Дворец Хюррем Султан.
Хюррем Султан меланхолично созерцала извивающееся пламя в горящем камине. Она пыталась разобраться в том, что чувствует.
Да, она мечтала избавиться от Ферхата-паши, но только для того, чтобы не быть его женой. Смерть? Нет, смерти она ему не желала.
Альказ пошёл на это злодеяние только ради неё, потому что она жаловалась ему, что больше не в силах терпеть Ферхата-пашу. Она виновна в том, что её муж убит, а её возлюбленный взял на себя грех убийства, причём, великого визиря. Если его причастность обнаружится, то его казнят.
Облачённая в простые траурные одежды, Хюррем Султан поднялась и стала нервно расхаживать по своим покоям. Саасхан-калфа, сидевшая на тахте, беспокойно наблюдала за ней.
— Не изводите себя так, султанша.
Хюррем Султан, раздражённо взглянув на неё, промолчала. Неожиданно двери распахнулись, и в покои вошёл Альказ Бей. Увидев его, султанша замерла в растерянности и напряжении.
— Султанша.
— Саасхан-калфа, выйди, — велела Хюррем Султан, покосившись на любопытную калфу.
Та, поклонившись, покинула покои. Судорожно выдохнув, Хюррем Султан медленно подошла к Альказу и тяжело взглянула на него.
— И это, по-твоему, выход? — горько прошептала она. — Убить моего мужа, Ферхата-пашу?
— Иного выхода не было, — мрачно отозвался Альказ Бей.
Он предпринял попытку взять её за руку, но Хюррем Султан, отпрянув, покачала темноволосой головой.
— И что нам теперь делать? Ты об этом думал?
— Я предстану перед повелителем и признаюсь в своих чувствах к вам. Попрошу вашей руки.
— Что ты говоришь, Альказ? — ошеломилась султанша, широко распахнув свои тёмно-карие глаза. — Он поймет, что ты как-то причастен к смерти Ферхата-паши.
— В пекло всё эти трудности и препятствия! — горячо воскликнул Альказ Бей. — Мне всё равно.
Хюррем Султан, нахмурившись, подняла руку и провела ею по его лицу, искажённому в гневе и раздражении. Перехватив её руку, Альказ Бей с чувством поцеловал её, но тут же отпрянул, когда в покои вошла хмурая Гевхерхан Султан. Она усмехнулась, оглядев их.
Альказ Бей, поклонившись, тут же покинул опочивальню. Гевхерхан Султан, проводив его долгим взглядом, после подошла к напряжённой сестре.
— Смерть Ферхата-паши всех нас потрясла. Задушен в собственной постели…
Хюррем Султан на это промолчала, только кивнув темноволосой головой.
— Смею предположить, что Альказ… — произнесла Гевхерхан.
— Прекрати, Гевхерхан! Мы обе знаем, что ты обо всём догадалась.
— Неужели из-за этой любви вы готовы убивать? — с непониманием и даже отвращением прошептала та.
— Ради этой любви я сделаю всё, что угодно! — горячо воскликнула Хюррем, и её тёмно-карие глаза блеснули какой-то одержимостью.
— Образумься, Хюррем! Эта любовь — яд. Вы всё рушите на своём пути. Валиде, Айше, Ферхат-паша. Кто следующий? Я, потому что пытаюсь вам помешать?
— Недавно ты сама говорила, что, раз любишь Альказа, разводись с Ферхатом-пашой.
— Разводись, а не убивай! — с горечью возразила Гевхерхан.
— Альказ намерен предстать перед повелителем, всё ему рассказать, кроме причастности к смерти Ферхата-паши, и попросить моей руки.
— О, Аллах… — испугалась Гевхерхан, глядя на сестру, как на сумасшедшую. — Он не позволит!
— Пусть хотя бы на этот раз Всевышний услышит мои мольбы и исполнит их, — прошептала Хюррем, тревожно хмурясь.
Вечер.
Дворец санджак-бея в Манисе.
Тем временем в гареме Манисы звонко раздавались переливы весёлой музыки, наложницы танцевали, смеялись и шептались. Гюльхан Султан, горделиво восседая на высоком сидении в веселящемся гареме, рдела роскошью. Её красное платье было расшито золотой нитью и украшено тёмно-красными рубинами, которые также сверкали в её тяжёлых золотых драгоценностях. Длинные рыжие волосы были собраны в изящную высокую причёску, которую венчала золотая диадема с рубинами, гранатами и опалами. Она ухмыльнулась, заметив вошедшую в гарем молодую женщину.
Айсан Султан выглядела куда скромнее в своём нежно-голубом платье. Его лиф (верхняя часть платья) был расшит той же золотой нитью, но только в виде цветочного узора. На её талии был тонкий пояс в виде переплетённых стеблей, украшенный многочисленными шипами и цветком розы посередине. В её облачении читалась идея показать себя женственной и романтичной девушкой с отсылкой на свою молодость и красоту, а шипы будто предупреждали, что она не так уж легкомысленна и способна постоять за себя.
— Султанша.
— Проходи, садись, — ответила Гюльхан Султан, натянуто ей улыбнувшись.
Сев на принесенную служанкой атласную подушку, Айсан Султан оглянулась в гареме, но помрачнела, так как не заметила Хельги-хатун.
— Как твои дела, Айсан? — спросила Гюльхан Султан, видимо, пытаясь её отвлечь. — Надеюсь, шехзаде Орхан здоров?
— Всё хорошо, — отозвалась та, слегка растерянно взглянув на султаншу. — Орхан здоров.
Джихан-калфа, в этот момент подошедшая к Гюльхан Султан, что-то тихо зашептала ей на ухо, а после передала напрягшейся султанше небольшое послание. Тут же развернув его, Гюльхан Султан хмуро прочитала написанное.
“Селин-хатун была смещена с поста управляющей гарема, который заняла Эсен Султан. Вскоре после этого повелитель даровал Эсен Султан свободу, а после взял в законные жёны. Возобладав подобной силой, она избавилась от Фатьмы Султан, отослав её к семье, и от Гюльрух Султан, устроив её поспешную свадьбу. Насколько мне известно, Эсен Султан уволила с поста хазнедар Фериде-калфу и вернула на её место Зейнар-калфу”.
Ошеломлённо выдохнув, Гюльхан Султан выронила письмо из своих рук. Серо-зелёные глаза Айсан Султан жадно припали к письму, но Джихан-калфа спешно подобрала его и спрятала за пазуху. Вскочив со своего сидения, Гюльхан Султан, явно расстроенная и разгневанная, горделиво покинула гарем.
Дворец санджак-бея в Эрзуруме.
Обеспокоенный тем, что полгода не получал вестей от жены, Осман Бей, едва подъехав к своему небольшому дворцу, спешился с коня и зашагал к дверям через цветущий сад.
Ему навстречу вышел седовласый Пияле-паша, кряхтя и переваливаясь при спешном шаге. Во дворце Амасьи он жил ещё со времени правления шехзаде Селима, у которого был лалой. Что-то в выражении его лица тут же насторожило Османа Бея.
— Султанзаде, — произнёс Пияле-паша, поклонившись. — Наконец-то, вы вернулись.
— В чём дело, паша? — нахмурившись, спросил Осман Бей. — Почему я не получал писем ни от тебя, ни от Севен Султан?
— Дело в том, что во время вашего отсутствия в Амасье образовалась разбойничья группировка, которая совершает набеги на небольшие поселения, грабит и убивает. Эта группировка примерно с полгода назад начала перехватывать всех наших гонцов, куда бы они не были посланы. Поэтому-то в столице неизвестно о нашем положении, да и письма не доходили ни к нам, ни от нас.
Осман Бей, несмотря на известие о разбойничьей группировке, что сулило ему серьёзные проблемы, облегчённо выдохнул. С его семьёй всё хорошо.
— Слава Аллаху. Я уже боялся, что случилось что-то…
— Случилось, султанзаде, — омрачился Пияле-паша, с каким-то странным чувством смотря на Османа Бея. Сочувствие.
— О чём ты?
— Мы пытались сообщить о случившемся и вам, и в столицу, но, опять же, всех гонцов перехватили…
— Говори, — твёрже произнёс Осман Бей. От былого облегчения не осталось и следа. — Что произошло?
— Севен Султан… очень тяжело переносила беременность. При родах она выжила, и мы уже все обрадовались. Но она не оправилась, слегла в постель и долгое время болела. Отправив полгода назад своё последнее письмо, которое дошло до вас, она совсем ослабла. После её письма не доходили из-за действий разбойничьей группировки, и… два месяца назад Севен Султан отошла в мир иной. Примите мои соболезнования.
Осман Бей почувствовал, как что-то разбилось в его груди и сдавило её тяжестью и тупой болью.
— Это ещё не всё…
