-Дорн, - спросила я дракона, - я толстая?

-Что? – Опешил тот и уставился на мой живот, но мне вдруг стало так стыдно и неловко, что я прекрыла его рукой.

-О, нет! – Протянул бытовик, наблюдая за моим жестом. – Так, значит, я был прав, Дрю? Нашелся дракон, который осчастливил тебя потомством? Все эти обмороки? Видения о новорожденных?

Я отругала себя последними словами и натянула на лицо улыбку.

-Нет, Дорн, ты ошибаешься.

Но дракон уже ухмылялся так, как будто знал гораздо лучше меня, что происходит.

-Знаю я эти материнские инстинкты. Вы же чуть что руками закрываете свой живот, я же сестру всю беременность видел, знаю. – Похвастался Дорн, а потом вдруг нахмурился. – Одного не пойму, зачем тебе в Черно-белый замок? Уж не наш ли преподаватель по защите помог тебе в этом. – Кивнул головой на мой живот и сжал кулаки.

-Нет, - пискнула я и сползла с сиденья на пол. Какая-то часть понимала, что нужно ехать к Маше, нужно все узнать и выспросить. А другая просила остановиться и сначала подумать, а потом уже принимать скоропалительные решения. – Ты прав, Дорн, мне не нужно туда ехать, давай вернемся к остальным.

Бытовик подтянул меня под мышки и усадил рядом.

-Ты же понимаешь, что я никому не скажу?

Кивнула головой.

-Ты так же понимаешь, что я всегда помогу и поддержу тебя.

Снова молча кивнула в ответ.

-И ты понимаешь, что я убью преподавателя по защите, если узнаю, что это он причастен к твоему положению.

Ну, хоть в этом вопросе я могу быть уверена.

-Он не причем, Дорн, я уже четыре месяца, как беременна.

И после того, как произнесла эти слова, почувствовала, как в животе зародилось тепло, сначала тлеющим угольком, а потом ярким горящим огнем, растекаясь по всему телу и даря такие неожиданные ощущения, что я снова приложила ладонь к животу и стала поглаживать его, прикрыв глаза.

-Материнский инстинкт. – Приобнял меня Дорн за плечи и устроил мою голову у себя на плече.

Глава четвертая.

Полет.

Каждое утро, просыпаясь, я уверенно подходила к зеркалу, смотрела на свое отражение и говорила: «Все, сегодня я расскажу ему все!», а потом шла на занятие к Вольному и погружалась в такой хаос мыслей и чувств, что язык прилипал к небу и отказывался выдавать что-либо членораздельное.

В итоге, я всячески старалась избегать встреч с отцом ребенка, а когда он шел ко мне навстречу, сворачивала в любой попавшийся коридор или помещение и просто убегала. Я сама не могла объяснить, почему так веду себя, чего, собственно, боюсь. Это полностью его вина! Но меня продолжала точить мысль, что я несостоятельная мать, что в свои семнадцать я вообще не хочу и не готова быть ей. Что я не чувствовала этого ребенка четыре месяца, полных четыре месяца я абсолютна не понимала, что беременна, а, значит, я не могу быть родителем, я просто не могу!

Меня даже не пугала, а ужасала и парализовала мысль о будущем ребенке, о младенце, которого я должна родить и воспитать, хотя сама еще нахожусь на воспитании аж у двух семей. Неправильность того, что со мной происходило, никак не поддавалась каким-то разумным решениям, и я продолжала прятаться в свою раковину все глубже и глубже.

Маша очень переживала за мое состояние и просила не волноваться так из-за экзаменов, ведь они всегда рядом и смогут помочь. В ответ я утыкалась носом в подушку и валялась в кровати до вечера или уходила в самый темный и непролазный уголок парка, или всячески старалась избегать встреч с драконицей, прячась в библиотеке. И только Дорн приносил временное облегчение, потому что все знал, потому что перед ним не надо было претворяться, что все хорошо, что я знаю, что мне делать дальше, что я справлюсь. Последнего я страшилась больше всего. Наверное, поэтому меня одолевали кошмары: ребенок родился, его принесли и положили ко мне на руки, а я его роняю или забываю кормить и младенец безмолвно разевает ротик и кричит, но я не слышу, потому что вообще не помню, что родила его. Просыпаясь в холодном поту, я вскакивала с кровати и бежала к зеркалу, поднимая футболку и долгими минутами наблюдая, как округлился живот, как налилась грудь, а потом падала на кровать и рыдала, пытаясь делать это как можно тише.

-Я так больше не могу! – Заорал Дорн, когда до нового года оставалось чуть больше недели. – Ты себя в зеркале видела, Дрю? Призраки и те краше!

Я молчала. Чаще всего это спасало меня от любопытных вопросов, от косых взглядов и от Вольного, который пытался до меня достучаться всеми возможными способами. От разговоров до робких поцелуев, которые я просто терпела.

-Дрю, послушай меня, - тряс за плечи Дорн, возвращая в реальность. – Я просто пойду и все расскажу Дариэну и Алме, твоя мать места себе не находит.

Ага, как же? Она только о Дакки и думает, бегает за ним по пятам, предлагает свою помощь на занятия по боевой защите. Смешно становиться!

-Прадракон! Да, ты вообще начнешь реагировать на что-нибудь или я просто переброшу тебя через плечо и отволоку к себе в комнату, чтобы как следует привести в чувство!

-По-моему, это лишнее, - сказала я, улыбнувшись, - скоро мое положение станет настолько заметным, что все догадаются и без твоих криков о том, что я беременна.

Дорн взъерошил волосы.

-Кто он, Дрю? Кто отец ребенка? – Бытовик не знал, куда деть глаза и руки. – Ну, хочешь, я тебя на коленях буду умолять?

Дорн действительно шлепнулся передо мной на колени и схватил за руки, со словами: «Умоляю тебя!»

Я даже не успела отреагировать, как меня грубо схватили чьи-то сильные руки и развернули к себе лицом. Вольный смотрел таким взглядом, как будто я только что его уничтожила или причинила ни с чем несравнимую боль. Что ж, мы теперь с ним на равных.

-Объяснишь, что здесь происходит?

А Дорн уже вскочил с коленей и подошел ко мне вплотную.

-Так это он, Дрю? – Смотрел дракон мне в глаза, а потом развернулся и врезал Вольному в челюсть с такой силы, что его голова дернулась, кровь хлынула из разбитой губы, а он сам полетел на землю. Я стояла, безучастно наблюдая за сценой, но в тайне радовалась, что он страдает физически, что ему тоже плохо. А Дорн уже поднимал Вольного за плащ и готовился нанести новый удар. Драконы сцепились не на шутку, молотя друг друга кулаками. Я, наконец, надавала себе пощечин и немного пришла в себя, пытаясь образумить бытовика.

-Дорн! – Орала я на дракона. – Он же преподаватель, остановись, тебя отчислят.

Но бытовик с такой яростью махал кулаками, как будто выплескивал на Вольного всю накопившуюся в нем злость и не за меня, а за всех обиженных дракониц этого мира. Сорвалась с места и побежала в оружейную, надеясь, что Дакки на месте, но поскользнулась на мокрой от росы траве и полетела на траву. Ударилась спиной, а потом головой о бордюр, ограждающий цветочную клумбу, и потеряла сознание.

«Ты должна выбрать жизнь, Элана» - Просил меня голос Дерека.

«Ты должна ее родить, ты поклялась, Элана»

Я стояла в своей комнате у Драко и Маши в замке и держала на руках ребенка, свою дочь, теперь я совершенно точно это знала. Ее крохотные пальчики были сжаты в тугие кулачки, и я с трудом их разогнула. Малышка тут же схватила мой палец своими, и в груди разлилось такое тепло, что хотелось одновременно и плакать и смеяться. Младенец повернул личико в мою сторону и открыл глазки. Огромные голубые глазки, которые теперь не поражали меня своей серьезностью и несоответствием с возрастом. Взгляд ребенка разбегался и не фокусировался на моем лице, но вот я начала что-то говорить и малышка улыбнулась розовыми губками, обнажая красные десенки. Сердце болезненно сжалось, а потом забилось быстрее, а в голове слышался вопрошающий голос провидца: «Ты спасешь ее? Ты поможешь своей дочери родиться?» Я мысленно ответила Дереку и пришла в сознание, с сожалением прощаясь с видением и своей еще не рожденной дочерью.

Надо мной склонилось взволнованное разбитое лицо Вольного. Из губы капала кровь, на скуле наливался синяк, глаз подбит и превратился в щелочку.