В следующем коридоре Дэвид налетел на врача-землянина – немолодого, темнокожего, с серебристой от седины головой. И не сразу понял, почему его руки вцепились в его плечи, не выпускают их, только через какое-то время стены дрогнули и снова обрели чёткие очертания, и память вынырнула из омута боли, чтобы глотнуть воздуха.
– Доктор Франклин?
– Дэвид, господи боже… ты здесь. Как бы я хотел увидеть тебя снова… не при таких обстоятельствах.
Странно, раньше он никогда не казался старым. Может быть, детская память, они ведь, действительно, так редко виделись… Он всегда был воплощением ума и энергии, он был из тех, кто не войдёт в тихую гавань, не остепенится - покуда есть во вселенной места, где он ещё не бывал. А теперь из глубины его глаз смотрела безысходная, щемящая тоска, которую он старался спрятать дальше, глубже - ради этого места, где они сейчас находятся.
– Как Офелия? Я… знаю всё, в общих чертах. И хотел увидеть её, если можно. И малыша.
Пожилой врач кивнул.
– Да, таково неуклюжее извинение вселенной - рядом со смертью рождение, рядом с огромной скорбью новая надежда… Жаль, что не Андо я говорю сейчас эти слова.
Сердце Дэвида снова сжал болевой спазм.
– О нём всё это время… ничего не было слышно?
Франклин отвёл взгляд.
– Ты ведь слышал, думаю… Они считаются пропавшими без вести - чтобы не произносить бесповоротно страшных слов. Хотя это было бы честнее, наверное. Их корабль ушёл к границе исследованного мира… Это было безрассудство, конечно, и сейчас думается - им должны были отдать приказ возвращаться. Но кто мог решить так тогда? Спасти безрассудных детей, предотвратить скандал между мирами… Жаль, что не получилось. Знал бы ты, как эти лорканцы выступали, спасибо бракири, что как-то их утихомирили…
Слова застряли комом в горле. Никто не верит, что они ещё живы… А он? Палец скользнул по холодному металлу кольца, и Дэвид проглотил эти слова. Правильно и уместно сказать Офелии, что он верит вместе с нею. Верит, а не знает. О странных, безумных снах, о зеркальном коридоре ледяного мрака он ей сказать не может. Непроизнесённое чёрной тенью шло за ними по коридору, дробясь беззвучным эхом между гладких светлых стен, окутывало их единым шлейфом безмолвия - не для всего существуют слова, нет, не для всего…
В палате витал едва уловимый цветочно-травяной запах, светло-зелёные конусы двух светильников источали мягкий свет, сливавшийся на кровати - земной, горизонтальной, где сидела, подобрав ноги, она - такая непостижимо крохотная, хрупкая, даже в большей степени, чем спящий на её руках ребёнок. На стуле рядом дремала Мисси - удивительно, как она умудрялась это делать, при том, что стул не имел спинки.
– Офелия… - от волнения его голос дрожал, - здравствуйте, Офелия. Я Дэвид.
Её взгляд, метнувшийся к нему, вспыхнул радостью, лицо расцвело улыбкой.
– Дэвид… Андо столько рассказывал о вас. Если б я не видела вас в его мыслях, я б никогда не смогла вас представить. Простите, я… Я знаю, что это глупо, но мне неловко, вы… и не только вы… приходите меня навестить, в то время как у вас… не очень удачное время, чтобы выдавливать из себя улыбки и поздравлять кого-то.
– Андо… не смог быть сейчас здесь, это не его вина, не его воля. Но где бы он ни был сейчас, пусть он почувствует тепло этого момента, ему очень нужна эта поддержка…
Улыбающаяся Офелия осторожно переложила ребёнка в руки Дэвида.
«Андо, если ты меня слышишь… Через мои руки, ты ведь можешь это чувствовать? Это ты должен был стоять на этом месте… Я стою вместо тебя, и если мы действительно всё это время делили и восторг, и боль…»
Только зыбкий отзвук, как расходящиеся по тёмной воде круги…
– Знаешь, Дэвид, парень ты, конечно, хороший, - Франклин шутливо подставил ладони, якобы чтобы поймать младенца, - но к отцовству, прими уж мой вердикт, категорически не готов. Не мне, конечно, такое говорить, я-то пелёночно-позгузничного периода удачливо сумел избежать… Правда, у меня ещё есть шанс наверстать упущенное, со мной месяц назад Шон связывался, сказал, они с женой выгревают первое яйцо… Ну, энфили же тоже яйцекладущие… Я – будущий дед… Дед – яйца! С ума можно сойти… Ладно, Дэвид, думаю, вам найдётся, о чём побеседовать, а я должен ещё заглянуть к Лаисе…
– Ну, пойду и я Лаису проведаю, - поднялась со своего стула Мисси, - как доктор пустит, конечно. А то, может, и на маленького взглянуть даст. Богатырь, говорят, родился!
Лаиса, хоть и была ещё очень слаба телом, была бодра духом.
– Да когда его принесут уже, а? я, конечно, понимаю, на него там, наверное, весь персонал сбежался глазеть, и все больные, которые ходячие… Шутка ли, гибрид центаврианина с человеком… Я их понимаю, я б вот и сама посмотрела! В процессе-то, как-то, не до того было… Четыре килограмма! Четыре килограмма, Мисси! Где во мне поместилось-то столько… Доктор, ну не томите матери душу! И вообще, его кормить ещё не пора? Господи, я и во сне не видела, что кормить ребёнка буду…
В дверь, последовательно, просунулись головы Крисанто и К’Лана, затем оба букета. Зрелище было до того умильное, что Мисси покатилась со смеху.
– Чую, и отсюда скоро выкатываться надо будет, не протолкнуться в палате.
– Молодые люди, вы, может, подождёте с изъявлениями восторга?
– …Хотя маленького-то тоже увидеть хочется… Ну да увижу поди ещё… А ведь с Андо они двоюродные братья, получается! Ой, и забыла ж я Дэвиду на радостях-то сказать… Хотя знает он уже, поди…
Их грузовик пропорол колёса незадолго до поворота дороги, в спускающейся темноте, в сыпящем всё гуще снегу заметить эти растянутые по дороге шипы было невозможно. Едва ли это свои. Значит, враг может быть где-то недалеко. И не повернуть - позади на многие вёрсты только пожарища, здесь негде найти другой транспорт. Что ж, у них есть оружие, даже пешие, они будут нерадостной встречей для солдат Бул-Булы. Кшейкья-Тойма вынул карту, бледный свет фонаря проскользнул по прихотливым изгибам дороги, соединяющей деревни и городишки, большинство из которых стояли опустевшими, разорёнными ещё с весны - когда в этих краях был большой мятеж, и каратели Бул-Булы всех, кого не убили, вывезли на Вторую землю, искупать своё неповиновение на добыче металла для кораблей, которые могут лететь к другим планетам, за новыми ресурсами, которые сделают бреммейров такими же сильными и могущественными, как хурры, гроумы и даже лорканцы. Не всех бреммейров, конечно…
– Может быть, где-то да стоит ещё отряд наших, у них найдётся какая-то машина… А здесь, вот здесь - генерал Выр-Гыйын. На карте кажется, что не так уж и далеко до этого. Понятно, то карта, а то жизнь, но ведь если думать так - легче, правда?
– Дойдём! - весело загалдели бреммейры, - на Второй земле потяжелее было. Там всегда пешком ходили. Да по горам, а то по болотам этим ненавистным…
– По родной земле не идут - летят! Вот здесь, в Акштемеш, я жил. Там сейчас генерал Выр-Гыйын. Может быть, в моём доме. Какой красивый у меня дом! С самым красивым садом в городе…
Выр-Гыйын… Виргиния. Алан улыбнулся, вспомнив, как командир Наымтая с гордостью показал им послание от генерала - приветствие очередному свободному городу. Хоть бы слово, конечно, он понимал в бреммейрских значках, но это было дело уже десятое. Как он в обморок-то не упал, бросив взгляд на личную печать генерала…
Андо шёл чуть впереди от остальных. Слипшиеся, смёрзшиеся волосы облепляли ввалившиеся щёки, его всё ещё шатало из стороны в сторону, руки безвольными плетями висели вдоль тела. Сгущающиеся сумерки обманывали зрение, в особо тёмных уголках возникали призраки прошлого. Вот лицо Ну’Ран, серьёзное и строгое лицо учителя нарнской военной школы. Она смотрит почти осуждающе, потому что Андо проиграл на поединке. Вот лицо Г’Кара, с грустью взирает на него из холода космоса, он дарит Андо последний взгляд, прежде чем навсегда покинуть его. Вот лица телепатов Ледяного города, одно за другим встающих из мрака, тянущих к нему руки в безмолвном абсолютном принятии. Вот Адриана, её последний, горячий взгляд, когда всё вокруг растворяется в кровавом мареве, во вспышках пулеметной очереди, и она тает на его глазах, растворяется, улыбаясь до самого последнего мига. Вот Рикардо, осторожно касающийся его лица, снимающий жар болезни, добродушное лицо К’Лана, улыбающееся ему сквозь подкатившие к глазам слёзы, фриди Алион, складывающий руки в традиционном приветственном жесте, заплаканное лицо Офелии, встревоженное лицо Дэвида. И совершенно естественным было то, что из наступающей темноты к нему шагнула Лита, тоже протягивая ему руку, смотря в его глаза. Она знает, что такое потеря, она понимает его, она смотрит на него теми же самыми глазами, которыми смотрела тогда, когда Байрон попросил её не оборачиваться. Сейчас Андо был её копией, её подобием, тень Литы даже двигалась точно так же, как и он сам, словно разбитая, переломленная в нескольких местах шарнирная кукла. «Тебе было так же больно?» Глупый вопрос глупого ребёнка. Лицо Литы подёрнула рябь, тень всколыхнулась и растаяла. Кто-то тронул Андо за плечо, а затем перехватил его руку, переплетая их пальцы.
