Переводчик завял, и потихоньку отстал. К университету подъехали еще две фуры с продуктами. Сытые преподаватели лоснились, и лучась, порхали на лекциях. Но оказалось не все так просто. Декану на стол был положен списочек кафедр, которые было необходимо прикрыть. Эти ликвидировать, а на остальные в следующем году -оборудование. И гранты, конечно. Много грантов. Бедных профессоров, как холодной водой окатили.
- Это что же, ребятки? - Майофис снова удрученно стрелял сигареты. - Это мы своими руками? Самые перспективные направления? Да я лучше с голоду сдохну.
Благодетели были посланы в жопу на этот раз уже профессорами, и как-то разом испарились из коридоров.
- В тумбочке упаковки. Не испорть только. - Никита отдал Фиолетовому ключ, похлопал его по щеке, и пошел дальше.
Ромка, получив желаемое, скрылся в комнате и козлиным голосом пропел.
-Морально мы опустошенные,
И недоразвиты физически.
Вечно голодные и сонные,
В науку тыкаемся лбом.
Гл.3
Уханов жалостливо смотрел на преподавателя, и тосковал. Экзаменатор профессор Миневич глядел на чистый лист бумаги, и тоже не веселился.
Осмотрев на всякий случай листок с другой стороны, он вздохнул и стал задавать наводящие вопросы. Никита ерзал на стуле, чесал нос, дергал себя за уши, но все было бесполезно. В голову лезла какая-то дребедень. Формулы из оптики, теории вероятности, и почему-то цитаты из Ницше. Миневич не сдавался. От усердия Уханов весь вспотел, и даже начал излагать что-то толковое, но от радости потерял нить рассуждения, и сконфуженно смолк.
В кабинете воцарилась аура печали и скорби. Нос Миневича качался над головой бедного студента, как дамоклов меч. Отчаявшись, профессор вернул несчастному зачетку, прочитав напоследок лекцию на тему " Ученье - свет, а не ученье - армия". Потом они по-родственному, тепло попрощались, и Уханов был свободен. Он вышел в коридор, и, отдышавшись, порылся в карманах. Как известно, Шекспир видел две ситуации безденежья. Первая - денег нет. И вторая - их нет вообще. Ревизия показала, что дело подходит ко второй стадии.
- Эй, - его похлопали по плечу.
- Чего? - Никита осоловело огляделся.
- Глухих привезли, - Женя Шеногова поправила Уханову воротник. - Сдал?
- Не совсем как-то.
- Зря.
- Знаю.
- Когда лекции вернешь?
- Ну, сразу. Как только.
- А где бо-о-льшая шоколадка?
Никита смущенно крякнул, и шаркнул ножкой.
- Женечка. Я тебе не то, что шоколадку. Я бы даже расцеловал тебя всю. Ну, если бы не стеснялся.
Шеногова покраснела, и пробормотала под нос что-то неразборчивое. Никита, воспользовавшись удобным моментом, тут же удрал. В холле его внимание привлекли студенты, толпившиеся вокруг стола с книгами. За столом интеллигентная старушка в очках торговала подпиской на издание фантастики.
- Подпишись, сынок, - посоветовала она Никите, увидев, как завороженно он смотрит на книги. - Недорого. В месяц приходит три экземпляра.
Никита, листавший Гаррисона, вздохнул: - В следующий раз, бабуля.
Он еще немного порылся в книгах, еще повздыхал, и пошел к выходу. Через пять минут Уханов уже трясся в трамвае, читая разную рекламную дребедень, расклеенную внутри. Реклама призывала отдыхать на Кипре, покупать кожаную мебель и джипы. Рядом размещалась листовка, возвещающая о приходе Дэви Марии Христос впритык к призыву голосовать за ЛДПР. Под листовками было нацарапано : "Хоббиты - наша последняя надежда". Никита усмехнулся и выпрыгнул из трамвая.
- Извините, - его мягко тронули за рукав.
Обернувшись, Уханов увидел невысокую девушку с ярко выраженным восточным типом лица.
- Сказице, позалуста. Вы задумывались о вецном, о боге, и о предназнацении.
Никита поскреб затылок.
- Ну, думаю вообще-то. Особенно по средам. Как среда, так и тянет на вечное. Прям, напасть какая-то.
Девушка захлопала глазами, и стала ковырять ладонь ногтем. Уханов с интересом ждал продолжения. Наконец луноликая решилась.
- Вы работаете или учица?
- Мы учица.
- Вы студент.
- Наверняка. Но точно не известно.
- Если вы задумывались о вецном, о боге, о смысле зизни, то мы приглашаем Вас на лекцию великого уцителя Ли Хунчжи. Находяци... находясийся на версине познания, он раскроет все тайны бытия и всего суссего.
- Ссущего - это прикольно. Прям, все тайны мне раскроет?
- Все. Лекция будет проводица по адреса, - луноликая протянула визитку.
Никита визитку не взял.
- А может твой великий и ужасный из пальца огонь. Вот так раз, и щелк. Нет? Печалька. Какой-то он левый Гудвин.
Никита взял девушку за пуговицу, и притянул к себе. Китаянка слабо упиралась.
- Ты передай своему фюреру, что у нас и своих пророков дохрена и больше. И мир твой Ли не спасет. Его спасут хоббиты. Точно тебе говорю,- он отпустил девушку. - Блин, хоть бы от прыщей тебя излечил. А веру свою я не меняю.
Разобравшись с религиозными спорами, Уханов подошел к лотку с мороженым.
- Эй, чувак. А у тебя деньги есть? - стайка подростков лет четырнадцати-пятнадцати перегородила дорогу.
Да что же такое-то творится? Сегодня все так и жаждут общения.
- У меня их не меряно. Но вам об этом лучше не думать.
- А че ты такой борзый? -обратился к нему вожак стайки.
Был он чуть повыше остальных, густо покрыт прыщами, и двигался, словно на шарнирах, постоянно топыря пальцы и выдвигая челюсть вперед.
Прыщи сегодня рулят, с грустью подумал Никита.
- Гм. Пионэр. Я под защитой великого Ли, познавшего всех ссущих, - Уханов показал пальцем в небеса. Подростки машинально посмотрели вверх. - Будешь плохо себя вести, он тебя покарает. Ты иди, отдохни. Книжку почитай про подвиги.
- Маленьких обижаешь? - тяжелая рука легла ему на плечо.
Повернувшись, Никита увидел четверых стриженных парней в адидасовских костюмах. Они выглядели, как ходячая реклама популярного стишка: "Кто носит фирму "Адидас", тот от рожденья - педераст".
Стайка моментально испарилась, остался только их гнусный вожак.
- Я обижаю? Я их, наоборот, люблю. Фибрами, - Никита стряхнул с плеча прыщавого невидимую пылинку. В душе холодея. Надо же. Попался на такой дешевый развод.
- Обижа-а-ет, - загундосил мелкий, дернув плечом. - Деньги шакалил. Покарать грозился.
Уханова профессионально взяли в кольцо. В спину ему уперлось что-то неприятное, и явно острое. Продавец мороженого, с интересом наблюдавший за происходящим, вдруг загрустил, и усиленно заинтересовался содержимым своего лотка, нырнув туда чуть ли не полностью.
Из ларька напротив заголосил Петлюра:
"На восьмом километре, ой, мама.
Нас собаки догнали.
И по белому снегу
На расстрел повели".
Под звуки нетленной песни, нашего героя повели в подворотню. Не желая выяснять что же упирается ему в спину, Никита не сопротивлялся. Так они и шли, плотно прижавшись друг к другу, как старые добрые друзья.
- Дворик-то элитный, - подумал Уханов, когда компания остановилась, и тут же получил по морде.
- Деньги давай...деньги, - его ощутимо ударили в живот, потом хлестнули по лицу. -Награбленное отдавай. У малышей награбленное. Вот у него награбленное.
Никите вывернули карманы. Брезгливо рылись в пакете с конспектами.
- Где деньги? Крест серебряный?
Уханов, сплюнув кровь с разбитой губы, отрицательно помотал головой. Крестик вернули. Гопники на глазах теряли интерес. Жертва явно не оправдала ожидания. Тогда на сцену вылез прыщавый уродец.
- У падлы в трусах бабло. Знаю я таких падлов. Они, суки, жадные, всегда лаве в трусы тарят.
В глазах гопников заплясали нехорошие огоньки.
- Чо, лошок, деньги в трусы спрятал? Думал, не найдем? Раздевайся.
Никита этот прикол знал. Иногда гопота развлекала себя тем, что пускала свои жертвы побегать по городу голышом. Зимой Уханов сам видел бежавшего сквозь снежные завихрения голого паренька.
