Civil Twilight — Letters From The Sky
Капитан Джонс тоже присутствовал на этих традиционных вечерних посиделках, и Пэн всегда с интересом наблюдал за ним: поначалу Киллиан, сидя в окружении своих моряков и подогревая себя приличными порциями рома, так же делился историями о своих похождениях не всегда, надо сказать, связанных с капитанством и пиратством, оказалось, что до того, как заняться флибустьерством, Киллиан изучал другие миры и увлекался океанографией, и этот факт тогда немало удивил Питера; но чем дольше «Роджер» находился в Неверленде, тем чаще Капитан, присоединившись сначала к команде и молча выслушав одну-две истории, потом все же уединялся на носу корабля, скрывшись ото всех в ночной темноте. И тогда Питер, теряя интерес к пиратским историям, перелетал на бушприт, нависающий над темной гладью океана, и оттуда наблюдал за Киллианом, который чаще всего стоял, прислонившись к фок-мачте, задумчиво смотрел на Неверлэнд и не делал ни одного глотка рома из зажатой в руке пузатой бутылки. О чем именно думал Капитан в такие моменты, Питер не знал, но на освещаемом луной благородном лице совсем нетипичном для пирата он все чаще замечал грусть… Или тоску? О чем мог тосковать пират? Если честно, то Питер не понимал, почему «Веселый Роджер» все чаще задерживается у берегов Неверлэнда, если раньше поднимал паруса сразу, как только его Капитан поднимался на борт. Теперь же «Роджер» нередко стоял на якоре в океане, словно что-то держало возле острова корабль… Или его Капитана? Может, это Темный портал влиял так на своего Хозяина? А иногда Киллиан срывался: нервно расхаживал от борта к борту и накачивался ромом почти до беспамятства, и Питер стал подмечать, что обычно это совпадало с его расплатой поцелуем по сделке, которую они заключали, согласно их деловому соглашению относительно мальчиков, что приплывали в Неверлэнд вместе с Капитаном Джонсом в качестве «живого товара». И такие срывы случались все чаще и чаще. Почему-то в такие моменты Питеру хотелось вырвать злосчастную бутыль из рук Капитана, но он сдерживался и дожидался момента, когда уговорив весь ром, Киллиан со злостью швырял пустую бутылку за борт и уходил с палубы. Пэн выжидал еще некоторое время, сидя на бушприте и любуясь серебристой дорожкой лунного света на черной глади океана, а потом пробирался в капитанскую каюту.
К моменту его появления Киллиан всегда спал, обычно завалившись прямо в одежде на не разобранную постель. Питер аккуратно прикрывал за собой дверь каюты, которая обычно скрипела, заставляя его обмирать и прислушиваться к дыханию спящего Капитана. Чаще Киллиан спал крепко, но иногда приподнимал голову с подушки и напряженно всматривался в полумрак каюты, и Питер в такие моменты всегда замирал, прижимаясь спиной к двери, стараясь ничем не выдать свое присутствие, и только когда Киллиан падал обратно на подушку и закрывал глаза, Пэн вспоминал, что скрыт завесой невидимости. Дождавшись, когда дыхание хозяина капитанской каюты снова станет спокойным, Питер принимался с интересом изучать все, что находилось в каюте. Когда он впервые пробрался сюда, ему показалось странным, что на полках над рабочим столом и над кроватью было много книг, причем больше научного содержания: о звездах и созвездиях, о растениях и животных разных миров, об океанах и морях, о кораблестроении, об истории других миров и о законах на границах миров. Иногда Пэн вытаскивал какую-либо книгу наугад и, пробежав глазами по страницам, порой погружался в увлекательное чтение. Бывало, что его заинтересовывали листы, исписанные торопливым, но красивым почерком, а еще карты, которые были аккуратно расправлены на рабочем столе. Другие миры, в которых Киллиан Джонс уже успел побывать, и карты которых были исчерканы цветными линиями и размашистыми витиеватыми пометками. Иной раз, подойдя к столу, Питер находил на нем абсолютно чистую карту, и это значило, что Капитан Джонс собирался изучить очередной другой мир и его границы.
Пэну казалось, что он своими невидимыми визитами вторгается во что-то уж совсем личное, но именно это личное показывало ему совсем другого Капитана Киллиана Джонса. И с каждым разом Питера все больше притягивал этот другой Киллиан, и он, закончив изучать очередную книгу или карту, усаживался в широкое кожаное кресло, стоящее прямо напротив кровати, и рассматривал спящего безмятежным сном мужчину, словно пытался понять — какой он на самом деле… Но не всегда сон Киллиана был безмятежным. Иногда он пугал Питера, когда начинал хватать воздух ртом и со стоном скручивался на постели, цепляясь пальцами за простыни и подминая их под себя. Его лицо при этом искажала гримаса боли, и он прижимал руки к груди, туда, где сердце, и замирал… Временами Киллиан начинал стонать и метаться во сне, беспокойно хватая руками воздух, будто пытался что-то задержать или кого-то прижать к себе… Но больше всего Питер испугался, когда Киллиан однажды буквально взвыл во сне и неожиданно ставшими совершенно бескровными губами отчаянно шептал: «Только не умирай. Слышишь? Только не умирай», повторяя свою просьбу как заклинание — снова, снова и снова. И тогда, чтобы прекратить этот сон больше похожий на агонию, Питер осторожно взял ладонь Киллиана и переплел их пальцы, чтобы показать ему совершенно другой сон, который подарит Капитану умиротворение и спокойную ночь. Пэн так и просидел тогда у кровати Капитана, сжимая его ладонь, почти до утра.
А потом — вытаскивать Киллиана Джонса из плена страшных сновидений, стало чем-то привычным для Питера Пэна. Может, именно этим и должны заниматься Хранители Снов? Вот только с новыми снами возникали проблемы, потому что Киллиану нужно было показывать что-то привычное для него, а Пэн кроме Неверлэнда и своей настоящей реальности больше ни о чем не знал. И обширная библиотека Капитана Джонса оказалась очень даже кстати: Питер брал книгу про какой-нибудь другой мир, устраивался в кресле и начинал читать, но когда Киллиана в очередной раз охватывало беспокойство, Пэн соединял их ладони и показывал в созданном им новом сновидении все, что прочитывал. Питер старался все делать аккуратно, чтобы не разбудить Капитана, но однажды он замер, когда почувствовал на себе взгляд. Пэн осторожно повернул голову и столкнулся со взглядом Киллиана, который смотрел прямо на него. Питер был уверен, что Капитан его видеть не мог, но…
— Я знаю, что ты только снишься мне… — Киллиан улыбается и крепче сжимает ладонь Пэна, а потом приподнимает голову и прижимается губами к тонким мальчишечьим пальцам. — И это мой самый лучший сон, — он подкладывает под щеку их соединенные ладони и, прежде чем закрыть глаза, долго смотрит на Питера, у которого не остается сомнений, что Киллиан на самом деле видит его. Может, магия завесы невидимости слабеет, когда Пэн создает другое сновидение? Может, соединяя их ладони, Питер перестает быть невидимкой, или же Киллиан тоже оказывается под влиянием магии? — А ты в этом сне мой… Мой красивый мальчик. И мне хочется, чтобы ты поцеловал меня. Не потому, что я тебя вынуждаю, а потому, что ты сам этого хочешь. Хотя бы во сне… — Пэн замирает от такого признания, и когда Киллиан закрывает глаза, он осторожно снимает браслет с руки, которую не выпускает из своей ладони Капитан, и все вокруг начинает дрожать и размываться. — Не уходи… — наверное, Киллиан что-то чувствует, потому что снова распахивает глаза и сильнее сжимает ладонь Пэна, пытаясь удержать его рядом с собой. — Останься со мной, — но Питер качает головой и снимает со своего запястья второй браслет, что все еще держит его в этой реальности.
Стоя посреди осиротевшей капитанской каюты и наблюдая, как Сидни обнюхивает вещи на столе: аккуратно разложенные карты и разбросанную поверх них какую-то мелочевку, Питер Пэн вспоминал о том, что больше не возвращался на «Веселый Роджер» после той ночи, когда Киллиан, несмотря на защитную магию, все же увидел его. Да и нужды в этом больше не было — Капитан стал задерживаться в Неверлэнде, составляя компанию Питеру Пэну на излюбленном им утесе, а потом случилось много всего: и того, что бережно хранит память, и того, о чем бы хотелось навсегда забыть.
