К сожалению, простоватые тетки опознали во мне соотечественницу – выдала надпись на толстовке. Обе придвинулись ближе и радостно застрекотали:

– Ой, а вы русская, да?

– Как хорошо, что мы теперь не одни! Хоть одно человеческое лицо.

– А то и поговорить не с кем, представляете?

– Только по-своему лопочут, – пожаловалась та, что была старше. – А Толик нам обещал, что здесь все по-русски говорят. Обманул, получается.

Я понятия не имела, кто такой Толик, и ни малейшего желания выяснять это не было. Пришлось сделать суровое лицо и сказать:

– Извините, я что-то устала. И потом, я здесь ненадолго, вам лучше поискать другую компанию.

Грубо, признаю. Но терпеть болтовню этих кумушек – нет уж, увольте. Лучше попасть под лавину – больше шансов выбраться живой и в своем уме.

У соотечественниц вытянулись лица. Мне стало жаль бедняжек, как-никак они не виноваты, что в Швейцарии говорят по-немецки, по-итальянски, по-французски, конечно, по-английски и еще на диалектах отдельных кантонов, а вот по-русски почему-то не очень. Чтобы сгладить собственную грубость, я кивнула в сторону царственной особы и ее готической спутницы:

– Может быть, они составят вам компанию? Боюсь, я все время буду кататься на лыжах. Вы ведь не катаетесь, верно?

Вероятность того, что тетки окажутся сноубордистками или лыжницами профи-класса, была очень мала, я ничем не рисковала. Но отреагировали они странно – переглянулись с довольным видом, склонились ко мне и наперебой зашептали:

– Что вы! Что вы! Это же сама Сильвана Фаринелли!

– Кто, простите? – Имя показалось мне смутно знакомым.

– Но как же! Певица! Знаменитая певица, в опере поет. Она в прошлом году к нам в Сургут приезжала, выступала в нашем театре оперы и балета.

– Серьезно? – Я попыталась представить даму в громадной шубе на фоне бурильных установок.

– Мы ходили ее слушать. Толик нам билеты купил, по пятнадцать тысяч каждый! – похвасталась младшая.

– Потрясающе! – Старшая закатила глаза к потолку. – Такой голос! Надо же, мировая знаменитость, а приехала к нам в Сибирь, не побрезговала.

– А чего ей брезговать? – резонно рассудила вторая. – Денежки ведь не пахнут. А есть всем хочется.

– Кстати, кормят здесь – закачаешься! – цокнула языком старшая.

– Лучше, чем в санатории в Пицунде, – выдала ее сестрица.

Я почувствовала, что начинаю уставать от назойливой парочки, когда одна из соотечественниц предложила:

– Кстати, давайте познакомимся. Нам еще Новый год вместе встречать.

С тоской я представила эту картину.

– Очень приятно. Евгения Охотникова.

– А мы Вострецовы, Лиля и Тамара!

Н-да, теперь я поняла, кого эти сестрички так напоминают. Типичные пионерки, которые приехали в летний лагерь и уверены, что найдут здесь множество новых подружек.

– А вы в каком номере живете? – поинтересовалась Тамара. – Знаете, вечерами здесь так одиноко. Может, в картишки перекинемся, а?

Старшая из сестер Вострецовых многозначительно подвигала бровями.

– А вот, кажется, и суп! – Я решила, что долг вежливости отдан, и отодвинулась подальше от общительных сестер.

Персонал «Шварцберга», помимо хозяина и Леона, состоял из двух поварих и официантки Агнешки, которая, как я поняла, исполняла еще и обязанности горничной. Две коренастые особы, с полными руками, красными щеками и носами пуговкой, ловко разливали суп, а хорошенькая Агнешка разносила тарелки и подавала приборы. Что ж, если в отеле даже в праздничные дни так немноголюдно, работы у всех не слишком много.

Меня вполне устраивало такое положение дел. В конце концов, я приехала сюда не ради общения, а для того, чтобы отдохнуть от людей. Хотя не могу не признать, что в «Шварцберге» все-таки чересчур мрачно. Просто не верится, что сегодня 31 декабря. Постояльцы сидят с постными физиономиями и чинно хлебают грибной суп.

Вероятно, все дело в том, что Новый год с размахом привыкли отмечать только у нас, а в Европе этот день не имеет такого значения. Здесь настоящим праздником считается Рождество, которое положено отмечать исключительно в кругу близких.

У нас с тетушкой Милой как-то был забавный разговор на эту тему. Тетя всю жизнь преподавала в юридическом институте провинциального Тарасова, а большая часть этой жизни пришлась, понятно, на советские годы. Но под старость убежденная атеистка Мила, как многие в ее годы, начала задумываться о душе, как она это называла. Это-то еще полбеды, в конце концов, не вижу ничего плохого в том, чтобы человек, проживший добрых лет пятьдесят в стране, где бытие определяло сознание, уделил немного времени противоположной точке зрения. Проблема в том, что Мила иногда принималась доставать этой темой меня.

Не то чтобы я была твердокаменной материалисткой, вовсе нет. Человек, совершивший сотню прыжков с парашютом, скорее всего, хоть раз подумал о том, что его ждет, если встречный ветер спутает стропы. Просто я считаю свои отношения с небом настолько личным делом, что не намерена их обсуждать даже с самым родным человеком.

Так вот, как-то я спросила тетушку, почему, на ее взгляд, Новый год в нашей стране отмечают с таким размахом. Люди из кожи вон лезут, только бы устроить роскошный стол, даже если потом все длинные выходные придется сидеть на картошке с селедкой. Некоторые граждане пытаются съесть и особенно выпить столько, что диву даешься. У меня есть друг, работает фельдшером на «Скорой», так вот он каждый год ждет новогодних праздников с содроганием. Переедание, колики, гастриты, пьяные, выпавшие из окна, чудаки, подавившиеся записками в бокале шампанского, плюс жертвы пиротехники, куда же без них. В общем, в нашей стране Новый год встречают так, как будто это Судный день и завтра не наступит никогда.

Тетя объяснила этот феномен так. Дескать, после долгих лет в безбожии многие соотечественники вернулись в дохристианское, языческое состояние. Теперь они готовы на все, лишь бы задобрить неведомые силы, играющие их жизнями. Судьба, рок – назовите как хотите. Поэтому и закатывают грандиозные пиры, превышающие возможности кошелька и поджелудочной, поэтому пускают фейерверки, катаются с гор в нетрезвом состоянии, загадывают желания и верят: как встретишь Новый год, так его и проведешь…

Что ж, я далека от суеверий. Я не верю в судьбу и предопределенность, не верю, что мое будущее записано у меня на ладони или в камнях египетских пирамид. Даже в приметы я не верю. За свою бурную жизнь я переколотила с десяток зеркал, и ничего, жива пока.

Но сегодня и я, пожалуй, не отказалась бы от компании соотечественников. Только на один вечер, честное слово. Будь здесь русские, они давно бы перезнакомились со всеми, стали бы дразнить хозяина – заказывать экзотические блюда, каких нет в меню, и коктейли с немыслимыми названиями. Потом запели бы караоке, потом кого-то осенило бы, что пора пускать фейерверки, а еще кто-то решил бы скатиться по трассе на лыжах или сноуборде, хотя едва держался бы на ногах. Все закончилось бы сломанной ногой, рейдом санитарного вертолета и воспоминаниями на долгие годы. Нет, спасибо.

Пожалуй, даже к лучшему, что я встречу этот Новый год в компании сдержанных, холодноватых европейцев. Может, в моем возрасте пора уже присоединиться к большинству сограждан и поверить в приметы? И что, в самом деле год пройдет спокойно, мирно и без сюрпризов? Интересно было бы попробовать.

Только я успела все это подумать и усмехнуться собственным мыслям, как входная дверь распахнулась. На пороге возникли двое в черном, по габаритам вполне подходящие под определение амбалов. Кстати, амбалы – это портовые грузчики, если кто не в курсе. Но нет, эти ребята походили на кого угодно, только не на грузчиков. По-видимому, в последние лет десять они не держали в руках ничего тяжелее пистолета, если, конечно, не считать гриф от штанги в спортзале. Типичные телохранители из разряда «шкаф с проводком в ухе». Одинаковые черные куртки, темные очки. В этом маленьком отеле они выглядели так же уместно, как жираф в кроличьей клетке.