– Все в сборе? Постояльцев в вашей квартире нет? – начал митинг Тимохин.

– Николай, наверное, не слышал. Сейчас позову! – откликнулась молодая девчонка и нырнула в занавешенную простынями темноту коридора.

Показался сутулый паренек. Он так и не вошел на кухню, оставшись подпирать облупившийся белый косяк. Глядел он пристально, нехорошо так глядел.

Тимохин заученно начал молоть галиматью о профилактике и тех. укрепленности, взаимодействии и неравнодушии. На собраниях, при постороннем руководстве, еще не такую глупость состряпаешь. Так что опыт был.

Между тем Якушев, извинившись, «вспомнил», что ему надо позвонить и ушел в недра того же коридора. Он демонстративно-шумно пару раз крутанул трескучий диск и принялся импровизировать разговор якобы с дежурным: «Дежурный… это Якушев… завершаем обход жилмассива на предмет инструктажа граждан… буду отзваниваться…». Пародируя длинный доклад «душному» дежурному, Якушев аккуратно положил трубку на полку рядом с телефоном и крадучись подошел к нужной двери. Заглянув внутрь и увидав крохотную выгородку без признаков посторонних, он ухнул в сторону кухни: «Неудобно, я из посторонней квартиры звоню… ладно… мне записать не на чем – запомню».

Баночку ружейного масла «ТОЗ» он увидел сразу. Она отсвечивала на полке серванта и множилась внутренним зеркалом. Якушев отодвинул штору и отпрянул: из противоположного окна, буквально в паре метров, высунулась Сойкина и конспиративно, одними губами шептала: «Давай! Давай!», при этом сильно жестикулируя. Жесты ее были сумбурны.

В это время Тимохин закончил очередную бредовую трель и, переводя дыхание, косился на паренька. Кстати, соседи слушали Андрея завороженно – от его оборотов веяло магией формуляров и незыблемостью системы. Одно дело по телеку говорящие головы слушать, другое – живьем.

Вдруг парень резко мотнул головой – он услышал звуки зуммера, доносящиеся из неположенной на рычаг трубки. Чутье опередило мысль – парень тихо исчез, а в коридоре рванул к комнате, разметая на своем пути простыни с толстых веревок.

Влетев в свою комнату, он увидел фигуру Якушева, бережно раздвигающего фотографии в ящике серванта. Фигура выпрямилась и развернулась. Оба все поняли. Парень с рычанием ухватился за край стола и прижал Якушева к серванту. Затем, оторвав руки от столешницы, он бойко схватил вазу толстого синего стекла и швырнул ее в лицо Егора. Ваза разбилась – но не об голову оперативника, а об пол. Но после. Сначала острым краем она вздула ему обе губы. Через треть секунды в проеме дверей замаячила быстро приближающаяся милицейская форма в звании младшего лейтенанта. В этом направлении тут же полетела массивная хрустальная пепельница, но, громыхнув о штукатурку, вылетела в коридор. Тимохин поймал парня за шиворот, когда тот уже успел вытащить из-под груды старых номеров «Огонька» пистолет. Якушев со столом наперевес добрался до них, перевернул стол, вцепился в плечо врагу и тут же получил рукояткой «ТТ» по щеке. Экспромт не удался, и зверек улизнул из комнаты.

С какого перепугу Анушкин именно в это время потащил кастрюлю со щами в свою каморку – неизвестно. Но результат был ошеломителен. Мешая друг другу, сотрудники втиснулись в коридор и рухнули на шевелящийся клубок из простыней, пары застиранных мокрых махровых полотенец, и Анушкина. Все это елозило в гадких, холодных и жирных щах. Рука Якушева скользнула в темноте во что-то скользкое, но твердое. Этим твердым он вслепую ударил в голову неприятелю. По визгу Егор понял, что лекция о вреде курения сорвалась, после чего он несколько раз ударил другую голову. Ухнул выстрел. Выстрела прихожая не вместила – в кладовке с гвоздя сорвался таз с ржавым днищем. Тем не менее, первое оцепенение прошло, и так как внутри никто не сопротивлялся, стали потихоньку разгребать завалы.

Огнестрельно раненых, как ни странно, не оказалось. Парня связали бельевой веревкой, а после того, как он очухался, влепили пару раз и прикрутили скрученной простыней к батарее. Анушкин не отходил от раковины, надеясь, что холодная струя сможет повлиять на его изменившуюся внешность. Тимохин тем временем дрожащими руками пытался оформить изъятие оружия. Потом плюнул.

К Егору подошла соседская девочка лет шести и, указывая на «ТТ», спокойно заметила: «А правильно нам в детском саду говорят, что из-за игрушек только мальчишки дерутся».

Дисциплина в квартире рухнула.

– Шантрапа! У Тимофей Егорыча, прежнего квартального, все по струнке ходили!… Кто за этот день рожденья платить будет?! – надрывалась Мария Ильинична, старожил квартиры. – Это ж надо удумать! В форме, до зубов в погонах, а мостолыгами из кастрюли людей калечите!

Это была суровая правда. Первый удар подвернувшейся на полу сахарной косточкой достался в глаз Анушкину.

– В России всегда над писателями измывались, тетя Маша. Нам не привыкать! – исторически осмысливал происходящее Анушкин.

– Извиняюсь, – зло буркнул Егор и привстал.

– …На сегодня все?!! – раздался крик и стук захлопувшейся двери. Это проснулся еще один сосед. Он работал таксистом в ночную.

– Сейчас бить будут, – прошептал Егор Тимохину. И они втроем постарались побыстрее исчезнуть.

Отмылись, отписали рапорта, отсоставляли документы только к вечеру. Паренек оказался известной в определенных кругах личностью по прозвищу Сопля. Во всесоюзном розыске за прокуратурой Балашихинского района города Москвы он именовался гражданином по фамилии Добрый. На редкость быстрая баллистическая экспертиза показала, что ствол «работал» за неделю до задержания в Куйбышевском районе.

Когда Тимохин и Якушев пришли в себя, в кабинеты районного уголовного розыска было не войти: руководство ГУВД вплоть до зама, руководство РУВД с начальником, сотрудники УУР – отделов трех, сотрудники ОУР… Самый нужный – следователь прокуратуры пытался объяснить, что нужно для того, чтобы грамотно оформить задержание. Его слушали лишь первые минуты, а затем все завертелось невпопад и само собой. У Доброго раз двадцать спрашивали фамилию, угрожали арестом – можно подумать, он надеялся на подписку о невыезде? Якушев пробрался к следователю и сочувственно сообщил: «Мы пошли? На днях вызовешь, допросишь». Прокурорский безразлично махнул рукой. Уходя, Тимохин успел шепнуть Доброму: «На очной ставке поближе познакомимся, перекурим… Извини, сейчас не до тебя и не до нас». Добрый руками в наручниках размазал кровь по скуле и попросил: «Чаю принеси… индюху».

Закусывая докторскую колбасу пивом «Балтика», Егор с Андрюшой услышали голос вошедшей Сойкиной: «Ну, что я вам говорила!». Якушев попытался что-то ответить распухшими губами, но сообразив, что выглядит смешно и пьяно, лишь прикрыл ладонью рот.

– Уйди от греха, – вяло огрызнулся Тимохин и приложился к недопитому стакану.

На следующее утро дежурной частью ГУВД была «отбита» сводка: