– О боже!.. – Одрина ухватилась за перила, чтобы удержаться на ногах. – Меня снова пытаются обвенчать против моей воли.

Резерфорд посмотрел куда-то в сторону гостиной и, невесело усмехнувшись, сказал:

– Сожалею, что мне пришлось сообщить вам такие новости. Даже не знаю, каким эпитетом их определить.

– Я устала, и мне сейчас не до эпитетов, – пробурчала Одрина.

Молодой человек утвердительно кивнул.

– Да, конечно… А теперь позвольте проводить вас в вашу комнату. Или вы хотите вернуться в гостиную?

– Нет-нет, только не в гостиную!

– Да, действительно, не стоит, – согласился Резерфорд. – Ваш отец и леди Ирвинг спорят о том, кто кому больше обязан. А мой родитель, игнорируя обоих, доедает свой ужин. У него шестеро детей, и он привык не обращать внимания на шум.

Взяв свечу – та уже успела превратиться в огарок, – Джилс проводил девушку до двери ее комнаты и, вручив ей ключ, проговорил:

– Тут вы будете в безопасности. Запритесь изнутри. Возможно, к вам сегодня еще заглянет служанка леди Ирвинг. – Передав ей свечу, Резерфорд отступил в тень и добавил: – Постарайтесь выспаться, принцесса. Завтра нам рано подниматься, чтобы отправиться на поиски… неизвестно чего.

Очередной день принес очередной переезд в карете, чего Одрина вовсе не желала. Но, к счастью, сейчас-то она находилась в полном сознании и в чистоте, чему была очень рада. Роскошная карета леди Ирвинг имела абсолютно безупречный вид, и в ней не было ни единого пятнышка грязи.

Сидя на подушках, обтянутых полосатым бархатом (оранжево-красным, разумеется, ибо графиня не терпела тусклых расцветок), Одрина смотрела на древние стены Йорка, становившиеся все меньше. Через некоторое время, по мере продвижения на север, исчезли и стены, и поля, окружавшие город, – теперь карета катила мимо безлюдных вересковых пустошей.

– Как долго нам ехать до Касл-Парра? – спросила Одрина, хотя это не так уж ее интересовало. Ох, теперь она – словно пташка в золоченой клетке… И будет томиться в ней до тех пор, пока ее не освободит какой-нибудь благородный рыцарь.

– Не более трех часов. Но лишь благодаря этим резвым лошадям и столь комфортабельной карете. – Несмотря на свой болезненный вид, Ричард Резерфорд, отец Джилса, с учтивой улыбкой склонил голову перед леди Ирвинг.

Одрина с графиней сидели лицом по ходу движения, а оба американца – напротив них, то есть занимали противоположные места; причем довольно скоро, минут через пять, после того как они отъехали от постоялого двора, старший Резерфорд побледнел… и вообще выглядел очень неважно, хотя и утверждал, что прекрасно себя чувствует.

Джилс ткнул отца локтем в бок и тихо сказал:

– Па, ты выглядишь ужасно… Ты же знаешь, что тебе становится плохо, когда ты так едешь. Пересядь на противоположное сиденье.

– Сынок, где же твое рыцарское благородство? – проскрипел Ричард.

Одрина взглянула на него с удивлением. «Как странно, что у такого крепкого на вид загорелого мужчины внезапно возник такой болезненный цвет лица, – подумала девушка. – Похожий оттенок был в моде в прошлом сезоне – зеленый, переходящий в коричневый…»

– Но будет ли это по-рыцарски, если тебя стошнит прямо в карете леди Ирвинг? – возразил Джилс.

– Полагаю, что нет, – заметила графиня; ее лицо под фиолетовым тюрбаном сейчас выражало некоторую тревогу. – Одрина, девочка моя, поменяйся местами с мистером Резерфордом, пока он не ознакомил нас с тем, что съел на завтрак.

Ричард прикрыл глаза и пробормотал:

– Абсолютно ничего, миледи. Так безопаснее. Я никогда не ем, если знаю, что мне предстоит поездка в экипаже.

– Господи, да как же вы собираетесь пережить такой напряженный день? – с некоторым раздражением в голосе проговорила леди Ирвинг. – Вам надо поесть. Иначе как же вы будете путешествовать в поисках сундука с сокровищами?

– Это всего лишь шкатулка с секретом. – Резерфорд-старший попытался улыбнуться, и на лбу у него выступила испарина.

– Мистер Резерфорд, вы действительно выглядите очень неважно, – сказала Одрина. – Пожалуйста, давайте поменяемся местами. Мне никогда не бывает плохо в дороге. – Ей показалось, что Джилс при этих ее словах тихонько хмыкнул, и она добавила: – При том условии, конечно, что меня не станут поить настойкой опия.

В этот момент экипаж наскочил на ухаб, и даже пружинные рессоры не смогли уберечь его от сильной встряски. Резерфорд-старший судорожно сглотнул, после чего, не открывая глаз, пробормотал:

– Благодарю вас, миледи. Я не возражаю.

Он быстро поднялся и чуть пригнулся под потолком кареты. Одрина сделала то же самое. От очередного толчка они оба покачнулись, и девушка, стараясь удержаться на ногах, уперлась одной рукой в потолок, а другой машинально ухватилась за плечо Джилса. Тот мгновенно поддержал ее и воскликнул:

– Осторожнее, принцесса!

Его ладонь оказалась крепкой и жесткой. И он, вероятно, был очень сильный…

– Я вполне устойчива, – сказала Одрина. Она тут же отдернула руку, хотя прикосновение к Джилсу Резерфорду никак нельзя было бы назвать неприятным.

– Прошу прощения, леди Одрина, – проговорил Резерфорд-старший. – Если вы позволите мне немного продвинуться…

Они попытались осторожно разойтись, но тут нога Ричарда вдруг зацепилась за ногу девушки, и оба, утратив равновесие, без всякой грациозности рухнули на противоположные сиденья. Что же касается Одрины, то она «приземлилась» прямо на колени к Джилсу.

Стараясь побыстрее занять свое место, она пробормотала:

– Прошу прощения, сэр.

– Не стоит извиняться, – ответил Джилс, когда девушка уселась на сиденье рядом с ним. – Для меня большая честь принять на свои колени столь аристократическое заднее место.

– Молодой человек, вы ужасно вульгарны, – проворчала леди Ирвинг; Ричард Резерфорд едва не упал ей на колени – промахнулся лишь несколькими дюймами.

– Всегда или только сейчас? – осведомился Джилс. Помогая девушке сесть поудобнее, он взял ее за руку чуть повыше локтя. И в тот же миг Одрина снова ощутила приятное тепло его широкой ладони.

– Пока еще не решила, – ответила леди Ирвинг. – Скорее всего – первое.

– Что ж, буду знать, – отозвался молодой американец. – И даже, возможно, закажу себе носовые платки с вышитой на каждом надписью «вульгарность» в качестве девиза. Впрочем, в переводе с латинского слово «вульгарный» означает «обыкновенный». Так что вам, наверное, лучше придумать какое-нибудь другое оскорбление.

– Сынок, не надо… – чуть ли не простонал Ричард. Цвет его лица возвращался к нормальному, хотя глаза его опять были закрыты.

– Фигляр… – буркнула графиня.

– Тоже не слишком сильно, – с усмешкой заметил Джилс. – Вам, миледи, следует хорошенько постараться, если хотите, чтобы я заплакал от обиды. Принцесса, может, вы попробуете?

– Нет… Не думаю, что это разумно.

– А вы всегда поступаете разумно?

– В прошлом – нет. Но теперь… Я неожиданно для самой себя оказалась в Йорке, и в результате мне не позволили присутствовать на свадьбе любимой сестры, – так что, наверное, пора начинать. – Едва сказав это, Одрина вдруг поняла, что не может оторвать взгляд от собеседника (ресницы Джилса были гораздо темнее его медной шевелюры, а также золотистой щетины, проступавшей на щеках и подбородке).

– Но вы можете и подождать хотя бы до конца года, – заметил он. – Позвольте себе напоследок «неразумное» Рождество.

Но было не так-то легко смотреть в его голубые глаза – все равно что глядеть в полуденное небо.

– Ну… это как получится. Ведь теперь я участвую в поисках сокровищ… – Одрина разгладила свою лиловую юбку. Подобный цвет ей никогда не нравился. Этот наряд был последней каверзой вероломной служанки, собиравшей дорожный сундук для передачи ей через леди Ирвинг. – А что представляет собой та шкатулка с секретом, которую вы ищете? Должно быть, она… очень ценная, раз уж вы из-за нее пересекли океан.