-- Нашли в вашей базе данных.
-- И только? Да у нас их там полно!
-- В том то и дело. Но меня интересует только этот. Может быть, вспомните?
-- Вы издеваетесь? Вы сами то помните номера своих друзей, знакомых? Не говоря уже о случайно звонящих?
-- Но вдруг...
-- Но вдруг? И стоило меня из-за этого сюда везти? Могли бы и так спросить.
-- Могли бы. Но сами понимаете, никакого домашнего диагноза, только в стационаре. Мобильное устройство ваше, пожалуйста.
Горчаков протянул ладонь.
Мужчина несмело положил смартфон на стол.
-- На момент проверки мобильного устройства вы задержаны. Спокойно, спокойно! На три часа, не больше. Наши специалисты всё делают быстро.
Пришедший охранник увёл Воронцовича и через несколько минут привёл девушку, которая смотрела на следователя, как на насильника и готовилась к неизбежной смерти.
-- Да не волнуйтесь вы так. Анна Юрьевна! Должность ваша, клиент-менеджер, всё правильно?
Девушка молча кивнула.
-- У меня всего один к вам вопрос: взгляните на этот телефонный номер -- можете узнать, чей это?
Какое-то время девушка молчала, внимательно всматриваясь в цифры.
-- Нет. -- тихо сказала она. -- не знаю.
-- Мы нашли его в вашей базе данных входящих звонков, и нам нужен тот, кто звонил. У вас же есть список клиентов?
-- Есть. И он тоже должен быть у вас вместе с изъятой информацией. Только входящие совсем не означает, что это звонил клиент.
-- Понимаю. Но всё же. Ваш мобильный, пожалуйста. Скоро вернём.
Девушка безучастно протянула смартфон Горчакову.
-- Пока идёт проверка, вы побудете в следственном изоляторе, уверен, это продлится недолго.
Охранник увёл девушку и закрыл за собой дверь. Горчаков остался один за столом, в пустой большой комнате без окон, освещённой тусклым светом, с графином и лампой. Анатолий всматривался в стол, бессознательно постукивая пальцами, его мысли словно застряли между миром фактов и миром неуверенности, которая разрасталось тем больше, чем больше было этих фактов.
"Неужели кто-то помнил бы этот телефон? Даже если бы это был часто звонящий и знакомый им человек. Мы то номера ближайших друзей не помним-то... Но всё же... Если в мобильнике у них окажется, то хорошо, но ведь не окажется, это точно. Глупый ход, глупый. Но хоть какой-то. Вопрос не в том, кому он звонил туда, а в том, зачем он звонил. Это как-то связано с НьюВижн, как-то должно быть связано!.. Что-то просил, какую-то услугу? Наверняка. Но какую? Ах, догадки-догадки... Нужны факты, ещё больше фактов!".
Майор раздосадовано хлопнул по столу и встал. Накинув пиджак и взяв ноутбук, быстро пройдя по длинным извилистым коридорам, он вышел на улицу. Подходя к машине, во внутреннем кармане пиджака он ощутил вибрацию телефона и тут же достал его, одной рукой приложив к уху другой открывая дверь автомобиля.
-- Да, Ницман, слушаю...
-- Анатолий Юрьевич, только что, номер появился в сети на востоке Москвы, был несколько минут, затем отключился.
-- Где именно? Сигнал засекли, точное местоположение?..
-- Нет, не успели. -- послышался раздосадованный голос старшего лейтенанта.
-- Ну так какого хера?! А? Удвоить усилия, чёрт побери, пусть в следующий раз хоть со спутников лазером расстреляют! Ладно, поговорим потом.
Горчаков оборвал связь, резким движением убрал телефон в карман и захлопнул дверь автомобиля.
* * * * *
Эй ты, аналитик диванный!
вот красная стенка, как змейка:
вьётся из скрытого, мутного, в явное --
что там за ней? Узрей-ка!
pic... (прикреплённое изображение)
Команда следственного отдела находилась в просторном конференц-кабинете и безмолвно глазела на широкий экран стоявший посередине стола, который в полузатененном помещении был самой яркой точкой, притягивающей к себе взоры всех находящихся в комнате. Взгляды людей, прикованных монитором были словно единым целым и у всех читались одни и те же эмоции: удивление, растерянность и плохо скрываемая тревога вперемежку с подавленностью. Картинка на экране была большая и четкая, и все без труда могли разглядеть её детали, а при тщательном рассмотрении можно было обнаружить ещё больше элементов. Основа картины, изначальная фотография, ни у кого не вызывала сомнений -- она врывалась в глаза образом, так хорошо знакомого с детства, и который давно и прочно был прописан в сознание, как один из главных и фундаментальных символов государства.
Кремль.
А точнее, кремлёвская стена.
Картина представляла собой качественную фотографию участка кремлёвской стены откуда-то со стороны Гостиного двора: снимок был сделан явно с приличного расстояния, и в кадр неминуемо попали люди, машины и фонарные столбы, но которые, то ли из-за фокуса, то ли из-за особенностей обработки выглядели расплывчато и совсем не мешали лицезреть то, ради чего собственно и была сделана эта фотография.
На величественном и стогом полотне стены, обрамлённым зубцами и упиравшемся в башни, просматривался рисунок, вернее, целая галерея, которая словно просачивалась сквозь её красную поверхность фрагментами зыбких образов. При беглом взгляде, рисунок представлял пёструю вакханалию людей и объектов, плавно переходящих один в другой, превращая стену в многосложный барельеф. Этот барельеф, краем взгляда напоминал гротескную наскальную живопись эпохи неолита, и в то же время стилизацию под детские наивные рисунки. В этом полотне образов почему-то первым делом бросилась в глаза система труб и вентилей, которые оплетали всю стену. Десятки людей, их тел и лиц застыли в странных позах и в не менее странных и сложных отношениях друг с другом. Трубы оплетали фигуры, где-то расширяясь и кого-то поглощая полностью, а на ком-то закручиваясь, словно удавки и ползли дальше. И во многих этих лицах, даже при беглом взгляде, вполне были различимы черты лиц тех, кто обычно присутствуют за этой самой стеной и являются самим её олицетворением -- политики и депутаты, министры и чиновники. И сейчас, все они словно были затянуты в эту странную головоломку странных взаимоотношений, которые теперь можно было разглядывать под микроскопом и изучать, как изучают под увеличительным стеклом древние тексты и свитки. Но даже не прилагая усилий, в глаза бросались наиболее яркие сцены, которые сложно было интерпретировать как-то многозначно.
Не требовалось труда, чтобы увидеть, как существо, похожее на главу компании Российские Железные Дороги, почему-то с пятью руками, держит за горло какого-то другого, малознакомого персонажа. Два расплывчатых пятна, в которых угадывались лица известных депутатов, роют яму неправильной формы. Третий малоизвестный персонаж толкает в эту яму лежачего, скорее всего, мёртвого человека. Вряд ли бы Горчаков обратил внимание на столь мелкую деталь на столь обширном полотне, если б не поза человека, которая показалась ему хорошо знакомой и ранее видимой. Подойдя к экрану поближе и присмотревшись, он без труда опознал тело депутата Серебряка. Именно в такой позе, он застал его на асфальте Краснопресненской набережной. Взгляд продолжил путешествие по насыщенной галерее, сразу замечая в ней знакомые детали и лица, даже если они были скрыты за фрактально-сетчатыми артефактами обработки.
Словно дракончики, три существа вцепились в один ящик, на котором проглядывался то ли какой-то завод, то ли какой-то механизм. В чертах лиц этих существ угадывались один генерал и два члена Совета Федерации.
Несколько странных созданий перетягивали канаты, которые при ближайшем рассмотрении оказались сплетёнными из символов и цифр. Символов и цифр, до боли знакомых Горчакову, именно тех самых, которые он увидел тогда, на обработанной фотографии мраморных плит Роснефти. Канаты, словно змеи переплетались друг с другом, и как серпантин расползались вокруг этих созданий, в одном из которых майор разглядел знакомые черты министра финансов. Серпантины из цифр и кодов уходили куда-то вдаль, и незаметно вплетались в тень, в которой просматривалось лицо директора Центробанка. Над лицом были видны другие тени, которые при детальном осмотре оказались еле различимыми математическими уравнениями. Несколько непропорционально вытянутых человек с полузакрытыми лицами, в которых взгляд майора так же усмотрел знакомые черты, держали какой-то диск над главой Центорбанка, словно готовые обрушить его в любой момент. От этой сцены, тянулся неясный шлейф из предметов, формул, обрывков букв, который постепенно превращался в отряд вооружённых бородатых человечков, и этот же отряд, расширяясь, превращался в руку, которая сжимала ладонь человекоподобному многоликому существу, и в его лицах угадывались черты директора Федеральной службы безопасности и одного из крупнейших действующих олигархов. Это было не просто рукопожатие: руки сплетались, как две корневые системы и распадались на более мелкие каналы, напоминавшие сосуды. При внимательном взгляде на эти сосуды, было заметно перемещение чего-то, что шло из одной руки в другую и наоборот. Анатолий, нагнувшись к экрану, так и не смог понять, что же там, пока не применил экранную лупу, которая увеличила доселе плохо различимые детали. Взгляду майора предстали вереницы всевозможных предметов, в которых можно было различить оружие, деньги, какие-то свёртки а также людей, странным образом свёрнутых в калачик. В середине сплетения рук-корней, выделялась одна структура, которая непосвящённому могла показаться непривлекательной, но Горчаков тут же заметил в ней очертания новенькой мечети на Рязанском проспекте. И все эти сосуды-потоки пролегали сквозь неё. Дальнейшее рассматривание картины выявляло ещё больше деталей, ещё больше знакомых лиц государственных деятелей и чиновников, отношения между которыми могли бы стать предметом отдельного изучения, но весь этот мелкий калейдоскоп сцен и образов неумолимо вёл к центральной сцене, с наиболее крупными, во всех смыслах, фигурами, но которые красовались почему-то у края стены, рядом с Беклемишевской башней.
