Арсений, как только возвращался домой, приходил постоянно. В любое время года, в любую погоду.

В этом месте у людей заканчивалось всё: дворянство, богатство, чины, рестораны, театры, интриги, жажда знаний и власти, любовь и ненависть. Всё.

Место это называлось Смоленское кладбище.

При входе — две церкви: Смоленская и Троицкая.

Прямоугольное здание Смоленской церковь, во имя иконы Смоленской Божьей матери, с двухъярусной колокольней, увенчанной шпилем с крестом. В обоих ярусах — звонницы.

Троицкая церковь со строгими пропорциями, выпуклым деревянным куполом и бронзовым, позолоченным крестом.

Центральный вход в виде дорического портика. К нему вела широкая каменная лестница с чугунными перилами. Окна вверху большие полукруглые, внизу четырёхугольные.

Миновав православные святыни, юноша двинулся по аллее вглубь кладбища. Тень густых деревьев укрыла его от жары.

И чем ближе он подходил к месту упокоения матери, тем медленнее были его шаги.

На ум, почему-то пришли слова Шелли:

«А там, на высоте недостижимой,

В сиянье звезд проходят тучи мимо.

Здесь мертвые покоятся в могилах.

Но в тишине вдруг возникает звук —

Мысль или чувство? — из земли унылой,

Встает он, заполняя все вокруг.

И, с небом, с ночью слитый воедино,

Плывет, как смутный шорох над долиной.

Смерть кажется и нежной и смягченной,

Сокрывши от людей весь ужас свой.

И верю я, как мальчик, увлеченный

Игрою средь могил, что их покой,

О тайне величавой нам не скажет,

Что лучшие из снов, у ней на страже».

Он подошёл к невысокой чугунной ограде, открыл калитку и остановился напротив могилы.

Над ней на постаменте возвышался в рост человека ангел со склонённой головой и глазами долу. В опущенных вниз, скрещенных руках его — мраморный венок из роз.

Арсений положил на могильную плиту, источавших нежный аромат, букет живых цветов.

Он сидел на скамье, возле могилы матери и, влажными глазами смотрел на золотые буквы, выбитые на надгробье светлого мрамора, указывающие дату рождения и смерти погребённой здесь молодой женщины.

Взгляд его скользнул по засохшему кусту роз.

— Опять увял… — Арсений погладил ладонью холодный мрамор. — Ты не хочешь, чтобы на твоей могиле росли цветы, посаженные мною? Знаю, я — преступник. Это из-за меня ты заболела и ушла в тот мир, а отец стал несчастным. Он не простил и, никогда мне не простит. Мама, а ты? Родная моя, сжалься, прими мой дар, мою любовь и преданность. Когда эти розы не умрут, я пойму, что ты простила.

Пытаясь собраться с мыслями и справиться с захлестнувшими его чувствами боли и горечи, он ещё немного посидел на скамье.

Наконец, поднялся и, не видя ничего вокруг, словно в тумане, быстро зашагал прочь.

Сильная душевная боль разрывала ему грудь, и он ничего не мог с этим поделать.

Все меркло перед его взором. Он видел, как наяву, умирающую мать и осознавал меру своей вины.

Арсений смутно помнил, как вышел из кладбищенских ворот, как зашёл в какой-то трактир и, как переступил порог своего дома.

***

Имение Луговое было построено на месте сгоревшего во время крестьянского бунта, ещё до отмены императором Александром Николаевичем крепостного права.

Дом несколько раз перестраивали и расширяли новые поколения владельцев.

Он был одноэтажный, если не считать трёх мансардных комнат светёлок хозяйских дочерей. Летняя, застеклённая витражным разноцветным стеклом, веранда. Шесть каменных ступеней вели к высокому крыльцу, обрамлённому резными деревянными перилами.

Плодовые кустарники и деревья сада, цветники и несколько скамеек, в глубине сада — беседка. Ещё дальше в гущу парка уводила тропинка к рукотворному озеру.

Хозяйственные постройки, амбары, дом для прислуги, летняя кухня располагались за небольшим парком, несколько удалённо от жилого дома.

К ним вплотную подходил господский лес с вековыми елями и корабельными соснами, с берёзовой рощей и молодой дубравой.

Комнаты в доме были обставлены добротной мебелью, имелись охотничьи трофеи и старинные книги в библиотеке. На дверных проёмах и окнах, тяжёлые бархатные занавески, в кабинете покойного Луки Уварова, на всю стену, гобелен со сценами охоты на оленей. В гостиной, в вазах, свежие цветы.

Анна и Елена любили гулять недалеко от дома, в тенистом перелеске. В детстве и юности они, втроём, всегда приходила сюда.

Сёстры шли по аллее из лип и мирно беседовали.

— Жарко, — вздохнула Анна, отмахиваясь от комаров веткой. — Наверное, будет гроза.

— Парит, — отозвалась Елена. — Может, сядем?

Девушки расположились на мягкой траве под тенистой липой.

— Пойдёт дождь, — продолжала Елена, — и не будет так душно.

— Я совсем не рада, — вздохнула Анна.

— Отчего?

— Ну, нет, рада, конечно, но… нам предстоит дорога в Петербург, а потом в дом к этому господину. Как-то мне неприятно делается.

— Не волнуйся, Аня.

— Как же не волноваться. — Анна недовольно поджала губы. — Наталья Егоровна говорила, что он демоническая личность. И внешность соответствует. Брюнет, со жгучими глазами. Ему чуть больше сорока пяти. Богат. Владеет большим рестораном и игорным домом. Не нравятся мне такие места. Сомнительные они, как и их хозяева.

— Это только сплетни, Анечка, — поморщилась Елена. — Иногда о человеке много

лишнего говорят. Не верь всякому вздору.

— Я и не верю. — Анна задумчиво смотрела на сестру. — Просто, сердце волнуется. Лена, всё не решаюсь задать тебе вопрос, — осторожно начала она. — После смерти Владимира, ты долго горевала?

Елена вздрогнула.

— Кажется, что потеряно всё, — горечь правды звучала в её словах. — Ощущение потери трудно оценить. Но, я так же, знаю, что горе опустошает, уничтожает. Нельзя позволять себе стать слабой. Ведь впереди вся жизнь и надежда на счастье всё равно живёт в душе. Даже при великой потере.

— Твоё состояние души мне понятно. Я прошла через боль утраты, когда похоронила жениха. Но… чувство к Василию. Постепенно оно стало заполнять пустоту в душе. Ведь может же родиться новая любовь?

— Новая любовь… — Елена задумалась. — Верно. Душа не сможет жить, если не будет любить.

— Даша любит Бога, я — Василия. А ты, Леночка, кого любишь ты?

— Любовь, она как лекарство. Её прикосновение залечит все раны и боль пройдёт. Однако в моём случае, это не так. Я никого не люблю кроме вас. Мне кажется, Аня, я не смогу любить ещё раз.

Анна молчала. Ей стало неловко, что она растревожила старую рану сестры.

Елена поднялась.

— Возможно, я ошибаюсь на свой счёт, но сейчас я, ни о чём не могу думать, только о свободе и безопасности Даши.

Девушки продолжили свой путь до усадьбы. Войдя в комнату, Елена сняла шляпку, машинально поправила волосы.

«Всё хорошо», — повторяла она про себя и, окончательно успокоившись, принялась укладывать вещи в чемодан.

***

Андрей Михайлович сразу же увидел вошедшего сына и, его удивлению не было конца.

Он знал, что Арсений последнее время не прикасался к спиртному. Однако, на этот раз, его сын был пьян.

Недоброе предчувствие заставило сердце Рунича замереть.

От удивления Леонид открыл рот. Адель замерла возле буфетной стойки. Поля и Катя, остановились посреди зала с подносами в руках, не в силах оторваться от него.

По едва заметному кивку хозяина, Алексей подошёл ближе.

Покачиваясь и усмехаясь, Арсений опёрся рукой о край ближайшего стола. Взглянул на отца, стоявшего в нескольких метрах от него.

Рунич изумлённо рассматривал сына. Он не был похож сам на себя.

Не высокий ростом, но подтянутый и стройный, сейчас он весь сник и ссутулился. Ясные глаза его потускнели и перестали отражать свет. В них не только отразилось горе — в них не было жизни.

Он повернулся к отцу спиной.

В долю секунды Алексей подскочил к юноше и, схватив его за запястье, крепко сжал руку.

Ослабевшие пальцы разжались и, пистолет с грохотом упал на пол. Мужчина крепко держал юношу, не позволяя ему подобрать с пола оружие.