Рай для грешника

Как мальчуган ни прятался в кустах, Герман Власов всё равно его заметил. Глаза у пацана по пять копеек, рот приоткрытый, и травинка из края в край губ бегает. Удивлён парнишка на славу. А собственно и есть чему удивляться. Власов сейчас представлял собой расчудесную картину. Сидит такой на скамеечке в тени парковых тополей мужичок в длинном, до пят, балахоне, свечу зажжённую в руках сжимает и сам с собой разговаривает.

Не мог знать малец, что была у столь экстравагантного вида причина. Рядом с Германом она восседала, а точнее - он: высокий в белоснежных одеяниях старец, укрытый от посторонних взглядов неведомой людям силой. И лишь только Власов его сейчас и видел.

- Мальчик, подойди, пожалуйста, - подозвал нечаянного шпиона Герман.

Травинка парнишки куда-то делась, то ли незаметно выплюнул, то ли проглотил, и он медленно выбрался из кустов. Сделал шаг и остановился в метрах двух от странного дядьки.

- Не бойся меня. Я тебя не обижу, - Власов миролюбиво улыбнулся. - Скажи, ты знаешь такой праздник - Пасха?

Мальчуган кивнул.

- А чему посвящён этот праздник? Что во время него празднуют?

Вот тут шпион задумался. Закатил глаза, прикусил нижнюю губу.

- Ну... На Пасху яйца красят... Бьются ими...

- Хорошо, хорошо, - скупо кивнул Власов. - Беги к родителям. Нечего одному по кустам лазать.

Мальчишка словно и ждал эти слова, рванул в заросли аки заяц испуганный, а Герман повернулся к своему собеседнику.

- Вот видите, Михаил. Сколько ему? Двенадцать, тринадцать лет. Он с радостью празднует Пасху, но даже не знает, что именно празднует. Скажите: он ведь ещё ребёнок! А вы поговорите со взрослыми людьми и, поверьте, результат будет таким же. Вот, взгляните...

Герман кивнул на дорожку. Михаил оторвался от созерцания полёта бабочки и увидел за деревьями сутулую бабульку. Топала она неспешно, кряхтела и тросточкой в землю упиралась, а глаза хитрые из стороны в сторону бегали, словно хищник жертву высматривает.

- Я думаю, каждый человек знаком с таким типажом. Сходит бабушка в церковь, помолится, покается батюшке в грехах, а только за порог Божьего Храма ступит, так сразу начинает всем косточки перемывать и хаять матом ни за что не про что.

Старец кивнул. Взгляд у него отстранённый, будто полностью в свои мысли погружён, но Власов уверен - всё он слышит, ни одного слова не пропускает.

- Молодёжь много в церковь ходит, - продолжал Герман. - С этим не поспоришь. Но только кто из них хотя бы одну молитву знает? Для них это всё просто традиция. Папы и мамы, дедушки и бабушки ходили, вот и мы ходим. Традиция, как я уже говорил. А веры в людях нет. Сплошь одни материалисты. Раз не вижу и не могу пощупать, значит - не существует.

И тут Власов изменился прямо на глазах. Спину выпрямил, подбородок задрал чуть вверх. Превратился из тихого философа в гениального и горделивого профессора, читающего студентам лекцию.

- Вот поэтому и важен мой проект. Он позволит возродить в людях веру. Каждый увидит, ощутит всё ЕГО - Власов руки вместе со свечой воздел к небу, - величие. Это будет переворот в людских умах и душах...

- Нам нравится ваша идея, - перебил Германа Михаил. - ЕМУ нравится. - Голос как голос, спокойный, с лёгкой хрипотцой, никогда и не подумаешь, что это говорит ангел. - Только это никак не зачтётся вам в плюс. Грех ваш даже такое деяние не перевесит.

Власов это и сам понимал. От ада ему так просто не отделаться, но всё равно от сказанного Михаилом душа запела.

- Я знаю. Для меня другое важно...

- Вы хотите увидеть семью, и мы выполним вашу просьбу. Пойдёте в первой группе. Действовать будем по вашей программе. Никаких недостатков мы в ней не нашли. Но мне уже пора.

Старик начал медленно таять в воздухе.

- Ждите, - долетело до Германа, когда от ангела оставался лишь размытый локон седых волос.

Власов затушил свечу и, шустро поднявшись, заторопился прочь. Что-то уж слишком пристально бабулька на него пялится. Неровен час милицию вызовет или бригаду для душевнобольных.

На ходу стянул балахон и сложил его в пакет. Остались на нём майка, шорты и босоножки на ногах. Так гораздо лучше, а то семь потов сошло, пока в балахоне не солнышке сидел.

В парке людей было не мало: парочки, семьи, компании - выходные всё-таки. И многие перешёптывались и провожали Власова удивлёнными взглядами. Видели, как он переодевался. Зато встречные гости "Парка культуры и отдыха города Бреста" внимания на него уже не обращали. Мужичок как мужичок. Лет сорок, роста среднего, волосы не длинные, как уголь чёрные - да мало ли таких.

Вышел через главные ворота и, уже замедлившись, потопал по тротуару в сторону площади Ленина.

Движение как всегда дикое. Что машины на дороге, что пешеходы на тротуаре, все мельтешат, бегут, куда-то торопятся, не жизнь вокруг, а сплошная гонка.

"Ничего, скоро грянут перемены, - от этой мысли Власов даже повеселел. - Да так грянут, что ого-го!"

Возле статуи вождя пролетариата свернул налево, прошёл рядом с Костёлом Воздвижения Святого Креста - странное соседство: Владимир Ильич и католики - и вышел на Пушкинскую.

Всего квартал отделял Германа от его дома, когда из раздумья вырвали удивлённые возгласы прохожих. Люди на улице ещё миг назад неслись кто куда, а тут все остолбенели. Головы задраны, а рты раскрыты. Кто-то снимает небо на камеру смартфона, иные восторженно переговариваются, а одна женщина начала креститься, да так усердно что, казалось, пальцы переломает.

Власов знал, что происходит. Собственно он сам это и придумал. Но одно дело составить проект, а совсем другое - увидеть результат.

А залюбоваться было чем. По ещё минуту назад чистому голубому небу стайками плыли белесые облака. Небольшие, пушистые. Только двигались они нарушая все законы природы. Стягивались откуда-то из-за горизонта к центру небесного купола, напрочь игнорируя ветер. Встречались друг с другом и словно мозаика собирались в одну картину, а точнее в надпись. Не прошло и пары минут, а высоко в небе уже висели огромные буквы: "Добро пожаловать!"

Радостно забарабанило сердце в груди. Не соврал Михаил. Где же ему врать то, он же ангел как никак. Герман встрепенулся и побежал домой. Ведь за ним должны прийти, а он тут небом любуется.

Власов влетел во двор. Практически протаранил дверь. Спешка, будь она неладна. Выхватил из кармана чип и приложил к замка. Лишь тогда дверь пискнула и поддалась.

Жил он в однушке, на первом этаже, потому то уже через секунду был в квартире. Не разуваясь, прошёл на кухню и уселся на табуретку.

Пакет с балахоном полетел в угол. Он уже больше не нужен.

И что теперь?

Ждать, просто ждать. И до чего же это нудное дело!

Чем бы себя занять? Да мысли в голову никакие не лезли.

Старенькое, деревянное окно с кухни выходило не во двор, а на улицу, поэтому слышимость была преотличной. Снаружи доносились негромкие голоса и редкое урчание двигателей. Единожды послышался глухой металлический удар, наверняка кто-то из автомобилистов засмотревшись на чудо небесное не справился с управлением своего "железного друга".

Город практически замер.

Герман просидел так минут пять и неожиданно заснул.

Хотелось, чтобы ничего не снилось, но нет, всё как и последние семь лет. Один и тот же сон.

Стоит он на Набережной напротив дома, в котором с семьёй жил. Весь в копоти, одежда и волосы обгоревшие. Вокруг носятся люди: пожарные, милиция, медики, какие-то зеваки... А квартира его на пятом этаже полыхает. Языки пламени лижут стену, тянутся всё выше к небу, и никакие усилия пожарных не могут усмирить их. В глубине квартиры, в небольшой спаленке, лежит три обгоревших тела: жена и годовалые сыновья.