Можно было сколько угодно строить планы, но схватить удачу никак не получалось, он просто не успевал, всё время что-то мешало: то сгущающийся не ко времени туман, то сильный ветер, то собственная неловкость…
А потом он услышал Голос. Сначала ему показалось, что тот был везде: заполняя пространство, разрывая в клочья туман, разгоняя чудищ… было немного страшно, но одновременно стало понятно, что этот тот самый шанс, который ни в коем случае нельзя упустить. А Голос пел о чём-то очень знакомом и звал за собой. Первые шаги дались очень тяжело: казалось, все затаившиеся в тумане чудовища начали удерживать, хватая за полы одежды, но он упрямо шёл на зов. С каждым шагом становилось легче дышать, и к нему стали возвращаться воспоминания…
Это было больно, очень больно — он не только словно шёл по битому стеклу босиком, но и дышал этими осколками, в кровь режущими легкие и горло, вырываясь наружу лающим кашлем. Но теперь он точно знал, что его зовут Джеймс Поттер, и он должен защитить жену и сына… любой ценой… совершенно любой… В тот миг, когда он уже был готов умереть, чтобы они жили, туман исчез, уступая яркому свету, на который хотелось смотреть, невзирая на слезящиеся глаза. Джеймс рванулся навстречу и полетел… вперёд и почему-то вверх…
— Ну, что с ним?
— Сейчас очнётся… пульс уже в норме… зрачки на свет реагируют… дыханье выровнялось…
Голоса совершенно точно были знакомыми, и Джеймс разлепил веки, пытаясь понять, где он. Медленно проступали очертания комнаты и чьё-то лицо, склонившееся так близко, что не удавалось увидеть ничего, кроме крупного носа.
— Он смотрит, Снейп! Смотрит!
Этот голос Джеймс узнал бы из миллиона. Бродяга… на душе сразу стало тепло. Бродяга рядом, значит, всё будет хорошо… только вот… что он сказал? Снейп?
— Ничего удивительного. Он приходит в себя.
Это совершенно точно был Нюнчик… но как? Что он здесь делает? А тот, словно так и надо, ледяными пальцами ощупал его шею и, кажется, начал считать пульс. После чего довольно кивнул и бесцеремонно заглянул в глаз, подняв веко, а потом и в рот, надавив на щёки.
— Всё хорошо. Склеры чистые, слизистые умеренно-розовые, язык без налёта…
— А ничего, что я здесь? — попытался сказать Джеймс, но из пересохшего горла раздалось какое-то чужое сипение.
— Вот и говорить пытается, — отметил очевидное Нюнчик и принялся вытирать руки о белое полотенце. — Скоро начнёт проклятьями кидаться.
— Чего это, Снейп? Он же не идиот!
— Готов поспорить.
— Пф! Это просто ты не знаешь Джея! Он умеет быть благодарным.
— Но не мне, Блэк…
— Зуб даю! Вот только узнает тебя получше.
— Без зубов останешься, — беззлобно усмехнулся Нюнчик.
Сказать, что Джеймс обалдел, было бы огромным преуменьшением. Он просто не находил слов, чтобы выразить свою реакцию. А ещё хотелось себя ущипнуть, чтобы убедиться, что это не порождение очередного кошмара, но руки плохо слушались.
— Смотри, он уже и пальцами шевелит, — умилился Бродяга.
— Через пару дней встанет…
Нюнчик не договорил, потому что повернулся на звук хлопнувшей двери и разулыбался. Ребёнок был похож на Гарри, только гораздо старше, и точно не мог быть сыном Джеймса, потому что, подбежав к Нюнчику, обхватил того руками и спрятал лицо у его бедра. И Нюнчик — Нюнчик! — с неожиданной нежностью растрепал его волосы и прижал к себе. Происходящее было настолько диким, что Джеймс решил пока никак не реагировать на увиденное, а подождать, когда ситуация прояснится.
— Гарри, поздоровайся с папой.
Бродяга взял ребёнка за плечо и подтолкнул к обалдевшему Джеймсу. Гарри? Папа? Ребёнок застенчиво выглядывал из-за ноги Нюнчика яркими зелёными глазами. Глазами Лили…
— Гар-ри… — старательно выговорил Джеймс, стараясь не напугать ребёнка карканьем. — Гарри… а где Лили?
Бродяга стремительно отвернулся, а… Гарри подёргал Нюнчика за штанину и повторил вопрос:
— Где Лили?
Лицо Нюнчика стало напоминать маску, но он сумел сказать:
— Умерла. Год назад.
Кажется, он говорил что-то ещё, но Джей уже ничего не слышал, а в ушах продолжало шуметь: «Умерла… год назад… умерла…» Как так-то? Как?! Когда Джеймс увидел, что Нюнчик, подхватив на руки заревевшего Гарри, куда-то ушёл, стало совсем тошно. Хорошо хоть Бродяга просто уселся на край кровати и, не говоря ни слова, взял за руку. Только его ладонь и удерживала на краю бездны, у которого снова оказался Джеймс. На грудь словно кто-то положил огромный камень, мешающий вздохнуть, и только горячая рука помогала не сорваться. Как так? Почему она? Целый год? Навалившиеся воспоминания о туманном нигде пришлись как нельзя кстати. Очевидно, Джеймс провалялся в отключке целый год… неудивительно, что Гарри так вырос… и как хорошо, что Бродяга всё это время был рядом. Если бы не он…
— Спасибо…
Голос всё ещё не слушался, но Бродяга понял. Он молча покачал головой и лишь сильнее сжал ладонь, подбадривая. Джеймс не мог объяснить, почему не может себя заставить радоваться Гарри, в то время как Лили… как её просто нет… вообще нет… совсем… было бы, наверное, лучше, если бы он ушёл вместо неё, чем так… Кажется, Бродяга понимал и это.
Джеймс незаметно для себя заснул, и в этот раз не видел во сне ничего, но это, наверное, было к лучшему, потому что белый туман теперь для него ассоциировался с кошмаром. Он несколько раз просыпался ночью, но почти сразу засыпал, успокоенный видом ночника, дарящего комнате приятный полумрак. Утром его разбудил звон стекла. Конечно же, это был Нюнчик.
— Ты? — скривился Джеймс.
— И тебе доброго утра, — невозмутимо отозвался тот и поднёс к губам Джеймса склянку.
— Что это?
— То, что ты пил каждый день, не интересуясь составом.
Джеймс стиснул зубы и помотал головой:
— Не буду.
— Поттер, только не надо изображать из себя трепетную хаффлпаффку. Ты ещё расплачься, узнав, что я сейчас буду тебя мыть.
От возмущения Джеймс открыл рот, куда этот гадёныш сразу же влил зелье и ещё попытался пальцами провести по горлу, наверное, чтобы быстрее глотал.
— Не смей прикасаться ко мне!
Взгляд Нюнчика нехорошо потемнел:
— А как прикажешь подтереть тебе задницу?
— Обойдусь Очищающими чарами. Слышал о таких? Или тебе так понравилось подтирать мой зад, что ты забыл о магии?
Когда кожу неприятно стянуло, Джеймс подумал, что зря, наверное, он злит Нюнчика.
— Поосторожней нельзя? — проворчал он. — И вообще, почему этим занимаешься именно ты?
— Потому что люблю влезать в дерьмо! — отрезал Нюнчик и быстро вышел из комнаты, бросив на прощанье. — Сейчас тобой займётся Блэк.
Сириус пришёл почти сразу и с порога заявил:
— Зря ты с ним так, Сохатый.
— С кем? — не понял Джеймс.
— Со Снейпом… — Бродяга почесал нос: — На самом деле, он нормальный мужик.
— Именно поэтому ты ему доверил возиться в дерьме?
— Он так сказал?
— Будто тебя это удивляет… это же Нюнчик. Странно, что он меня не отравил.
— «Отравил»! Скажешь тоже… он носился с тобой, как единорог с потомством.
— Задницу подтирал, — подсказал Джеймс.
— Массаж делал.
Ни хера ж себе новости! А Сириус продолжал:
— И зелья постоянно варил, чтобы у тебя пролежней не было, и растирал… тоже сам…
— А ты?
— А мне он не доверял… говорю же… такой трепетный. Мне вообще показалось…
Бродяга так резко замолчал, что Джеймс даже чуть привстал, чтобы лучше слышать.
— Что тебе показалось?
Но тот только ошарашено покачал головой, словно не веря своему открытию. Джеймс не выдержал и ткнул его кулаком в бок. Получилось, конечно, слабовато…
— Так что тебе показалось, Бродяга?
Сириус хитро прищурился:
— Что он на тебя запал!
========== 46 ==========
Домыслы Сириуса не выдерживали никакой критики, но Джеймс знал друга, предпочитая с ним не спорить, нежели что-то доказывать. Правда, когда тот стал расхваливать Снейпа — не выдержал:
— Бродяга, это же Нюнчик, — для лучшей доходчивости Джеймс скривился. — Не можешь же ты желать мне такой участи. Вспомни только его подштанники…