложение?

— Можно и так сказать.

— Захватим бутылочку вина, чтобы совсем расслабиться?

— Я не против. Горячая ванна, вино и ты — отличное завершение дня.

— Завершение дня, но не ночи.

— Боюсь, у меня не останется сил.

— Я взбодрю тебя. Сделаю тебе массаж.

— Эротический?

— Именно!

Он появился в Сочельник именно в тот момент, когда Киллиан, задумчиво разглядывал ночной город, стоя у открытого окна, и думал о странном парне с выразительными зелеными глазами взрослого и непокорными каштановыми вихрами мальчишки, с которым столкнулся в больнице чуть больше месяца назад и с того момента, проводил в его обществе почти каждую ночь. Очень странный парень. И свое имя он произнес как-то необычно — скорее всего, ненастоящее. И одежда на нем тоже была странная. Но этот загадочный парень украл его душу, и возвращать, по всей видимости, не собирался. Потому что именно сейчас, накануне Рождества, Киллиану больше всего хотелось, чтобы он пришел в его жизнь и остался навсегда, придавая ей смысл… Киллиана вывел из задумчивости робкий стук в дверь. Он насторожился, потому что никого не ждал, но стук повторился и в этот раз более настойчивый. Киллиан распахнул дверь, собираясь высказать наглецу все, что о нем думает, и замер, потому что думал как раз именно о нем… Кроссовки, джинсы, пуховик, рюкзак на плече, пальцы, вцепившиеся в лямку, смущенная улыбка, зеленые глаза, непокорные каштановые вихры — в стоящем на пороге парне не было ничего загадочного. Обычный студент-первокурсник, в обычной одежде, с обычным, как оказалось, именем. И Киллиан влюбился в эту обычность и провел с этим обычным мальчиком две сумасшедшие недели.

— Зачем ты повсюду развесил наши фотографии?

— Хочу, чтобы они напоминали мне о каждом счастливом моменте, проведенном с тобой рядом.

— Но они повсюду!

— Потому что таких моментов было очень много.

— Но они все черно-белые. Странный выбор цвета для счастливых моментов.

— Цветные фотографии не так выразительны. Цвет отвлекает. Ты теряешься в цвете и не видишь самого важного.

— Чего?

— Эмоций. За цветом не видно настроение запечатленного момента. Смотри. Вот здесь — ты что-то задумал, здесь — грустишь, здесь — вроде смеешься, но на самом деле тебе не смешно, а вот здесь — ты определенно счастлив.

— А ты?

— И я тоже. Это мой самый любимый кадр.

— А это Рождественская ярмарка?

— Ага. Здесь ты явно о чем-то мечтаешь.

— Но я не помню этого момента…

— Ты сказал, что если загадать желание под веткой омелы, то оно непременно сбудется, и затащил меня под арку.

— И оно сбылось…

— Так значит, во всем виновата омела?

— Определенно.

Впервые за долгое время Киллиану хотелось жить ради чего-то, вернее — кого-то, а не вопреки всему. По утрам, пока он готовил завтрак, ловко управляясь одной рукой, его мальчик читал ему бредовые новости из интернета с уморительно умным видом, чем смешил Киллиана до слез, шутливо обижался и показывал язык. Мог усесться насупившись в углу дивана, но надолго его не хватало, и он тихонько подбирался к Киллиану сзади и, поднявшись на носочки, украдкой целовал его в шею. Он говорил, что никогда не пробовал кофе, и Киллиан показал ему кофейню на углу, где готовили вкуснейший в Нью-Йорке кофе. И каждое утро, пока Киллиан возился с завтраком, он сам ходил в эту кофейню и приносил им ароматный напиток. Он любил гулять, обожал снег и радовался снегопаду как ребенок. Толкал в снег Киллиана, хохоча, усаживался сверху и залезал ледяными ладонями под одежду, вызывая у Киллиана зубовный скрежет. Он любил подолгу стоять под струями горячего душа, а потом рисовал на запотевшем зеркале сердечки и писал — «Киллиан». Он постоянно открывал окно, и когда в квартире становилось холодно, он натягивал на себя синий свитер, который нашел в шкафу и присвоил себе, улыбался и говорил, что хочет впитать в себя его запах. Он потребовал купить елку — Рождество же! — заставил украсить и повесить гирлянды и мог подолгу сидеть на полу, любуясь сверкающими лампочками. Он сказал, что потерял телефон, и Киллиан купил ему новый с хорошей камерой, и мальчик постоянно снимал их: на кухне, в ванной, в спальне, на улице, в метро, в такси. Он распечатывал на принтере понравившиеся фотографии и вешал их повсюду. В основном в спальне. В свой новый телефон он забил только два номера: Киллиана — на всякий случай, и мамин, которой звонил пару раз и молчал… Он редко отзывался на свое настоящее имя, и Киллиан называл его — мой мальчик. Киллиан терпеливо ждал, наблюдая, как его мальчик подолгу сидел на подоконнике, разглядывая ночной город. Потому что знал — продрогнув, мальчик заберется в постель, обнимет его и прижмется к нему всем телом. Он будет водить пальцем по его груди, рисуя только ему видимые узоры, целовать его в плечо и жарко дышать в шею. И Киллиан не выдержит… А мальчик позволит ему все, кроме настоящего поцелуя. Потом обессиленный затихнет, уткнувшись носом Киллиану в грудь, а он будет вдыхать запах его волос, перебирать пальцами спутавшиеся каштановые вихры и мысленно благодарить судьбу, что послала ему этого ангела.

— Где ты откопал этот свитер?

— В шкафу, конечно же.

— Странно, что я его не выбросил.

— Он спрятался от тебя, чтобы я его нашел.

— Давай, я лучше куплю тебе новый.

— Зачем?

— Потому что этот старый.

— И что? Зато он уютный.

— Он велик тебе.

— Домашний свитер и должен быть таким.

— Он грязный. Его нужно постирать.

— Чушь! Мне нравится, как он пахнет тобой и немного сигаретным дымом.

— Когда-то я курил.

— Правда? Я тоже пробовал.

— Ну и как?

— Не понравилось. Не понимаю, в чем удовольствие — втягивать в себя удушающий дым?

— Согласен, удовольствие и правда сомнительное.

— Удовольствие — это что-то приятное, как по мне.

— Например?

— Тебе рассказать или показать?

— Показать…

А через две недели мальчик исчез из жизни Киллиана Джонса так же внезапно, как и появился. Однажды проснувшись, Киллиан обнаружил себя в пустой постели. Никто не тормошил его и не щекотал до изнеможения, чтобы немедленно разбудить. Никто больше не читал ему бредовых новостей из интернета, а в квартире больше не витал аромат вкуснейшего кофе. Ему больше не для кого было готовить завтрак. Никто больше не подкрадывался к нему, чтобы тихонько поцеловать в шею. В ванной больше никто не рисовал сердечек, со стен исчезли все фотографии, а синий свитер был аккуратно сложен на полке. И может, Киллиан и решил бы, что его мальчик был всего лишь его Рождественской фантазией, наваждением, бредом, если бы не оставленный на кухонном столе телефон, на заставке которого была фотография с ними. Его самая любимая, и единственная, которую он не удалил. А еще у Киллиана сохранился телефон его мамы — он тайком переписал его себе, и, в конце концов, он разыскал своего мальчика и понял, что они никогда не смогут быть вместе — его мальчик… умер почти три года назад.

— Ты напугал меня!

— До смерти?

— Можно и так сказать.

— Прости. Ты выглядел таким задумчивым, грустным и, мне показалось, даже одиноким, что захотелось тебя обнять и напомнить, что я тоже здесь.

— Не подкрадывайся так больше.

— А то что?

— От неожиданности могу потерять равновесие и свалюсь вниз.

— Я успею тебя схватить и не дам тебе упасть.

— А если не успеешь?

— Что за странная тяга — сидеть на перилах и испытывать мои нервы?

— Мне нравится так смотреть на город.

— Чем тебя не устраивает окно?

— Здесь у меня ощущение свободы и полета.

— Знаешь, наверное, я все же заколочу балкон.

— Не стоит за меня так уж бояться. Со мной ничего страшного не случится.

Верить в это Киллиан отказывался, потому что все было уж слишком реальным. Его мальчик не был призраком — он был из плоти и крови, живой и настоящий. И они были настоящими. Он не мог понять — почему его мальчик ушел, бросил его? Жизнь без него перестала иметь смысл. Киллиан не появился на работе после Рождественских праздников, запил и пустился во все тяжкие, пытаясь забыть своего мальчика. Не получалось. Ни жить без него, ни забыть… И когда тоска становилась невыносимой, Киллиан открывал окно, как когда-то делал его мальчик, и пол ночи не смыкал глаз, дрожа от холода. Ему снова хотелось увидеть своего мальчика, и если для этого нужно умереть, то он готов. Он каждую ночь умолял Смерть, чтобы она пришла и забрала его. И она пришла за ним…