Когда незнакомка приблизилась, Марфа машинально отметила, что та довольно молода, хороша собой и одета с нездешней элегантностью, отчего ее появление средь развалин усадьбы выглядело еще более нелепым.

– Здравствуйте, я Оливия, – представилась неуместная гостья, и легкая неправильность звуков выдала в ней иностранку. – Вы давно здесь живете? Я ищу женщину, которую зовут Адель. Вы знаете такую?

Марфа отрицательно покачала головой, хотя при звуках этого имени по спине пробежалась ледяная рябь, а в недрах памяти шевельнулось что-то вроде давних воспоминаний.

Иван, 2016

Мысленно проклиная Анну, я лез вперед, продираясь через торчащие повсюду высокие сухие стебли.

– Радуйся, что сейчас не лето, – усмехнулась моя спутница и пояснила, указывая на ковер пробивающейся поросли: – Это крапива.

Я бы порадовался, но кругом, докуда доставал глаз, была одна и та же негостеприимная равнина, густо утыканная колючими пиками. Неугомонная подруга, убежав вперед, вскарабкалась на небольшой холм и ахнула, выхватывая из кармана айфон:

– Ты только посмотри!

Я неспешно поднялся за ней, не ожидая увидеть ничего особенно интересного. С возвышенности открывался вид на бывшую усадьбу – это я сразу понял по проступающим сквозь старые остовы растительности и резвые молодые побеги очертаниям фундаментов, лестниц и дорожек. Картина, должен признаться, была фантастической: затейливый рисунок прежней жизни, который вот-вот скроется под драпировкой зелени. Воды большого пруда были по-весеннему темны, и он выглядел чернильной кляксой посреди полустертого эстампа. Наверное, лишь краткий кусочек года, после того, как сойдет снег, но еще не настанет буйное засилье травы, можно наблюдать это щемящее зрелище исчезания в пучинах времен. И нам посчастливилось оказаться здесь именно в этот период. Посчастливилось ли?

Анна энергично шагнула вниз, явно устремившись к самому большому скоплению каменных деталей, и мне пришлось последовать за ней. Мы обогнули пруд и по едва читаемой дорожке приблизились к тому, что осталось от постройки, вероятно, бывшей когда-то помещичьим особняком. Пока моя спутница суетилась вокруг, отыскивая свои волшебные ракурсы, я присел на камни.

Я не сразу заметил внутри почти полностью стертого временем нижнего кирпичного яруса здания ступени, ведущие вниз. Думаю, раньше они были полностью засыпаны обгоревшим деревом, но за прошедшее столетие древесина благополучно разложилась, оставив только темный налет органики на шершавой поверхности каменных выступов. Ох, черт, разумеется, Анна захочет туда спуститься! Я заглянул поглубже, прикидывая, насколько это опасно. Лестница исчезала где-то в недрах подземелья. Покидав туда камешки и убедившись, что это не бездонный колодец, а всего лишь что-то вроде подвала, я окликнул Анну.

– Ух ты, – предсказуемо восхитилась она и не менее ожидаемо тут же полезла вниз. Мне ничего не оставалось, кроме как отправиться следом.

Глубина была небольшая, метра три. Света от двух телефонов оказалось достаточно, чтобы разглядеть довольно просторное помещение, совсем пустое, если не считать мусора и грязи. Я осмотрел перекрытия – искусная кирпичная кладка сводов почти не повреждена, так что обвал, вероятно, нам не грозил. Сбоку уходило в неведомую даль черное жерло узкого коридора. Вытянув руки с мобильниками и освещая пространство перед собой, мы двинулись вперед.

Нас встретили стоящие вдоль стен широкие деревянные лавки и стеллажи, довольно хорошо сохранившиеся – видимо, влага сюда не попадала.

– Представь: до нас тут сто лет никого не было, – зашептала Анна, и непривычно тихий голос выдал ее волнение.

Я кивнул, боясь говорить даже шепотом, словно звук мог разрушить изумительное ощущение временной петли, в которой мы случайно оказались. Вдруг Анна, идущая чуть впереди, с шумом втянула воздух. Я сперва на мгновение замер, а затем бросился к ней, шаря глазами по небольшому освещенному пятачку и силясь понять, что вызвало такую реакцию. Девушка помогла мне, направив луч света на нишу, возле которой лежали человеческие останки – скелет, едва прикрытый следами иссушенной плоти в струпьях истлевшей одежды. Я пригляделся и понял, что торчащие из стены ржавые железки – это остатки кандалов, которыми человек, вероятно, был здесь прикован. Первой реакцией стало желание с криком бежать прочь. Совладать с собой мне помогла мысль об Анне, пребывающей в неподвижном молчаливом ступоре, вовсе для нее не характерном. Из учебника я знал, что психический шок может вызвать расстройство основных функций организма – кровообращения, дыхания, нервной деятельности, обмена веществ. Попытался оценить состояние девушки, обняв ее за плечи, и тотчас ощутил нервную дрожь – моей спутницы или свою собственную – я так и не понял.

– Ты как? – спросил я, осторожно ее тормоша.

– Как думаешь, от чего она умерла? – проговорила Анна срывающимся шепотом.

– Почему ты решила, что это она? Даже я, без пяти минут врач, не смогу сходу отличить мужской скелет от женского, – поинтересовался я, испытывая облегчение от того, что моя подруга приходит в себя.

– При чем тут скелет? Посмотри на одежду, – она слегка повела лучом света, и я согласился, что едва заметные остатки ткани, несмотря на свою эфемерность, сохранили форму длинной юбки.

– Господи, кто и зачем мог держать здесь женщину? – потрясенно пробормотал я, забирая у своей спутницы айфон, пока ее слабеющая рука не выронила дорогое устройство на каменные плиты пола. Крепко обняв Анну, я предложил:

– Наверное, сейчас нам лучше уйти отсюда и вызвать кого-нибудь.

Она молча кивнула. Я нечаянно дернул рукой со светящимся айфоном, луч скользнул по дальней стене, и девушка взвизгнула. Я посветил в то место, где тоже заметил нечто, чего мой взгляд не сумел так быстро распознать. Полусгнившая вата отчетливо сохранила форму игрушечного медвежонка…

Я начал опасливо шарить лучом вокруг, безумно боясь увидеть мумифицировавшиеся останки ребенка. К счастью, в сравнительно небольшом зале со множеством колонн, поддерживающих свод, куда привел нас подземный коридор, скелетов больше не было. У стен громоздились груды хлама, в некоторых из них при наличии воображения можно было опознать бывшие лари или шкафы. Было бы здорово найти здесь какие-нибудь бумаги, но едва ли они могли сохраниться. Взяв Анну за руку, я направился к самой большой куче неизвестно чего, лежащей в нише между колоннами.

Отбрасывая на кирпичную стену причудливые тени, в дрожащем в такт нервному тремору руки луче света появились какие-то доски и металлические предметы. В трухлявой древесине я не без труда опознал остатки большого кофра, а вот железяки поставили меня в тупик. Они не были похожи ни на рабочие инструменты, ни – слава богу – на орудия пыток. Взгляд остановился на единственной хорошо сохранившейся и легко опознаваемой вещи – прямоугольном металлическом ящичке сантиметров двадцати в длину.

Я ни в коей мере не являлся знатоком старины, но, живя в Санкт-Петербурге, невозможно вовсе не получить представления об искусстве предшествующих эпох. И на филигранные шкатулки работы русских и иностранных мастеров последних столетий этот простоватый, покрытый странным орнаментом сундучок ничуть не походил. Он выглядел куда более грубым, вызывая ассоциации скорее со Средневековьем. Приглядевшись, я заметил, что внешние поверхности ларца украшают не узоры, а надписи. Латынь – определил я, но прочитать ничего не смог и потянулся к загадочной находке. Однако Анна меня опередила: она двумя руками подняла ларец, оказавшийся, судя по всему, довольно тяжелым, и, поставив его на относительно чистый кусок пола, схватилась за кольцо.

– Не открывай! – неожиданно для самого себя вскрикнул я, но было уже поздно: крышка легко поддалась и откинулась в сторону. Я посветил внутрь. Не знаю, что мы ожидали увидеть. Полагаю, Анна воображала старинные драгоценности, я же грезил о неиспорченных временем бумагах.