– Виргинне, в этом и дело всё! Они хотят власти, так хотят власти!

Виргиния переменила позу, стараясь не слишком шипеть на заболевшие синяки и ссадины - Аминтаниру и так достаточно тяжело, чтоб слушать сейчас её нытьё…

– У них тут, как я поняла, профессия психиатра вообще неизвестна. Подлечились бы вовремя – глядишь, и помогло б…

– Они действительно торговали с Лоркой. С худшими с Лорки… С теми, кто продавали наследие древних, не думая, что отдают в чужие руки… Они купили у них одну машину…

– Та-ак… Ну, я сразу поняла, что они заинтересовались нами потому, что ты лорканец. Я, правда, толком ничего не поняла в том бреде, что они там несли…

– Я сперва не понял тоже. Но, Виргинне, сейчас они говорили – и я понял, чего они хотят! Эта машина… Мы не смели её трогать, потому что мало поняли в древнем языке, из её описаний… Это было последнее изобретение древних на Лорке, это страшное изобретение!

– Мощно. Атомная бомба в переложении на местные эквиваленты?

– Мы прочитали, что это «машина для изменения сознания», и решили, что нам не нужно такое – наше сознание достаточно меняет вера в Наисветлейшего, иного пути нам не надо. Долгое время машина стояла запертой в одном из старинных хранилищ…

– Пока не спёрли и не загнали этим ящеркам, ага. Продолжай.

– Помнишь, Виргинне, я говорил, что бесчисленные грехи и гордыня в нечестии погубили прежних жителей Лорки? Это не так. Сегодня я узнал, что их убило. Их убила набожность! Мы были поспешны в суждениях… Мы только знали – их убили молнии… Молния – гнев божий, иначе мы не понимали. Но это была эта машина. Когда древние лорканцы достигли вершин в науке и изобретении механизмов, они обратили свой взор не к завоеваниям и не к праздным удовольствиям. Они обратили свой взор к горнему, к духовному, они обратились к богу! Но никогда нет единства в понимании бога, и всегда есть печаль, что бог далеко от нас. Тогда они решили сделать эту машину, чтобы она изменила их сознание так, чтоб они всегда знали бога и всегда были с ним, чтобы она собрала их всех к создателю, как птенцов к матери…

– Всегда знала, что религиозный фанатизм…

– Может быть, она втянула их всех в себя, может быть, просто убила испускаемыми ею молниями, но только это не благо, нет, никак не благо… И вот теперь они хотят использовать эту машину здесь…

– Тоже к богу потянулись?

– Бог у них не много значения имеет. Они только прочитали, что это машина, меняющая сознание, много понять не смогли… Они это по-своему поняли. Что с помощью этой машины можно воздействовать на сознание всего народа Бримы, подчинить их этой власти, чтобы они больше не восставали против неё. Они хотят, чтоб мы, поскольку мы знаем лорканский и сколько-то язык древних лорканцев, помогли им запустить эту машину.

Виргиния присвистнула.

– Однако же! Идейка ничего, блеск, размах, фантазия! Они там что, с головой совсем рассорились? Они не понимают, что они в итоге просто… сдохнут все, как те древние лорканцы? Их ни на какие мысли не навело, что их, в общем-то, больше нет? Теперь, как я понимаю, у нас выбор между мученической кончиной – ибо лично я не стану им помогать ни в коем случае, даже если способна в этой машине разобраться, и тем, чтоб как-то выбраться отсюда и спасти три миллиарда этих идиотов и свои жалкие шкуры заодно.

Аминтанир, всё так же вцепившись себе в волосы, бормотал на родном языке проклятья в адрес тех, кто бездумно разбазаривал опасное наследие древних, не видя, кому он его продаёт.

– Не надо отчаиваться, - произнесла Виргиния тоже по-лоркански, положив ему руку на плечо, - мы выберемся. Не знаю, как, но выберемся. Как говорится (эти слова у меня на родине приписывают одному замечательному мужику), первая задача узника – убежать.

– Эй! – послышался хриплый громкий шёпот из-за стены, - вы лорканцы, что ли?

Виргиния подползла к стене, в которой обнаружила очень узкую, но сквозную щель. Видимо, источенный сыростью камень всё же поддавался выкрашиванию.

– Ну… частично.

– По-лоркански заговорили… Теперь-то понятно, почему вы здесь… Я тоже поэтому. Бежать надеетесь? Я помочь могу. У меня тут заточка… Можно охранника пырнуть, когда зайдёт… Я б сам уже, да у меня неделю как руки за спиной скованы и цепью к стене прикручены, трудно в таком положении-то… Я вам её протолкну, вы охранника уработайте и ключи у него возьмите, они от всех камер в этом коридоре… Охраны мало, к счастью, не больно-то много кто соглашается… В основном из гроумов, правда, охрана, это свирепые гиганты. Но сейчас больше стало своих… Видно, гиганты Бул-Буле в дворцовой охране нужнее… Вот и бьют нас так, чтоб не до побегов было… Дальше, как меня вытащите – я покажу, где тут ход в подземелье, дальше уж проберёмся… Тяжело, конечно, там двери такие – вдвоём толкать надо…

– Ну, там уж мы как-нибудь справимся. Главное выбраться, а уж как добраться до чудо-машины – найдём. А вас как зовут?

Послышалось шуршание, в щель поползла полоска тусклого, тёмного металла.

– Дав-Айыг меня зовут… Торговец я. У нас торговцы, так получается, самые учёные люди, ну, кроме специальных книгочеев… Я с моей конторой и эту машину выкупал – Бул-Булы особое распоряжение, тогда такой честью было… Я здесь месяц уже, они всё меня пытают, думают, я с этой машиной помогу… А я б и рад, может, уже, да ничего в этом мудрёном тексте понять не могу… Я торговец, а не инженер…

Виргиния крепко стиснула заточку.

– Вы один там сидите? Или ещё кто-то есть?

– Трое ещё. Один, правда, мёртв уже, кажется, третий день не встаёт… Хамай-Таффья – товарищ мой, у него руки и ноги переломаны, тоже не жилец уже… Ну и ещё один, тоже к стене прикованный, молчит всё время, только цепь расшатывает… Я его не знаю, он, кажется, из этих, мятежников… Эй, молчун, о тебе говорим!

Кулак Аминтанира врезался в стену над трещиной.

– Такого не должно быть! Просто не должно быть! Прятать людей в тюрьму! Бить! Пытать! Это проклятая власть, неправильная, это не должно терпеть!

– Они захватили власть, - их сосед за стенкой закашлялся, - всего, почитай… Ну да, полгода где-то, а вся земля уже стонет. Всё обобрали, всё к себе во дворец стащили, жируют там… Ну, мне, положим, и плевать, мне золотые чаши и не нужны… Но народу б они больше оставляли! Всё только работай с утра до ночи, заводы военные расширяют, оружие делают, скупают вот у других миров чего посильнее… Всех недовольных в тюрьмы да на добычу металла там, за морем… Тут, наверное, не хочешь, да мятежником станешь, когда уж как дышать, не знаешь… Нас, торговцев, долго не трогали, но вот же…

– Мы вытащим вас, слышите? – закричал Аминтанир, - их план им не удастся!

– Эй, кто там орать громко? – в коридоре послышались тяжёлые шаги тех же ног, обутых в огромные кованые сапоги и окрик на очень ломаном лорканском, - на допрос хотеть?

– Очень хотеть! – так же громко ответила Виргиния, - в рожу вашему великому Бул-Буле плюнуть! Можете отвести!

– Я тебя, длинная, сейчас утихомирю!

Дверь камеры снова распахнулась. Практика, наверное, всех миров - что в охрану набирают самых рослых, сильных, агрессивных и, как следствие, не самых умных экземпляров. Умный бы, наверное, так не повёлся. Или, по крайней мере, в камеру, где двое не скованных пленников, пусть несколько уже побитых и изрядно поморенных голодом, входил бы более осторожно…

Аминтанир кинулся вошедшему под ноги, Виргиния, караулившая за дверью, напала сверху. Удар в основание черепа прикончил охранника на месте.

– Извини. Может, в глубине души ты парень и хороший, но работал на плохих. Так, помоги мне перевернуть его, где тут ключи… Интересно, а от цепей ключи тоже есть?

Отпирая дверь за дверью, Аминтанир и Виргиния действовали очень слаженно, практически летали, словно некая сила несла их. Наверное, страсть к свободе, ненависть к несправедливости – то, что они прочувствовали ещё, защищая Арнассию…

– Этому уже и правда не помочь…

– Добей его, чужак. Нехорошо оставлять для агонии. Палачи Бул-Булы мучили его долго, пусть он обретёт покой.