– Почему, как думаешь?
– Мне кажется, как человек сенатор его мало интересует. Нет? Думаешь, дело не в этом?
– Может, и в этом – хотя бы отчасти. По-моему, Бук считает, что сенатор просто укатил куда-то с художницей или еще какой-нибудь девицей. Такая версия кажется ему более правдоподобной, чем похищение.
В вестибюле Ева натянула на голову шапочку со снежинкой – столько же от холода, сколько от сентиментальности.
– Макдональд права, – заметила Пибоди. – Когда Эдвард был сначала судьей, а затем сенатором, у него наверняка образовался внушительный список врагов. Он всегда был сторонником жестких мер – и в суде, и в конгрессе. Пропихивал свою политику. Эдвард по-прежнему участвует в политических ток-шоу и чуть ли слюной не брызжет, когда с чем-то не согласен. Сейчас широко обсуждаются государственные расходы, а он выступает против многих программ социального обеспечения. Во время своего последнего срока в конгрессе он очень резко высказывался по поводу закона о профессиональном родительстве. Приводил цифры, сколько сэкономит государство, если урезать выплаты. Заявил, что его жена с удовольствием сидела дома с детьми и не взяла ни цента правительственных денег.
– А никто не напомнил, что его жена и так купалась в роскоши? Кроме того, у нее наверняка был целый штат прислуги – задницу даю на отсечение.
– Ну да, к тому же Акт о профессиональном родительстве пользуется большой популярностью, поэтому рейтинг сенатора и упал. Аналитики считают, что Эдвард не стал баллотироваться снова, потому что понимал: ему все равно не выиграть.
– Аналитики?
Пибоди пожала плечами и уткнулась подбородком в складки шарфа.
– Смотрю иногда политические ток-шоу, пока занимаюсь рукоделием. Макнаб не возражает. Когда выступает кто-нибудь вроде нашего говносенатора или депутатши Видали… Ты ведь знаешь, кто такая Видали?
– Не знаю и знать не хочу.
– Видали – ханжа и лгунья. Терпеть не могу, когда она и ей подобные начинают вещать о том, чего ждет от них Бог. Как будто они с Богом запанибрата – не то что мы, простые смертные. Я просто зверею. А потом у нас бурный секс.
Еве захотелось приподнять бровь.
– С Видали? – уточнила она.
Пибоди с трудом подавила смешок.
– Ну да, мы в друг друге просто души не чаем. Если серьезно, мне все время хочется ее стукнуть. Смотрю на Видали и думаю: «Так бы и врезала по твоей лживой роже». А вместо этого сигаю на Макнаба, и все довольны.
Ева подумала о шарфе, который подарила ей Пибоди. Интересно, сколько раз она сигала на Макнаба, пока его вязала?.. Пожалуй, лучше об этом не думать.
Ева завела двигатель и проскочила в крошечный зазор между машинами, не обращая внимания на несущиеся вслед автомобильные гудки.
– Немного передохнем после церемонии и снова за работу. Первым делом поговорим с художницей.
– Ей ведь и тридцати еще нет? Фу, какая гадость! А я ведь вообще-то предрассудками насчет возраста не страдаю.
– А что говорят аналитики?
– По телевизору – ничего. Может, у них негласное правило такое? Зато на форумах и в политических блогах много слухов про похождения Эдварда. И не только Эдварда, но сейчас речь именно о нем, так что… Про художницу, правда, не слышала. Пока.
– Может, изучишь эту тему? В смысле, тему похождений. Вдруг накопаешь что-нибудь про женщин, которых нет в нашем списке, или про особо некрасивый разрыв. Если найдешь что-нибудь интересное, отправь копию мне и Хэнсону.
– С превеликим удовольствием. – Пибоди достала ППК. – Сейчас и начну.
Остаток пути они проделали в молчании, которое нарушало только сердитое бормотание Пибоди.
Войдя в убойный отдел, Ева быстро огляделась по сторонам. Кармайкл, одетая в полную форму, только что появилась из раздевалки. Трухарт со своим бывшим тренером, а отныне напарником, то ли еще наводили марафет, то ли уже спустились вниз. Сантьяго и Дженкинсон сидели на рабочих местах, один уткнувшись в телефон, другой – в компьютер. На голове у Сантьяго красовалась ковбойская шляпа – результат пари, которое он проиграл детективу Кармайкл. А Дженкинсон умудрился отыскать очередной галстук расцветки «вырви глаз». На этот раз в полоску: зеленую цвета рвоты и желтую цвета мочи.
Ева молча покрутила пальцем в воздухе, как бы говоря: «Закругляйтесь», и заскочила на минуту к себе в кабинет – хлебнуть кофе и кое-что записать.
Когда Ева вошла в раздевалку, Пибоди стояла в одних форменных брюках, лифчике и майке, а из глаз у нее катились слезы.
– Что ты?.. Немедленно перестань!
– Штаны велики!
– Ну так подтяни пояс, черт побери!
В ответ на нетерпеливый приказ Евы по щеке Пибоди скатилась еще слезинка.
– Широки в талии. И даже на попе немного отвисают. Я похудела! Наконец-то похудела! В прошлый раз форма была точно по фигуре, а теперь немножко велика!
– Хорошо, отлично, круто. А теперь соберись!
– Я очень старалась, особенно в последнее время. Ходила в спортзал три раза в неделю. Бросила взвешиваться, потому что цифра на весах никак не желала меняться. Ты не знаешь, каково это…
Ева достала из шкафчика форму. Ей неприятно было раздеваться перед кем-либо, кроме Рорка, но она начала стягивать с себя одежду.
– Может, и не знаю. По крайней мере, не вполне. Зато я была тощей. Не худой или стройной, а тощей. Слабой. Пришлось потрудиться, чтобы окрепнуть и нарастить мускулы. Так что я представляю, каково смотреть в зеркало и быть недовольной тем, что видишь.
– Никогда не думала об этом в таком ключе.
– Сидеть на диете и качать мускулы нужно, чтобы стать сильной и подтянутой, а не чтобы увидеть цифру на весах.
– Я знаю. Увидеть цифру тоже хочется, но я знаю. Занимаюсь рукопашным боем.
– Хорошо.
Ева натянула форменные брюки и постановила, что сидят они как всегда.
– А все-таки… не стала моя попа поменьше?
– Господи, Пибоди!
– Ну же, будь другом – ответь. Стала или нет?
Ева натянула куртку и посмотрела на Пибоди долгим пристальным взглядом.
– Вообще никакой попы не вижу.
Пибоди исполнила танец радости.
– Спасибо. Не забудь надеть медали.
– Угу.
– Помочь пристегнуть? Этакая тяжесть…
– Отвали. В следующий раз буду переодеваться у себя в кабинете.
Пибоди с улыбкой застегнула куртку.
– Сегодня я горжусь тем, что ношу форму. То есть я всегда горжусь, но сегодня особенно.
– Потому что штаны тебе велики?
– Ну и поэтому. Но прежде всего из-за Трухарта. Я горжусь тем, что надеваю ее ради Трухарта.
Да, ради Трухарта, подумала Ева, доставая коробку с медалями.
Когда она вошла в зал, Бакстер, сменивший модный костюм на полицейскую форму, уже сидел в первом ряду.
– Чуть не опоздали, лейтенант.
– Время еще есть. Слушай, ты должен со мной поменяться – стоять на сцене рядом с Трухартом.
Бакстер поднялся на ноги.
– Благодарю за предложение, но Трухарт заслуживает того, чтобы стоять рядом со своим лейтенантом. А я буду сидеть здесь, в центре первого ряда – тебе тоже занял местечко, Пибоди, – и наслаждаться моментом. Вон его мама и девушка. Скажите им что-нибудь.
– Скажу – после церемонии.
Ева обошла сиденья сзади, пробираясь сквозь море синих форм, и тут заметила майора Уитни, который стоял в стороне и беседовал с шефом Тибблом. Она двинулась было к Трухарту, показавшемуся ей сейчас совсем юным, слегка бледным и свежим, как майская роза, однако Уитни сделал ей знак приблизиться.
– Майор Уитни, шеф Тиббл, отличный сегодня день.
– И впрямь. – Уитни, широкоплечий мужчина, казавшийся приземистым рядом с высоченным Тибблом, обвел глазами собравшихся.
– Хорошо, что вы смогли прийти, шеф. Это очень многое значит для тех, кто вступает сегодня в должность.
– Для меня тоже, – ответил Тиббл. – Прежде чем начнется церемония, хотел бы узнать, как продвигается расследование исчезновения сенатора Миры.
– Мы с детективом Пибоди только что вернулись из Института Миры. Насколько можно судить, никто из персонала не знал, что сенатор исчез. Он не сообщил администратору имени того человека, с которым должен был встретиться в Сохо, и отпустил шофера сразу же по приезде. Я обратилась к детективу Хэнсону из отдела по розыску пропавших без вести. Думаю, он уже продолжил расследование в институте. Мы с Пибоди собираемся опросить женщин, с которыми сенатор состоял в отношениях в течение последнего года. У меня есть сведения, что он регулярно принимал их в принадлежащем институту люксе в отеле «Палас».
