Скорбь и боль, сжигающие ее сердце страданиями, вновь разбередили ее душу.

С тех пор, как она пыталась покончить с собой в Амасье, испив яда, Инджи больше не задумывалась над этим. Она уговаривала себя, что ей станет легче и что со временем боль утихнет. Но, спустя долгие дни и недели легче не становилось. Боль не угасала. Она терпела и самозабвенно ждала, но в этот вечер осознание того, что она навсегда покорена скорби и боли, пришло к ней, спровоцированное словами Айше Султан.

Избавиться от груза прошлого не удастся, как ни старайся бежать от него. Есть лишь один выход — поддаться тем мыслям, что оно упрямо рождает в ее разуме.

Сейчас ее никто не остановит. Она одна и сомнительно, что о ней кто-то вспомнит.

Утерев слезы с лица резким импульсивным движением, Инджи поднялась с тахты и каким-то безумным взглядом окинула им опочивальню.

Кругом горящие свечи и вазы. Судорожно вдохнув воздух, девушка подошла к расписной изысканной вазе, стоящей на настенной полке вместе со свечами.

Сбросив ее на пол, отчего та разбилась, озарив опочивальню неприятным звоном, Инджи схватила один из осколков, который мгновенно порезал кожу ее ладони.

Алая кровь засочилась по ее руке, капая на расписной ковер и оставляя на нем бордовые капли.

Последнее, что пронеслось в ее голове, было воспоминание о Селиме и Коркуте.

После, решительно поднеся осколок к своему горлу, Инджи полоснула им со всей силы, обрывая свое мучительное существование.

Покои управляющей.

Готовясь ко сну, Шах Султан, будучи в ночном атласном одеянии, поверх которого был наброшен тяжелый халат, восседала на кушетке напротив горящего камина и терпела расчесывание своих длинных темных волос служанкой Бурджу-хатун.

Вздрогнув от раздавшегося скрипа открывшихся дверей в покои, Шах перевела изумленный взгляд к вошедшей Фериде-калфе, которая поклонилась перед госпожой.

— Что такое, Фериде? Ты взволнованна.

— Артемисия-хатун потеряла сознание в гареме. С ней лекарша. Я подумала, что вы пожелаете это знать.

— Аллах сохрани… — нахмурилась темноволосая Султанша, поднявшись с кушетки и отмахнувшись от служанки. — Только бы не отравили. Идем, узнаем, в чем дело.

Гарем. Комната Артемисии-хатун на этаже фавориток.

Худощавая Артемисия лежала на своей кровати, хмуро наблюдая за действиями лекарши, когда Шах Султан в сопровождении Фериде-калфы вошла в комнату.

Зейнаб-хатун, сложив руки перед собой, поклонилась, а когда Артемисия попыталась подняться с кровати, Султанша остановила ее движением руки.

— Лежи, не поднимайся. Зейнаб-хатун, что с девушкой? Надеюсь, не отравление?

— Нет, госпожа, — ответила та, не поднимая глаз. — Как оказалось, хатун несколько дней беспокоит недомогание и головокружение. После осмотра я поняла, в чем дело.

Артемисия и Шах Султан обменялись напряженными взглядами, обе подумавшие об одном и том же.

— И что же ты поняла, Зейнаб-хатун?

— Артемисия-хатун — беременна.

Довольная улыбка расцвела на лице госпожи, которая удовлетворенно кивнула, но, переведя взор к Артемисии, она нахмурилась.

Темноволосая девушка замерла, растерянно моргая. Ее и без того задумчивые серо-голубые глаза выражали всю степень ее ошеломления.

— Что же ты, Артемисия, не рада? — усмехнулась Шах Султан, подходя к кровати той. — Беременность — твой первый шаг на пути к величию.

— Не думаю, что хочу идти по нему.

Услышав ее слова, Зейнаб-хатун и Фериде-калфа за спиной госпожи непонимающе переглянулись.

— Но я избрала тебя именно для того, чтобы ты вместе со мной ступала по нему.

— Вы избрали меня для того, чтобы отдалить Гюльхан Султан от нашего Повелителя, — возразила Артемисия, позволив себе легкую усмешку. — Вы своего добились. Гюльхан Султан была отвергнута Повелителем и сослана.

Шах Султан слегка изумленно взглянула на наложницу, открыто дерзившую ей, но это не разозлило ее, а приятно удивило.

— Изначально я действительно выбрала тебя для этой цели. Верно. Но, как только я лучше узнала тебя, увидела твои искренние чувства к Орхану и его к тебе, то поняла, что миссия твоя куда более важна. Вместе мы будем влиять на ход событий. Орхан прислушивается ко мне, но о многом, как сестра, я не могу с ним разговаривать. Ты, как его наложница и мать его ребенка, в ночи, проводимые с ним, будешь воплощать мои идеи. Ты нужна мне, как и я нужна тебе, Артемисия.

— Понимаю, — улыбнулась та.

— А сейчас ступай к Повелителю и сообщи ему радостную весть.

Стамбул. Дом Рейны Дориа.

Тоскливо смотря на свое изысканное платье из дорогой красной парчи, висящее на подлокотнике кресла, Эдже перевела взгляд изумрудно-зеленых глаз к собственному отражению в зеркале.

Она не узнавала саму себя и от этого чувствовала какую-то душевную пустоту. Длинные темно-каштановые волосы, которые она всегда носила распущенными, теперь были заплетены в крепкую косу, спускающуюся по спине. Рейна посоветовала ей это, сказав, что там, куда они отправляются, женственность лишь помеха.

Вместо снятого платья Эдже была облачена в то же облачение, что и на тренировках, состоящее из темных тканевых штанов, заправленных в высокие кожаные сапоги, длинной красной туники и кожаного жилета поверх нее. Дополняли образ руки, налившиеся мускулами от ежедневных изнуряющих тренировок.

Она была наедине с собой в этих мрачных покоях дома Рейны и прощалась с собой прежней — Султаншей по имени Эдже, дочерью османского султана и его законной жены Сейхан Султан. Из зеркала на нее смотрел совершенно иной человек. Воинственная и мрачная девушка в непривычно мужском одеянии, в глазах которой светится непокорность и воспитанная Рейной жесткость. Непокорность судьбе и толкала ее к изменениям. Изменениям самой себя и своей жизни.

Дверь за спиной девушки распахнулась и, обернувшись, она увидела вошедшую в опочивальню Рейну.

Ее длинные темные волосы, вопреки ее словам к Эдже, были распущены и густой копной спускались по плечам и спине. Одеяние ее тоже было весьма женственным, в отличие от наряда Эдже, который та ей навязала.

Платье из черного материала с рукавами в три четверти имело большой разрез на правом бедре и длиной доходило до щиколоток женщины. Поверх платья был надет кожаный жилет с металлическими вставками на груди и воротнике. Тонкую талию Рейны опоясывал широкий ремень, на котором крепились ножны, держащие в себе два небольших меча, свисающих по обе стороны от ее бедер. На ногах были длинные кожаные сапоги, в один из которых был заправлен небольшой кинжал. В целом — вид устрашающий, но не лишенный агрессивной сексуальности, которая всегда присутствовала во взгляде и одеянии женщины.

Зеленые глаза Рейны пробежались по племяннице и на ее красивом лице промелькнул намек на улыбку.

— Ты готова?

— Да, — выдохнула Эдже, пытаясь скрыть свои сомнения. — Готова.

— Золото и необходимое имущество уже на моем корабле, что ждет в порту. В море стоят другие мои четыре корабля и ожидают нас. Так что… Можем приступить к воплощению моего плана.

— Ты уверена, что стоит делать это? — осторожно спросила Эдже, наблюдая за тем, как Рейна взяла в руки ее платье и направилась к двери. — Они все-таки моя семья и…

В опочивальне раздался гортанный смех и, обернувшись, Рейна насмешливо оглядела девушку, которая насупилась.

— Я — твоя семья! Генуя — твоя дом. Война — твое спасение. Это все, что должно волновать тебя, Эдже.

— Хорошо.

— Идем. Ночь близится. Нам пора.

Покидая роскошный дом, Эдже тоскливо рассматривала его и пыталась запомнить все, что ей здесь нравилось.

Выйдя во двор, погруженный во мрак, Эдже содрогнулась от созерцания рыцарей Рейны, восседающих верхом на конях с факелами в руках.

Деметрий, их командир, держащий по узду черного и крепкого коня Рейны, подвел его к ней и передал уздечку.

— Все готово, сеньора. Прикажете поджечь дом?

Рейна ловко взобралась в седло и, подав руку Эдже, подхватила ее и та неловко уселась в седло позади тети, обхватив ее руками за талию.