Это что же получается? Кто-то забрался в мой номер, взял нож (естественно, ознакомившись попутно с прочими моими штучками) и совершил убийство прямо у меня под носом? Точнее, над моим сладко спящим телом? Вчера, когда я поднялась в номер, Саша был еще жив. Я сама видела, как он переключил внимание с меня на рыжеволосую дылду-норвежку. Получается, однорукого убили этой ночью в моем номере, а я даже не проснулась? Да, Охотникова, тебе точно пора подлечиться.
Я присела рядом с телом и произвела внимательный осмотр. Убитый был жилистым сухощавым мужчиной. Возраст – от сорока пяти до пятидесяти. Черты лица славянские, глаза голубые, но кожа загорелая, выдубленная солнцем и ветром, причем не только на лице. Вывод: этот человек приехал из жарких мест. Такой загар приобретают не на горнолыжных курортах. Одежда убитого – джинсы и серый шерстяной свитер – была совершенно новой, на изнанке свитера обнаружился ярлычок, еще не потемневший от носки. Ботинок на трупе не было. Что, разулся перед тем, как прокрасться в мой номер под покровом ночи? Или мирно лежал в собственной постели, где и был убит неизвестным злодеем, а ко мне в шкаф попал уже потом? Слишком мало информации, чтобы делать выводы.
Продолжение осмотра дало еще кое-что интересное. На груди покойника имелась выцветшая бледно-голубая татуировка «Панджшер, 1985».
Все понятно, этот человек когда-то воевал в Афганистане. Ничего удивительного здесь нет, бывших афганцев, «шурави», как они сами себя называют, разбросало по свету. Странным кажется другое. Этот Саша одет явно небогато. Да, знаю, в наши дни никто из состоятельных людей не расхаживает с бриллиантовыми перстнями, тем более в Европе. Но одежда убитого была отчаянно дешевой и вдобавок совершенно новой. Да и протез… Человек, у которого есть хоть какие-то средства, приобрел бы себе что-нибудь более приличное и удобное. Среди моих друзей есть ветераны горячих точек, получившие увечья. Так вот, первым делом ребята стараются обзавестись протезами достойного качества – от этого зависит качество жизни. А у Саши – пластиковая дешевка.
Как человек с такой дешевкой и в такой одежде мог позволить себе снять номер в «Шварцберге»? Конечно, этот горнолыжный курорт не так знаменит, как Церматт или Гриндевальд, но и одна ночь в этом заведении стоит… ладно, не буду говорить сколько. Нет, «Шварцберг» явно не мог быть по карману однорукому афганцу.
Одежду на трупе я привела в порядок, тщательно застегнула все пуговицы и молнии. Потом придвинула кресло и уселась подумать. От того, насколько успешным будет этот мыслительный процесс, зависит многое. А решение, которое я приму, определит мое собственное ближайшее будущее.
Труп появился в моем номере не случайно. Человека, о котором я знаю только то, что его зовут Александр (или он предпочел так назваться, а на самом деле он, к примеру, Абдула), убили моим ножом и оставили в моем шкафу. Сейчас четыре утра, за окном непроглядная темень. До рассвета несколько часов. Не знаю здешних порядков, не успела пока ознакомиться, но горничная придет убирать мой номер, допустим, в десять. Завизжит, поднимет шум. Хозяин – лысый коротышка по имени Альдо – позвонит в участок в городке под горой, оттуда пришлют полицейских. И моему отдыху конец.
Но не это самое неприятное, а то, что убийство афганца попытаются повесить на меня. А что? Одинокая русская туристка, без спутника, почти без багажа, одета небогато. Будь у меня в ушах брюлики, в руках десяток чемоданов и в придачу белая собачка под мышкой, никто не стал бы покушаться на мою свободу. Такая русская девушка ясно дает понять: за ее спиной стоит богатый мужчина, который сам в состоянии устроить кому угодно неприятности планетарного масштаба. А я что? Из-за высокого роста – во мне метр восемьдесят – меня иногда принимают за модель. Но сейчас я и на модель не тяну: бледна до зелени, под глазами темные круги, словом, типичная подходящая жертва.
Как ни странно, я не чувствовала в эту минуту ни малейших признаков слабости или плохого самочувствия. Все, что я ощущала сейчас, – чистейшая ярость. Кто-то хочет меня подставить? Что ж, ему придется об этом пожалеть, и очень скоро. Женя Охотникова – это серьезно.
Приняв решение, я немедленно начала действовать. Разыскала в шкафу черную кофту с капюшоном, надела, застегнула молнию. Достала из косметички лосьон для кожи и ватные диски и принялась тщательно протирать все, к чему прикасалась на трупе: пуговицы, протез…
Спирт прекрасно растворяет кожный жир. Спустя десять минут никто бы не обнаружил на убитом ни единого моего отпечатка. Тело Александра лежало на полу, один глаз приоткрылся и смотрел на меня. Кое-как я приспособила протез на место.
– Слушай, прости, а? – попросила я бывшего афганца. – У меня просто нет выбора. Понятия не имею, кто тебя убил и что вообще здесь происходит. Не могу себе позволить сесть в швейцарскую тюрьму, пусть даже там неплохо кормят и водят в спортзал. У меня старенькая тетя. И люди, которые на меня рассчитывают. Мне нужно вернуться домой, понимаешь? Так что извини, друг, сейчас мы с тобой совершим небольшое путешествие.
Я натянула капюшон и пару кожаных перчаток (лучше бы резиновые, но где их взять), распахнула дверь и выглянула в коридор. Отель спал, до рассвета оставалось около трех часов. Я подхватила убитого под мышки и выволокла в коридор, стараясь не шуметь. Вот будет картина, если меня застукают!
Саша был худым и жилистым, но все равно через три минуты я задыхалась. Пот заливал глаза, в груди нехорошо свистело. Честно говоря, двигалась я сейчас на одном адреналине. Стащила труп по крутой и узкой лестнице, дотащила до бара, усадила в дальнем углу на высокий табурет. Голова и руки убитого легли на барную стойку. Теперь у Саши был вид постояльца отеля, который слегка перебрал горячительного.
Я перевела дыхание. Вот, кажется, и все. Совсем скоро сюда придут хозяин или кто-то из служащих. Труп обнаружат. Поднимется тарарам, явится полиция. Только ко мне это уже не будет иметь ни малейшего отношения. Русскую туристку разбудит вежливый швейцарский полицейский. Заспанная дама станет таращить глаза, ахать и восклицать: «Какой кошмар! А мне говорили, что у этого отеля прекрасная репутация!»
В последний раз я бросила взгляд на тело, взгромоздившееся на табурете, и тихонько поднялась к себе в номер. Закрыла дверь, привалилась к ней спиной. Уф, кажется, получилось!
Потом я отправилась в ванную и тщательно вымыла нож. Что ж, с этой полезной вещью придется расстаться. Держать ее у себя в номере слишком опасно. Ничто не должно связывать меня с убитым, тем более орудие убийства.
Я открыла окно, глубоко вдохнула морозный воздух, размахнулась хорошенько и забросила нож далеко в снег. Серебряной рыбкой он сверкнул мне на прощание и утонул где-то далеко в стороне от протоптанной тропы. Теперь, если не знать, где искать, шансы наткнуться на него близки к нулю. А если все-таки полиция примется разыскивать орудие убийства, им придется подождать до весны. Ладно, предположим совсем невероятное: полиция разыщет нож. Все равно ничто не будет указывать, что его владелицей была я. Я еще раз глубоко вдохнула и закрыла окно.
Одна из множества полезных вещей, которым меня научили в «Сигме», – не позволять противнику навязать тебе свой сценарий. Именно это я только что сделала – сломала навязанную мне схему и пустила события по другому руслу. Будущее многовариантно. Все смотрели фильм о Терминаторе? Что там вырезала ножом на столе Сара Коннор? «Нет судьбы». С этим я полностью согласна. Будущее – это то, что мы творим в каждую минуту настоящего. А у меня, кажется, все получилось.
С этой мыслью я тщательно вымыла руки, разделась и легла в постель. Вполне еще можно поспать пару часов до завтрака.
Проснулась я поздно. Немного полежала, жмурясь на яркое зимнее солнце. До чего же удобная кровать, куда там моему тарасовскому диванчику-раскладушке. Наконец я села и рывком сбросила одеяло. Вспомнила, что случилось до рассвета. Мамочки, да что же я сплю, как ленивая кошка! Я должна быть внизу и вместе с остальными постояльцами принимать деятельное участие в суете вокруг покойника.
