Насмешки постояльцев в сторону вышибалы были реакцией на слова странницы. Но вышибала согласился и даже, покраснев от усердия, победил.
Он посмотрел страннице в глаза, будто спросил, что дальше. Создалось ощущение, что между ним и девушкой установилось некое странное взаимопонимание в тот момент. Странница сказала:
– Давай в третий раз, дружеский. Можешь так же, двумя руками.
Возгласы одобрения встретили ее предложение, а вышибала всей душой пожелал, чтобы нужный светловолосой гостье человек в конце концов показался. Похоже, только один вышибала из всех присутствовавших догадывался, что невинными забавами дело не ограничится, если странница вскорости не найдет того, кого искала.
Но среди постояльцев и проходимцев не возникло новых лиц, как не нашлось и глаз, выражавших что-либо помимо острого ожидания захватывающего зрелища, когда вышибала быстро оглядел помещение. Тогда он снова обхватил ладонь девушки своими ручищами и надавил еще до того, как в очередной раз выкрикнули счет.
В первые секунды вышибале сопутствовал успех, ибо странница не ожидала, что он начнет жать сейчас же. Однако затем руки вышибалы почему-то ослабли, отказались подчиняться ему и легли так резво, что отчаянно побелевшие костяшки пальцев стукнули о стол. Вилки да ложки на столешнице подпрыгнули и жалобно звякнули.
Странница высвободила руку из ладоней вышибалы и поднялась со скамьи.
– Теперь не грех побить женщину, – заявила она. – Ведь все видели, что я не слаба. А вышибала никому не доказал, что не даром хлеб ест и воду пьет в этом доме.
В пятый раз за вечер в зале стало тихо. Вышибала обменялся взглядами с хозяйкой. И он, и она знали, что выбора у него особого не было. Поэтому вышибала встал из-за стола, чтобы продолжить уже в откровенной форме исполнение старого обычая таверн и постоялых дворов, в котором выяснялось, кто более пригож защищать заведение – прежний вышибала или пожелавший занять его место другой человек. Вышибала вспомнил тот день, когда сам предъявил свои права работать в этом доме, и вспомнил так же последовавшую за словесной перепалкой яростную схватку, в которой он вышел победителем.
Уже через минуту хозяйка с бессильной злостью наблюдала за избиением своего вышибалы, когда он раз за разом оказывался лежащим на полу. При этом кости вышибалы не хрустели, кровь не текла из полученных им ран, да и ран-то на вышибале не появлялось, ведь странница обращалась с ним бережно, только лишь разными способами роняла его на солому.
Зато лица постояльцев, на которые хозяйка тоже смотрела, вселяли в нее все больший страх после каждого броска странницы, после каждого ее легкого и расслабленного движения. По мере единоборства, а по сути, унижения вышибалы, в гримасах мужчин оставалось все меньше человеческого: здравый рассудок вытесняло пробудившееся в них желание плоти и крови. Больше половины постояльцев хрипло закричали и забили кулаками по столешницам, когда вышибала вдруг плохо упал и тяжело закашлялся.
Вышибала прилагал огромные усилия, чтобы подняться на ноги. Странница стояла над ним и смотрела, получится ли у него это. Вышибала никак не мог совладать с собой, а затем его снова сотряс кашель, и он сплюнул на пол чем-то красным, вязким. Это видели все в зале.
Словно сговорившись, все как одна девушки-служанки побежали из зала – кто на кухню, кто на второй этаж. Они еще не видели такого насилия в их заведении, да и не увидят больше после этого дня. На первом этаже из женщин, вернее, невинных на вид девушек, остались только странница и хозяйка.
Далее поднятый с четверенек вышибала рухнул от очередного броска на один из столов, перевернул его с хрустом дерева и остался лежать посреди перемешавшихся блюд и напитков, в каше мяса, овощей, пузырьков да пены разноцветного алкоголя. Странница наступила вышибале на грудь подошвой сапога, перенесла вес своего тела на согнутое колено, чем взяла и выдавила воздух из легких вышибалы.
– Выползай прочь, – зло сказала она.
Вышибала пополз, как только сапог убрался с него. Пополз, трижды едва не упав, на улицу, за дверь, под заливистый хохот мужчин. Когда дверь за вышибалой затворилась, странница сделала то, что представлялось ей наиболее логичным сделать дальше.
Она вспрыгнула на стол, на котором ранее танцевала. Постояльцы и проходимцы восторженно закричали. Хозяйка же закрыла лицо руками, а ее ноги, помимо воли, будто приросли к полу. Воображение принялось рисовать хозяйке с безудержным рвением, как ее валят с ног, разрывают на ней одежду и как она не может сопротивляться всем желающим ее тело.
– Смотри, в твоем доме пируем! – прозвучал в десятке шагов от хозяйки низкий, но звонкий голос. Он заставил хозяйку отнять ладони от глаз. Была в этом голосе какая-то колдовская сила, которой хозяйка подчинилась.
Она вновь увидела странницу: та страстно танцевала на столе и взахлеб пила из чужих кружек все, что подносили ей одни руки постояльцев, в то время как другие раз за разом безуспешно тянулись к ее голеням и бедрам. Скиталица ловко отталкивала их, а особо резвые хлестко била, чем еще сильнее подогревала общий пыл. Потом хозяйка заметила, что метательный топорик вышибалы пропал с того места на полу, где он остался лежать. У хозяйки закружилась голова, перед глазами побелело при мысли о том, что кто-то из мужчин подобрал его.
Вдруг будто порыв ветра прошелся по залу, вопреки тому что утро и день выдались на редкость спокойными в плане погоды. Что-то бешено вращавшееся на лету вошло по рукоять в деревянную часть стены дома, а очередная кружка в руке странницы за секунду до этого с глухим хлопком лопнула и окатила душистыми брызгами мужчин вокруг стола.
Хозяйка вскрикнула от неожиданности. Странница повернулась почему-то к двери. А постояльцы и проходимцы загоготали, стряхивая с бород и рубах пену, приняв случившееся за похабную проделку.
Но скиталица мрачно посмотрела поверх их голов, и они притихли. Проследили за ее взглядом. Увидели в дверном проеме вышибалу, лицо которого отчетливо пахло кровью.
Светловолосая гостья сошла со стола на пол. Перед ней расступились.
– Ты бросил топор мне в спину, – сказала она вышибале.
– Я мог убить тебя, пока ты плясала. Благодари меня за то, что оставил тебе жизнь, – ответил тот.
– В этом городе никому нет дела до моей смерти. Никто не стал бы искать мое тело и человека, который убил меня. Ты побоялся бросить топор туда, куда надо, вот оно что. Ты трус, раз струхнул убить никому не нужную самозванку.
Реплика странницы вызвала в адрес вышибалы поток насмешек, что резво запрыгал по помещению, между стен и от пола до потолка. Но вышибала, который неизвестно как привел себя в порядок за дверью заведения, и глазом не моргнул. Он будто не слышал ничего из всего того оскорбительного и унизительного, что бросили ему в лицо. Вышибала был сосредоточен на другом, а именно – на гостье.
Странница ничуть не удивилась быстрому излечению вышибалы за порогом дома и его возвращению в зал. Она могла совершить и не такое, и с помощью своих собственных рук, а не припрятанного где-нибудь в просторной одежде лечебного зелья, например, выдержанного из красного мха нужной редкой породы. Девушка изучила черты лица вышибалы, ибо его губы не дрогнули, не ответили на ее реплику, а только сомкнулись в сплошную едва видимую линию.
Хозяйка тоже смотрела на вышибалу. Она знала его с самого своего рождения и чувствовала, что он был готов опровергнуть слова странницы. Она ощущала, что он собирался сделать это сейчас любым грязным способом, которых знал множество, и лишь приберегал до того момента, когда они будут нужны. Ноги хозяйки сами по себе ожили, чем она тут же воспользовалась и побежала к вышибале.
– Не лей кровь в моем доме! – вцепилась она в плечи вышибале. – Я найду тебе работу. В городе много постоялых дворов.
– Никакая работа не светит ему, ибо слух ползет из ушей в уши слишком быстро и делает свое дело обстоятельно и скрупулезно. Есть только один способ предотвратить появление толков.