Эрхард понимал, что она имеет в виду.

– Нет.

– А что говорит сама девушка? Каков ее интерес, как говорится?

– Деньги. Она, простите за выражение, настоящая стерва.

– Ясно. Я знаю нескольких журналистов, которые не совсем безнадежны, но все они скажут вам одно и то же: девушка не станет говорить, а полицейские, скорее всего, будут все отрицать. И как нам подтвердить то, о чем вы просите написать?

– Откуда мне знать? Я потому и хочу привлечь журналиста. Вы умеете раскапывать факты и расследовать такого рода дела.

Солилья улыбнулась, она польщена.

– Учтите, если думаете, что я сама за это возьмусь, вы ошибаетесь.

– Поверьте мне, Солилья, происходит что-то странное. Следователь, который ведет дело, назвал его поганым.

– Сколько ей заплатили?

– В том-то и штука. Она говорит, что ей платит не полиция.

– Не полиция? А кто?

– По ее словам, какой-то махореро. Пять тысяч евро за каждую неделю, что она просидит за решеткой.

– Любопытно. Но раз за признание ей платят не полицейские, они будут все отрицать.

– Вы только послушайте себя! Произошло чудовищное, отвратительное преступление! Дело заслуживает того, чтобы его предали огласке!

Солилья протянула ему книгу:

– Вот, прочтите. Это классика.

Эрхард посмотрел на обложку: пестрая, с черным силуэтом мужчины, который курит трубку. «Пестрая лента и другие рассказы». Он помнит, что читал какие-то из них много лет назад. Он полистал страницы. В свое время он бросил книжку, не дочитав, – как и другие произведения Конан Дойла.

– Может быть, – сказал он.

– Диего Наварес. Сын моего старого друга. Он тоже пошел в журналистику. Работает здесь, в Пуэрто, в редакции газеты «Провинсия». Умеет нестандартно мыслить, умный. Если кто-то возьмется за вашу историю, то только он. Но он еще молодой. Опыта не хватает.

По описанию Диего Наварес понравился Эрхарду. У молодежи более идеалистическое отношение к коррупции.

– Как с ним связаться?

– Я сама свяжусь. Его отец должен мне за услугу.

– Сегодня?

– Боже мой, вы так нервничаете! Никогда не видела вас в таком состоянии.

– Суд назначен на пятницу.

Солилья косится на часы над дверью.

– Я вас позову. Подождите на улице, на диване. Я выйду, когда поговорю с ним.

Он сидел на диване под деревом и читал рассказы о Шерлоке Холмсе, точнее, пытался читать. Рядом с ним растянулся местный кот – Солилья вечно швыряла в него камнями и крышками от бутылок. Кот бил хвостом по книге. Совсем скоро Солилья спустилась по лестнице. Передала ему телефон:

– Сами договаривайтесь о встрече.

Он едва не забыл про Ааса, но успел в самый последний момент. Высадив его у дома Моники, он обещал вернуться за ним самое позднее в половине пятого вечера. Потом он вернулся в Пуэрто, нашел нужное кафе. И стал ждать. Заказал две кружки бочкового пива – одну для себя, вторую для Диего. Смотрел, как оседает пена.

Диего выглядел слишком молодо. Он был похож на подростка, который носит рубашку, отданную ему кем-то из старших, – во всяком случае, рубашка неглаженая. Диего подошел к столику и сел напротив Эрхарда.

– Итак, матери, которая на самом деле не мать, заплатили, чтобы она взяла вину на себя?

Эрхард огляделся по сторонам, но в кафе никого не было, кроме нескольких молодых людей, которые играли в пинбол за шпалерой искусственных цветов.

– Вижу, вы хорошо подготовились, – сказал он.

– Прочел все то немногое, что было опубликовано до сих пор. Преступление в самом деле чудовищное, но ничего необычного в нем нет. Младенцев то и дело где-то находят. Только в две тысячи десятом на Канарских островах было два похожих случая. Младенцев бросали незрелые девицы, которые боялись разозлить верующих родителей. По-моему, такое можно назвать абортом в третьем триместре беременности.

– Но в данном случае полицейские уговорили изобразить мать постороннюю девицу, проститутку. Состряпали ложь.

– Зачем им это понадобилось? По-моему, такие дела все стремятся как можно скорее раскрыть.

– По-видимому, нет. Вот что самое безумное. Они прекратили следственные действия и нашли человека, который готов взять вину на себя, чтобы дело можно было закрыть.

– Но зачем?

– По словам полицейского, с которым я разговаривал, все из-за казино. Его хотят построить здесь, на Фуэртевентуре, а не на Лансароте. Ну а погибший младенец в коробке способен расстроить чьи-то планы…

– Любопытно. Но как-то неправдоподобно.

– Я лишь повторяю его слова.

– Вы говорите о полицейском, который рассказал и остальное?

– Да. – Эрхард сам понимал, насколько сомнителен его рассказ.

– Как правило, стражам порядка нет дела до того, построят казино или нет. И на туристов им, в общем, наплевать.

– Кажется, у них недавно сменилось руководство, и теперь у нас новый начальник полиции?

– Верно.

– И он уверяет, что хочет покончить с коррупцией в соответствии с указаниями ЕС?

– Да.

– Вот вам и тема для репортажа!

Диего улыбнулся, как показалось Эрхарду, немного надменно.

– Тема неплохая – например, если развивать ее в винном погребке с друзьями. Но для газеты она не годится. В вашей истории почти все неправдоподобно.

– Я ведь только что доказал вам, насколько она правдоподобна.

– А мотив?

– Это вам и предстоит выяснить.

– Знаете, редактор, скорее всего, задаст мне тот же вопрос. И ему понадобятся ответы прежде, чем он позволит мне расследовать дело хотя бы полчаса. Сколько в полиции заплатили той девушке за признание? Вы видели квитанции, расписки или хоть какие-нибудь документы?

– Нет. Но ей платят не полицейские. Ей платит кто-то еще. Какой-то тип с тугим кошельком.

– Ясно. – Диего закатил глаза.

– Что вам ясно?

– Чем дальше, тем хуже. Кто докажет, что ваша шлюха не заработала эти деньги своим, так сказать, основным ремеслом? По-моему, не стоит туда лезть – все может кончиться очень, очень некрасиво.

Эрхард поерзал на стуле. Прилив сил, который он испытывал перед приходом Диего, почти испарился.

– А как же ребенок? Мальчик?

– Горькая правда, – начал Диего, – заключается в том, что ребенок умер. Его не убили; скорее всего, мать-проститутка просто забыла о нем. Грустная и ужасная история, которую никто не захочет читать.

Эрхард вспомнил о машине с пятьюдесятью километрами на одометре.

– Есть еще кое-что, – сказал он. – Машину украли в Амстердаме или еще где-то; и вдруг она оказалась здесь. Очень странно!

Диего допил пиво.

– Понятно. Слушайте, Йоргенсен. Вы мне нравитесь. Но я согласился с вами встретиться только потому, что мой отец работал вместе с Солильей. Я буду следить за ходом дела; может быть, откроется какое-нибудь новое обстоятельство.

– Кое-что новое уже открылось, – заметил Эрхард. – Мать – на самом деле не мать. Что еще там может быть нового?

– Все, о чем вы рассказали, очень любопытно, но мне кажется, что полицейские делают все, что могут.

– Суд состоится в пятницу. Если она признает себя виновной и ее осудят, полицейские в ближайшем будущем не станут заново открывать дело.

– Давайте я схожу на заседание суда. Если я почувствую что-то подозрительное, если ваши слова так или иначе подтвердятся, я с вами свяжусь. Дайте мне ваш телефон.

Эрхард продиктовал ему номер.

– Разве у вас нет мобильника?

– Нет. Если я не подхожу к домашнему телефону, попробуйте разыскать меня через диспетчеров таксомоторной компании «Такси Вентура».

– Передавайте от меня привет сеньоре Солилье. Скажите, что отец часто ее вспоминает. По-моему, он к ней до сих пор неравнодушен. Несмотря ни на что. Спасибо за пиво!

– Передам.

Вот вам и юношеский идеализм!

Эрхард чувствовал себя сердитым старым заговорщиком-теоретиком. Он заказал еще пиво и наблюдал, как темнокожие мальчишки играют в пинбол, аппарат то и дело мелодично позвякивал.