Страшный в своей безысходности бывшезаводской посёлок остался позади, растаяли в дрожащей в воздухе пыли очертания последних кособоких домиков. Начались пустыри. Солнце переползло через зенит, жара стояла чудовищная. Дэвид отчаянно ненавидел свой платок и благословлял свежий ветерок, долетавший с моря, узкой полосой сверкавшего слева. Чтобы сократить путь, пошли по боковому свёртку, через мелкую деревеньку, существующую, видимо, на случай, если созерцания городских окраин путешественникам будет мало. Десятка два домишек с огородиками и хозпостройками были бессистемно разбросаны по обе стороны от дороги, из них два или три выглядели даже добротно. Прочие были как пришлось состряпаны из того, видимо, что нашлось под рукой, чуть ли не фанеры и дерматина. Парадоксально, но на планете, щедрая природа которой рождает целые леса деревьев, стволы которых невозможно охватить, древесина дорогая. У многих домов в рамах вместо стёкол мутный исцарапанный пластик, по виду упаковочный. А ведь в двух часах ходьбы отсюда знаменитый город стекла, где оно даже под ногами…
В чём домикам не откажешь, так это в разнообразии. Это разнообразие нищеты, конечно. Вот дом, получившийся аж трёхцветным, потому что доски разных пород дерева, разного возраста и состояния. Вот дом, явно спешно и неуклюже надстроенный - надстроенная часть ощутимо кренится над карнизом первого этажа. Интересно, зачем надстраивали, если рядом места до чёрта? Загадка… А у соседнего стена натурально подперта двумя балками, увитыми в несколько слоёв зелёным и уже засохшим вьюновым растением. Давно так, видимо. А вот жители - их, правда, ввиду жары немного на улице - довольно однообразны. Тоже однообразие нищеты. Вот пожилая хозяйка, бритая голова которой обвязана линялым платком, примерно таким же, как и на Фальне, намешивает в корыте корм для домашней птицы - грузных существ с длинными лысыми шеями, с чёрно-рыжим оперением. Птицы топочут вокруг и издают хриплый, захлёбывающийся клёкот. На хозяйке когда-то жёлтое, с прямоугольным вырезом платье, крупные бусы едва не полощутся в корыте. Вот стоит у ворот старик, опираясь на лопату, смотрит вслед путникам мутным, едва ли удивлённым взглядом. На нём подвязанный верёвкой растянутый кафтан поверх рубахи, заправленной в такие же безразмерные штаны. Жидкие седые волосы собраны в вялый пучок - представители самых низов вообще как правило не ставят гребни, надо думать, не больно-то и смысл стараться ради пары сантиметров, а просто зачёсывают и собирают в пучок. А женщины редко оставляют пучки волос, видимо, лишняя морока. Если хочется украситься - повязывают платок поярче и расшивают его бусинами или вот такой блестящей бахромой, какая прикрывает у Дэвида лоб и виски. Вот громко, эмоционально ссорятся две соседки - выражения глубоко нелитературны, Дэвиду из всей их речи однозначно понятны только предлоги. Как объяснил Милиас, коза повалила хлипкую изгородь, и птенцы из двух дворов смешались, поди определи теперь, где чьи. Коза стояла рядом, жевала сушащийся на заборе половик, явно не переживая о тех нелестных характеристиках, которые ей, вкупе с её хозяйкой, были даны. Вот в канаве рядом с забором сидит голый ребёнок и сосредоточенно ковыряет палкой засохшую грязь.
– Во всём этом что-то такое… - пробормотал Милиас, - я не могу найти слов, чтоб описать это впечатление. Потустороннее, что ли. Не верится, что они все настоящие. Что всё это настоящее. Кажется, что всё это создано специально для тебя, что они все здесь не случайно встретились, занимающиеся своими делами, а играют роли - тоже для тебя. Какой-то дурной фильм или театральная сценка…
Дэвид согласно кивнул - у него было схожее ощущение, если не тягостнее. Ещё он размышлял о том, как царапает его восприятие вот эта… хаотичность и бессистемность. Минбар - мир всепроникающей геометрии, это говорят совершенно справедливо. Там даже природа куда геометричнее. На Минбаре в принципе не могли б выстроить дома не по линейке. Хотя о чём говорить, хозяйственная жизнь Минбара практически не знала частных, индивидуальных землевладений. Собственным, личным мог быть сад горожанина, где он предавался размышлениям и медитации, но никак не полезная площадь, производящая пищу. Даже во времена разобщенности клан обрабатывал поле совместно, иное было немыслимо, как любой индивидуализм. О стадах говорить сложнее, скотоводство никогда не было на Минбаре широко развито, для него просто не было условий, и поныне минбарцы - раса, меньше всего потребляющая мяса, и то преимущественно речь идёт о морских млекопитающих и рыбе. В прежние времена некоторые воинские кланы были скотоводами, сейчас же этим занимаются очень немногие. А здесь на окраине деревни, на пустыре перед нежилой развалюхой, дети играют с черепом какого-то другого рогатого животного, не козы, крупнее - один надел его себе на голову и пугает остальных. Мальчик посмелее рубанул по черепу палкой, с черепа отвалились рога. Дети смотрят на неожиданно поломавшуюся игрушку удивлённо и, кажется, расстроенно.
Осталась позади и деревня. Местность постепенно становилась более каменистой, прямая дороги превращалась в ломаную крутыми поворотами и подъёмами там, где землю взрезали каменные глыбы. За всё время пути им только однажды кто-то встретился на трассе - обогнала с громким, надсадным тарахтением машина, такая древняя и побитая, словно из преисподней вылезла, ощетинившаяся из окон с частично отсутствующими, частично склеенными клейкой лентой стёклами множеством встрёпанных голов, под адский аккомпанемент мотора голосящими разухабистые песни. То ли на свадьбу едут, то ли с похорон, этого Милиас не разобрал. В конце концов снова пришлось свернуть - дорога пошла дальше вправо, а вдоль моря между каменистыми холмами вилось ответвление, для машин уже, конечно, узкое, да и крутоватое. Максимум для повозок. Взбираясь, не без джентльменской помощи Милиаса, на упрямую каменюку, Дэвид вспомнил, как во время загородной прогулки показывал Диусу ещё виднеющуюся в густой траве старую дорогу. Это было когда-то невообразимо давно, когда Диус казался страшно большим, взрослым, и было так неловко что-то рассказывать, показывать ему - как может ребёнок быть учителем или экскурсоводом для такого взрослого дяди?
– С дорог индустриальной эпохи просто сняли покрытие, отправили в переработку. В основном уже давно, с окончательным переходом на летающий транспорт. А со старыми дорогами сложнее. Наши предки были очень основательными людьми, эта дорога, например, вымощена камнями, уходящими вглубь на метр, и они скреплены очень прочным связующим… Но видите, природа понемногу справляется с этой проблемой сама. Даже такой прочный камень трескается, разрываемый корнями, истончаемый солнцем, дождём и ветром… Эта дорога пережила много поколений, она помнит великое и повседневное за много столетий, и многие считают, что стоило бы сохранить её как памятник эпохи, что она равновелика с любым из древних храмов. Но больше оказалось тех, что считает, что и дороги имеют право достойно умереть в почтенной старости.
– Да, у нас тоже самое. Это естественно, и если задуматься, красиво и правильно, хоть и капельку грустно. Мы возвращаем природе то, что у неё заняли, раз уж мы просто переросли эти наземные дороги. Правда, кому они нужны в век гравилётов? Хотя, это страшно, не по себе немного - видеть, как трава и деревья побеждают то, что считалось таким прочным, таким совершенным… Ну и что? Ведь на наших глазах строится куда более прочное и совершенное, а предыдущие версии уходят в прошлое. Мир обновляется, и это прекрасно.
Диус судил тогда как житель больших городов, конечно. Больших городов, где жизнь кипит и несётся вперёд, естественно, размашистыми шагами, больших городов, за которыми ухаживают прилежно и придирчиво, как за клумбами перед каким-нибудь правительственным зданием - разве там может быть хоть одна сухая веточка? Разве может хоть один камешек в декоре лежать неровно? Конечно, там своевременно ремонтируют всё, на чём даже просто слегка облупилась краска, и естественно, сносят то, что ремонту уже не подлежит, чтобы на его месте возвести что-то ещё выше, краше, ослепительнее. Большие города, богатые города, города-гордость - это обложка, они должны сиять совершенством. Разве могло что-нибудь занести Диуса вот сюда?
