Стамбул. Мечеть султана Мехмета III.
Похороны Разиза Челеби, свершившиеся в это утро, остались позади. Гевхерхан Султан, облачённая в чёрное траурное платье, с лицом, полным безразличия и тихой печали, стояла рядом со свежей могилой. Погода была ясная, и солнце слепило ей глаза, оттого она слегка хмурилась.
Её тёмно-карие глаза не отрывались от надгробного камня, на котором было высечено имя её ныне покойного мужа. Он прожил довольно долгую жизнь и встретил смерть во сне, даже не подозревая о ней.
Гевхерхан Султан была рада, что он не знал мучений и страха. Спустя дни, когда ошеломление и боль несколько притупились, она признала, что Разиз Челеби рано или поздно должен был умереть. Когда-то и она умрёт, и их дети, и все люди, которых она когда-либо знала. Если есть начало, есть и конец. Всему. Даже жизни.
Почувствовав прикосновение к своему плечу, Гевхерхан Султан вздрогнула, но, обернувшись, расслабилась. Хюррем Султан, сочувственно и мягко улыбнувшись, приобняла её за плечи.
— Идём, Гевхерхан. Тебя ждут дети во дворце.
— Нет, — сухо возразила та. — Хочу… навестить валиде и Айше.
Гевхерхан Султан позволила увести себя от могилы Разиза Челеби, и вскоре сёстры остановились возле двух других могил, уже осевших и заросших травой вперемешку с какими-то мелкими бледно-белыми цветами.
— Мне так их не хватает… — вздохнула Хюррем Султан, прочитав имена на надгробных камнях. — Знаешь, я часто думаю о том, что…
— О чём? — спросила Гевхерхан Султан, не дождавшись продолжения.
— О том, что вела себя неправильно. Имею в виду, я не слушала валиде, спорила с ней, в чём-то обвиняла и порою… Мне казалось, что я её терпеть не могу. Особенно когда началась история с Альказом.
Гевхерхан Султан вздохнула, молча слушая её откровения.
— Айше… — продолжала Хюррем Султан, и, отвернувшись в сторону, тайком стёрла слезу со щеки. — Я была так жестока и бессердечна с ней. Всем сердцем ненавидела за то, что она вышла замуж за Альказа. А теперь их нет… Ни валиде, ни Айше.
— Хюррем, не терзай себя, — произнесла Гевхерхан Султан, в свою очередь обняв её за плечи. — Что было, то было.
— Знаешь, возможно я злилась на них обеих из-за того, что… ревновала. Думаю, ты не станешь отрицать, что из нас троих валиде больше любила Айше.
— Не стану, — улыбнулась Гевхерхан Султан. — Ты же знаешь, что Айше и Назлыхан родились болезненными. И валиде так боялась за них… Назлыхан умерла. Айше же смогла выжить, но валиде продолжала бояться за неё, оберегать и пытаться окружить любовью.
Некоторое время они молчали, задумчиво смотря на две могилы, а после переглянулись, и, развернувшись, направились прочь.
Дворец Гюльрух Султан.
По обыкновению проснувшись ранним утром, когда солнце ещё не успело подняться из-за горизонта, Касим-паша оделся, позавтракал и отправился в свой кабинет. Гюльрух Султан жила в других покоях и, несмотря на пятилетний брак, сына и совместное проживание в одном дворце, они с ней совсем не виделись. Каждый из них жил своей жизнью, несоприкасаемой с жизнью другого.
В скором времени Касиму-паше нужно было отправляться в Топ Капы на государственную службу и заседание Совета Дивана, потому он просматривал документы и выписки, сидя за письменным столом в своём кабинете.
Солнце поднялось, и его лучи освещали кабинет. Двери распахнулись, и, подняв взгляд на вошедшего, Касим-паша увидел слугу.
— Паша, — поклонился тот.
— В чём дело?
— Для вас письмо и прилагающаяся к нему посылка.
Касим-паша несколько изумлённо вскинул брови, а после ленивым жестом руки велел предоставить письмо и посылку.
Вскоре слуга поставил на письменный стол небольшую деревянную коробку, а поверх неё положил письмо. Выпроводив слугу, Касим-паша поднялся и, заложив руки за спину, медленно прошёлся вокруг письменного стола, внимательно разглядывая посылку.
Вздохнув, он взял в руки письмо, и, развернув его, снисходительно усмехнулся. В нём было всего несколько строчек, написанных лёгкой женской рукой. И даже без подписи он понял, кем они написаны. Карахан Султан.
“Проигрывают те, кто склонен недооценивать что-либо или кого-либо. Вы склонны, Касим-паша. Вы думаете, что я — слабая фигура в этой игре. Но порою маленькая искра способна превратиться в пламя, сжигающее всё на своём пути. Будьте осторожны. Недооценённое обходится дороже всего”.
Отложив письмо на письменный стол с той же снисходительной усмешкой, Касим-паша открыл крышку деревянной коробки, отчего её стенки, до этого скрепляемые крышкой, одновременно упали на письменный стол. Касим-паша неприязненно поморщился от увиденного и от того, что повеяло запахом разлагающейся плоти.
Касим-паша мрачно разглядывал чучело мёртвой чёрной гадюки, тело которой было сложено в спираль, а голова была приподнята с помощью небольшого шеста, вставленного в центр этой спирали. В раскрытой пасти змеи между ядовитых клыков был вставлен муляж золотой печати третьего визиря.
Это прямая и открытая угроза. Касим-паша это понимал. И его снисхождение сошло на нет. Могла ли Карахан Султан исполнить свою угрозу? Отчего-то Касим-паша полагал, что могла. Она не оставила ему выбора. Хотя нет. Оставила. Либо смерть, либо служба.
Распорядившись избавиться от посылки, Касим-паша покинул кабинет в намерении отправиться в Топ Капы на государственную службу, но в холле столкнулся с Гюльрух Султан.
— Султанша, — сухо произнёс он, поклонившись. Разглядев жену, он пришёл к выводу, что она также собиралась куда-то отправиться. — Уезжаете?
Гюльрух Султан не соизволила ответить и прошла мимо с надменным выражением лица.
Топ Капы. Султанские покои.
Султан Орхан тепло улыбался, наблюдая за тем, как его дети играют на террасе, залитой солнечным светом. Шехзаде Мехмет и шехзаде Махмуд играли, изображая бой на деревянных мечах, а Нилюфер Султан и Михримах Султан, сидя на подушках за столом, играли со столовыми приборами, взятыми после трапезы.
Этим утром повелитель ощутил себя одиноким. Для него отсутствие Эсен Султан было неожиданно болезненным. Никто не навещал его. Не беспокоился о его здоровье и настроении. И некому было рассказать о своих печалях и переживаниях. Неужели у него нет людей, любящих его?
Потому-то поутру султан Орхан велел привести к нему детей. Проведя с ними трапезу, он от души повеселился, а сейчас безмятежно сидел на диване на террасе, наблюдая за ними и пытаясь убедить себя в том, что он не одинок. Что у него есть семья.
— Отдай, — раздался обиженный голос Михримах Султан. — Нилюфер, хватит!
Султан Орхан, нахмурившись, взглянул в сторону девочек, которые едва ли не дрались из-за какой-то серебряной ложки.
— Я её первая увидела! — возмущённо ответила Нилюфер Султан, пряча ложку за спину и уворачиваясь от рук сестры, пытающейся её отобрать.
— Прекратите, — твёрдо произнёс повелитель, отчего девочки вздрогнули и испуганно повернулись к нему, а шехзаде Мехмет и шехзаде Махмуд перестали играть. — Что за поведение?
Нилюфер Султан неожиданно заплакала, хотя слёз не было. Остальные дети непонимающе смотрели на неё. Подойдя к отцу, она обняла его за шею, продолжая всхлипывать.
— Михримах всё отнимает у меня, — жаловалась она. — И дерётся. Папа, я не причём… И маму обманывает, во всём меня обвиняя!
— Неправда! — возмутилась Михримах Султан, не сознавая, что своим возмущением и злостью только подтверждает обвинения сестры. — Это Нилюфер всегда врёт маме и обижает меня!
Обняв Нилюфер Султан, повелитель тяжело и с укором взглянул на Михримах Султан.
— Михримах. Подобное поведение тебе не пристало. Нельзя обижать сестру и братьев. Если это повторится, я буду очень разочарован и распоряжусь вынести тебе наказание. Поняла?
Растерявшись, Михримах Султан несколько поникла, а после кивнула светловолосой головой. Посмотрев на Нилюфер Султан, она едва не разрыдалась от того, что та, находясь в объятиях повелителя, смотрит на неё и ехидно улыбается.