Стекло меж нами, как лунный свет,
Но этой грани прочнее нет.
Там даль за нею светлым-светла,
Смотрю, не смея отойти от стекла.
Л.Дербенёв
Гарри нравилась его работа, нравился старый замок, полный неразгаданных тайн, нравились шумные дети и строгие профессора. Если честно, то он всё ещё никак не мог привыкнуть к мысли, что и сам профессор, хотя то, что работа накладывает на него определённые обязательства — помнил всегда. Он уже не мог схватить метлу и отправиться летать над Запретным лесом или Чёрным озером, как и не мог в Хогсмиде напиться с Невиллом за годовщину победы. Что, впрочем, не мешало им проделать то же самое уже ночью, в профессорских покоях. Гарри так и не научился понимать — приличный огневиски или нет, а Невилл развил целую теорию о культуре питья, пытаясь объяснить всё с точки зрения химии, которой увлёкся, столкнувшись с применением маггловских удобрений. Альдегиды, формальдегиды, этанол и прочая хрень, в которой Гарри даже не собирался разбираться. Чтобы отвлечь чересчур увлёкшегося друга, он поднял бокал:
— Давай за ушедших.
Невилл мгновенно помрачнел и вздохнул:
— Будем помнить.
У них уже сложился целый ритуал, когда они сначала вспоминали погибших студентов, всегда заканчивая Фрэдом, потом Ремуса, Тонкс, Альбуса Дамблдора и, наконец, Снейпа. Почему-то его смерть камнем лежала на сердце, и время не делало этот груз ни на унцию меньше. Наверное, всё дело в чувстве вины…
— Ты не представляешь, как я его ненавидел в тот год… он был олицетворением всей той мерзости, которая происходила в замке…
Невилл потёр красные глаза, слёз в которых Гарри не видел с того самого победного пира, когда радость победы затмила все потери — как тогда казалось… Что ж… у него тоже было в чём каяться.
— Эх, Нев, а мы его бросили в Хижине… и даже не попытались помочь. Просто ушли…
— Понимаю, — эхом отозвался Невилл. — А я ведь его чуть не убил… в спину… просто не смог… не представляешь, как я себя тогда ругал… такой шанс, а я слабак…
— А я смотрел на эту лужу крови и абсолютно ничего не чувствовал… хорошо, хоть Гермиона помогла собрать воспоминания, а то я бы… так бы и ненавидел… зря…
Только хорошо набравшись, они с Невиллом могли говорить про тот страшный год и без запинки произносить имя Снейпа — как же Гарри было больно от невозможности что-то изменить, и как же ему хотелось, чтобы в его последнем взгляде, обращённом на Снейпа, не было ненависти…
Расходились они обычно под утро, чтобы, напившись зелий, как ни в чём не бывало идти на завтрак и делать вид, что всё прекрасно. Наверное, так оно и было, если бы не та тяжесть на сердце.
В то утро Гарри задумчиво размазывал на тосте клубничный джем и не сразу понял, что Макгонагалл что-то говорит.
— Простите, я задумался.
Макгонагалл тепло ему улыбнулась и повторила:
— Мне кажется, что тебе было бы любопытным взглянуть на записи Северуса. Его поурочные планы могли бы тебе помочь…
Гарри не дослушал, пытаясь унять сбившееся дыханье. Конечно же, он хотел их видеть! Разве можно было усомниться? Он горячо заверил в этом Минерву и сразу же после завтрака стал счастливым обладателем коробки со сложенными туда рукописями, до которых явно никому не было дела.
Вечером Гарри устроился у камина и, напившись Бодрящего зелья, открыл коробку, чувствуя себя при этом ребёнком, получившим свой рождественский подарок. Утро наступило слишком быстро, и оставалось только порадоваться тому, что была суббота, и не требовалось идти на уроки. Вместо этого Гарри лег спать, чтобы через четыре часа вернуться к прерванному занятию. Только глубокой ночью он сообразил, что ничего не ел, и вызвал эльфа, заказав ему мяса с овощами. Но даже за этим поздним ужином он не мог оторваться от пожелтевших пергаментов, исписанных мелким косым почерком.
Сейчас с высоты своего опыта он уже мог оценить и скрупулёзность Снейпа, и то, как тот тщательно планировал уроки, предвосхищая возможные вопросы, которых ему так и не задали. Многие рукописи только условно можно было отнести к какому-то уроку, и они-то как раз и вызывали наибольший интерес Гарри. Как интенсивность взмахов палочкой влияет на силу чар? Или почему только три проклятья считаются Непростительными? Гарри нашёл подсказку, как зачаровать пергамент, чтобы на нём можно было вести диалог, отыскал интересную разновидность сонных чар и надолго задумался над описанием легенды про немагические зеркала, способные сохранять информацию о том, что в них отражалось. Похоже, и Снейпа интересовал этот вопрос, потому что он выписал целый список книг, закончив зарисовкой движения палочки с загадочным: «Display!»
Конечно же, утром Гарри отправился в библиотеку, откуда и принёс все те, книги, о которых упоминал Снейп в своих записях. Удивительно, но они хранились даже не в Запретной секции и, судя по всему, кроме Снейпа их никто не брал. Гарри, конечно, приходилось много читать, но никогда он не изучал книги с таким азартом. Интересно, а какие выводы сделал Снейп? Так или иначе, но единственное немагическое зеркало в замке отыскалось именно в закрытых комнатах, которые он раньше занимал. После его смерти никто не только не захотел селиться в мрачных комнатах, но даже не заходил туда, о чём свидетельствовал толстый слой пыли, покрывающий абсолютно всё.
Гарри обошёл скромные покои бывшего декана Слизерина и, ругая себя за любопытство, зашёл в его спальню. Смешно, конечно, но узкая кровать, заправленная самым заурядным белым бельём, сильно разочаровала. Почему-то ожидалось увидеть ложе под балдахином с непременными шёлковыми простынями обязательно чёрного цвета… правда, мантии в шкафу не подвели — сплошь чёрные! Почему-то Гарри не только старался ступать бесшумно, но и задерживал дыханье, словно ожидал, что вот-вот появится хозяин. Легко получалось представить, как он скривится и, иронично приподняв бровь, поинтересуется: «Мистер Поттер, вновь суёте свой длинный нос, куда не следует?» Тщетно… не появится и не спросит… и от этого становилось особенно горько.
Немагическое зеркало, о котором рассказал эльф, обнаружилось над камином в гостиной. Недолго думая, Гарри снял его со стены и завернул в одну из чёрных мантий, найденных в шкафу. Он чувствовал себя чуть ли не расхитителем гробниц, когда на цыпочках выходил из заброшенных комнат. И почему-то очень хотелось сказать что-то банальное, типа «прости» или «помню». Чтобы не вызывать ненужных вопросов, утащенное зеркало Гарри повесил в собственной спальне, где никогда не бывало посторонних. Там его точно никто не увидит… потому что там кроме Гарри никто и не бывал. Он осторожно протёр мутную поверхность и долго не знал, куда пристроить мантию Снейпа, для которой, в конце концов, нашлось место в шкафу. Спать он лёг с чувством выполненного долга.
***
Несколько дней Гарри читал рукописи, но не мог прекратить думать про загадочное заклинание. Если бы его требовалось наложить на человека, то ему бы — после того случая с Малфоем и ужаса, который он испытал, — и в голову не пришло его попробовать, но бездушное стекло манило… Гарри выучил движения, но всё равно несколько мгновений медлил, прежде чем взмахнуть палочкой, чётко проговаривая:
— Display!
На мгновение мутноватое стекло охватило сияние, которое быстро исчезло, и Гарри почувствовал себя обманутым. Он не мог сказать, что именно рассчитывал увидеть, но почему-то казалось естественным, если бы в зеркале Снейпа отразился его хозяин. Но или Снейп не был любителем разглядывать себя — Гарри едва сдержал смех, представив Снейпа крутящимся у зеркала, — или это заклинание действовало как-то иначе. Результата не было. Наверное, такое же разочарование испытал Шеклболт, когда Гарри отказался быть «лицом аврората», или Гермиона, когда узнала, что нет никаких «магических университетов». Гарри ещё раз пожелал увидеть Снейпа и снова взмахнул палочкой. И ещё раз. И снова безрезультатно… Наконец он поудобнее перехватил палочку и несколько раз просто ткнул в дурацкое стекло, словно мог выместить на нём свою обиду. И вновь ничего не произошло. Ну и к чёрту!
