Андрес молчал, блестел болотными огнями в зелёных глазах, слушал.

– В некотором роде, наверное, с зажимом я рассталась ещё и как с последними колебаниями. Это ведь не только память и связь… Это некое в то же время напоминание, предостережение – не лезь, не ищи от добра добра… тем более когда знаешь, какое оно добро… Но когда мы умными-то были? Может быть, детское какое-то… неверие, что он может быть… ну, что в нём совсем ничего хорошего… Как же – он ведь мой, мой!.. Хотя думала – ведь и Виктор, наверное, во время своих партзаданий, мог кому-нибудь так нечаянно кого-то сделать… Это ничего не значит, глупости…

Золотистая жидкость снова сравнялась в чашках, замерцала, отражая едва уловимое мерцание лампы.

– Смерть, говорят, обнуляет счета. На самом деле - отнюдь не всегда, но в случае Виктора - пожалуй, да. Если говорить о том, кто как мог бы умереть - насчёт Виктора я чувствовал, что мы его живым не довезём. Что смерть - лучший способ уйти… Тут не в трусости дело, а в логике жизненного пути.

– За Виктора, да. Лично мой счёт к нему закрыт. Он спас Аминтанира… Это, конечно, не извиняет того, что он сделал, но это искупает. Надеюсь, и всё то, что мы сделали для Бримы и Арнасии, искупает всё то, что испытали наши близкие за эти полгода…

На следующий день с космодрома в Тузаноре стартовал транспортник «Ладонь Валерии», направляющийся к миру Моради, а ещё через день радары военной базы «Энш» на Лири – одной из лун Минбара – первыми поймали сигнал «Белой звезды-44», уже полгода считавшейся пропавшей без вести…

========== Часть 6. СЕЙХТШИ. Гл. 2. Хрустальное эхо ==========

Гл. 2 Хрустальное эхо

Вероятно, прибудь «Белая звезда-44» на Минбар чуть более месяца ранее – это было бы самым значительным событием в общественной жизни этого мира. И может быть, прибудь она чуть более месяца позже – это тоже было бы так. Но судьбе было угодно распорядиться так, выбрать именно это время. Когда они спускались по трапу, когда Виргиния бросила только первый взгляд на толпу встречающих – здесь не было её матери, но она уже и не ожидала её здесь увидеть, слишком много времени прошло, чтобы, даже с упрямством Кэролин Ханниривер, продолжать верить и ждать – она почувствовала это. Словно, кроме всех этих людей и минбарцев, и, кажется, представителей ещё каких-то рас – она не обратила внимания – на взлётной полосе присутствовал кто-то ещё, кто-то безмерно огромный, кто-то, представляющий собой персонификацию скорби, некий мифический ангел смерти, распростёрший серые, как непогода, крылья над всем космодромом, над всем городом, над всем миром. Не нужно было прилагать усилий, чтобы почувствовать это – то самое, что дрожало в голосах рейнджеров и военных, с которыми они говорили по вновь ожившей связи, что пульсировало в мыслях каждого. Столь немыслимое, столь осязаемое, не личная потеря – потеря для всех…

На Земле немыслимо было подобное – в дне сегодняшнем, не в каком-то легендарном переложении. Так, должно быть, отправляли в последний скорбный путь ладью с телом великого героя, полководца, короля в древних балладах, так, может быть, коммунисты прощались с Лениным или Фиделем. Больше, чем человек, больше, чем занимаемая им должность. Он был для них оплотом, был духом эпохи…

Она узнала среди встречающих Деленн – собственно, не узнать бы не могла, Деленн такая одна… Она не слышала, о чём она говорит с Ли и Шу’Далом, что говорит ей подошедшая Далва… Андрес и И стояли рядом. Всего трое их, телепатов, вернулись из этого путешествия живыми…

«Словно попали на похороны. Словно… как в сказках, где герой ненадолго зашёл в гости к гномам, выпил с ними чарочку-другую, приятно посидел за весёлой байкой… А когда вернулся – оказалось, что миновало сто лет, и вся его семья тлеет на погосте, и сквозь прохудившуюся крышу обветшалого дома прорастает бурьян… Всё не так, конечно, но ощущение похоже. Тот же вопрос – зачем же, с каким же смыслом я вернулся?»

Отчаянием назвать было сложно. Скорее… Бессилие, горе по утрате, ожидаемой, возможно, настолько, насколько вообще можно подобного ждать. Словно грустные серые волны друг за другом бежали его воспоминания, словно перебираемые старые фотографии… Но потом вдруг словно рокочущая волна вздымалась – боли, протеста, горечи, и разбивалась о гранит… И падали, рассыпаясь ворохом сухих листьев, старые фотографии…

Из тех, кто подошёл к ним, она узнала одного - несомненно, это Дэвид. Дэвид тоже такой один, у кого же ещё, кроме него, сквозь гриву чёрных волос могут пробиваться зачатки костяного гребня. Девушка - похоже, центаврианка, а вот странное существо, поддерживающее под руку человеческого мужчину, кажется, слепого, Виргиния идентифицировать не сумела. Существо выглядело несколько пугающе - у него не было лица. Только маленький, невыразительный рот выделялся на передней стороне головы. Вероятно, органами зрения им служит что-то другое…

– Вы Виргиния? А вы, вероятно, И? Сюда в этот час пришли не многие, но здесь и не поместились бы все, кто переживал, молился, ждал вашего возвращения. Кто теперь вздохнёт с облегчением…

Андрес опустил взгляд.

– Так себе облегчение-то вышло… Мы оставили на Бриме, кажется, половину состава.

Было видно, как Дэвид сглотнул горький комок.

– Да, я… знаю. Андо погиб. И Алан… Полагая, что вам не менее больно, чем мне, говорить об этом, всё же я хочу знать, как это произошло. Но сначала моя мать хотела бы поговорить с вами.

– Да, понимаю. Думаю, и моя мать хотела бы поговорить со мной… Я даже не знаю, что из этого должно бы страшить меня больше. Сейчас, признаться честно, мне даже не верится, что это не сон. Что я действительно ступила на Землю Минбара и чувствую минбарский ветер в своих волосах, это казалось уже недостижимым, как звёзды над головой в таком мире, как Брима…

– Я Рузанна, Рузанна Талафи, - хорошенькая центаврианка протянула ей руку, - мы сожалеем, что ваше возвращение, как и наше, состоялось в столь неудобный, тяжёлый момент. Что отравляет радость и облегчение от встречи, от того, что вы живы… Я прибыла вместе с Дэвидом и Диусом, хотя мой дом на Тучанкью, потому что просто не могу не быть с ними рядом в это время. Хотя и понимаю, что слова утешения бессильны здесь. Я поняла, что и вы пережили боль потери там, в том мире, откуда вы вернулись, и не один раз. Нет ничего ужаснее войны… Ужасно то, что вам пришлось пережить.

Она здесь не из простого дружеского сочувствия, сразу поняла Виргиния. Кто-то из тех, о ком она говорит, очень нравится ей, но она совсем не уверена в возможности взаимности…

Существо без лица по-птичьи повернуло голову, из-за спины высунулись гибкие отростки, сканируя окружающее пространство и лица собеседников.

– Я шиМай-Ги, женщина-пилот. Я тоже прилетела, сопровождая возлюбленного, - на этих словах Рузанна покраснела и бросила на прямолинейную тучанк укоризненный взгляд, - глаза у Май-Кыл видят всё хуже, и он просил меня был рядом. И я счастлива буду узнать этот мир, хотя, конечно, очень печально, что мы прибыли сюда именно тогда, когда он скорбит об утрате своего великого вождя. И вдвойне печально, что и вы, оставившие в чужом мире могилы друзей, вернулись к тем, кто вас ждал, в пору траура. Если будет позволено, я исполню для вас Песню Вереска – это наша погребальная песня, но она не только погребальная, в ней обещание возрождения для такой души, которая жила честно и смело, которая любила и воспевала красоту на земле!

«В разных культурах, в разных мирах существует такой образ, как Вестник смерти, - вспоминал Фрайн Таката лекцию принца Винтари, - правда, не во всех случаях это именно Вестники, в том смысле, что не всегда они являются прежде смерти, как предупреждение самому умирающему или его близким, иногда правильнее определить их скорее как Плакальщиков, сопровождающих смерть, но не возвещающих её. Можно выделить следующие общие признаки таких существ в разных мифологиях…»