Мы уже видели, что любая дешифровка любых знаковых посылов всегда накладывает свой отпечаток на уже сложившийся этотип. Пусть и микроскопические, его изменения происходят постоянно, ибо накапливаемый любым индивидом опыт обогащает содержание без исключения всех уже освоенных им знаков. Между тем никакие изменения индивидуального опыта, которые накапливаются в процессе знакового общения с себе подобными, не проходят бесследно ни для самого индивида, ни для его социума в целом.
Уже ритуальная коммуникация являлась одним из основных (если не главным) условий выживания и целостного сообщества, и каждого отдельно взятого его члена. Ни один из них уже не был способен к самостоятельному существованию вне этой коммуникации, ибо с ее формированием все ключевые алгоритмы жизнеобеспечения могли быть почерпнуты только в ритуале. Тем более жесткой и общеобязательной оказывается связь между совместным выживанием и собственно знаковым общением индивидов. Постоянный знаковый обмен - это единственное условие нормального формирования и развития как каждого члена сообщества, так и всего сообщества в целом. Но если каждым индивидом каждый раз вносится что-то новое, свое в содержание каждого отдельного знакового посыла, то и общее достояние интегрального сознания рода, в свою очередь, оказывается подверженным непрерывному изменению.
Конечно, те незначительные изменения, которые постоянно вносятся в общее содержание коллективного сознания какими-то маленькими индивидуальными находками, не в состоянии вызвать радикальных изменений в интегральном укладе бытия всего сообщества в целом. Но любые количественные изменения рано или поздно переходят в качественные. Поэтому все они рано или поздно выливаются в совершенствование и самих орудий, и сложившегося способа их применения.
Правда, и здесь развитие орудийного фонда сообщества продолжает оставаться стихийным. Но стихийность стихийности рознь; ведь в известной мере ненаправленным оно продолжает оставаться и по сию пору, однако вряд ли кому придет в голову утверждать, что за истекшие с древнекаменного века тысячелетия в движущих силах истории не произошло никаких качественных изменений. По сравнению с тем, что было десятки тысяч лет назад, сегодняшняя стихийность вполне может быть уподоблена строгой плановости.
Таким образом, уже не механизмы естественного отбора, которые управляют формированием новых биологических инстинктов, но непрерывный поток изменений коллективного сознания всего развивающегося общества начинает определять собой динамику того способа обмена с окружающей человека средой, который когда-то был унаследован им из его животного прошлого. Именно этот поток развития коллективного духа теперь регулирует и направляет собой перманентное изменение этотипической определенности социума, а значит, в конечном счете, - и перманентную динамику его генотипа.
Таким образом, не формирование новых биологических инстинктов и даже не стихийное совершенствование орудийной базы совместной деятельности развивающегося сообщества, но именно развитие коллективного сознания, развитие единой культуры оказывается определяющим и темп, и направление его восхождения к каким-то вершинам цивилизации. Биологически же исходный процесс постепенного накопления мутационных изменений теперь во многом оказывается подчиненным этим нематериальным началам.
Другими словами, не только социальные устои бытия, но даже генотипическая определенность социума теперь оказывается производной от форм коллективного сознания. Поэтому все потрясения, которые переживает культура любого общества, не могут не порождать глубоких генетических изменений. И наоборот: сохранивший свою культуру социум в перспективе может генетически обратить даже более многочисленного своего поработителя, если тот примет ее. Так уже было с грозой всей Северной Европы норманнами, так было и с полонившими Русь татарами. И тех, и других окончательно покорила вовсе сила не оружия, но язык, культура тех, кто, казалось, когда-то подчинился им. И вовсе не случайно.
Понятно, что такое изменение порядка вещей вправе рассматриваться как некоторый качественный рубеж в развитии всей живой природы.
13
Конечно, утверждать, что уже сегодня именно культура, которая складывается в любом обществе, оказывается решающим фактором индивидуального развития каждого отдельно взятого его члена, было бы опрометчивым делом. Коллективному родовому сознанию в определенной мере подчинено лишь развитие всего рода как целого, жизнью же индивида по-прежнему управляют те материальные процессы, которые протекают на всех уровнях строения его биологического тела. До полного подчинения материи духу (если только это вообще возможно) там, где речь идет об индивиде, еще далеко. Поэтому и сегодня под незримым слоем культуры в каждом из нас по-прежнему обнаруживается - пусть и постоянно цивилизуемое ею действие тех материальных биологических механизмов, которые обусловливают и обеспечивают ее восприятие.
Да, в организации жизнедеятельности существует не только прямая детерминация, когда общее строение каждого организма всецело определяет собой все особенности его поведения на внешнем слое движения, но и обратная, - когда интегральный опыт субъекта накладывает свою печать на врожденный алгоритм движения всех иерархически нисходящих (вплоть до клеточного уровня) структурных элементов его тела. Но с окончательным выделением человека из животного царства высшим уровнем организации жизнедеятельности для каждого из нас становится не что иное, как вся индивидуализированная нами культура. Пусть и не ею непосредственно инициируется наша деятельность, но именно она задает определенный формат едва ли не всем ее проявлениям. Поэтому, при всей парадоксальности такого положения, любая структурная часть биологического тела, пусть и в несколько преобразованном виде, должна была бы нести в себе ключевую информацию также и о господствующей в обществе культуре.
Но, как нельзя утверждать, что коллективное сознание общества до конца определяет все особенности индивидуального поведения, совершенно неправильно было бы говорить и о том, что все уходящие на клеточный - и ниже - уровни процессы всецело производны именно от индивидуализированной человеком культуры. Чем ниже мы опускаемся по иерархическим ступеням организации биологического движения, тем слабее действие тех вневещественных факторов, от которых зависит весь уклад нашего бытия. И наоборот - тем отчетливей влияние чисто природных, материальных начал. (Но вместе с тем жирно подчеркнем и другое: зависимость структуры тех тонких процессов, которые протекают в самых потаенных глубинах организма, от высшего уровня организации его жизнеобеспечения лишь сокращается, но отнюдь не сходит на нет.)
Между тем мы знаем, что в каждом регионе доставшейся нам в удел планеты господствуют какие-то свои геофизические, климатические, биохимические и всякие иные особенности и аномалии. А значит, именно они, в первую очередь, обязаны закрепляться в способе организации и тонкой настройки без исключения всех процессов жизнедеятельности любого организма. То есть не только каждого индивида в целом, но в конечном счете - и каждой отдельной составляющей структуру его тела клетки.
Таким образом, именно ими в первую очередь должны определяться и те лежащие в самом фундаменте жизни особенности, которые отличают каждую общность, каждый формирующийся где бы то ни было этнос.
Но чем глубже мы опускаемся, тем с большей отчетливостью проявляется и врожденное органическое неприятие самой тканью живого тела всего чуждого ей. Можно предположить, что градус этого неприятия повышается пропорционально уменьшению влияния высших, социальных уровней движения, но, точно так же, как действие последних никогда не сходит на нет, при движении в обратном направлении от простой биохимии к тонким особенностям социального устройства никогда не обращается в нуль и это фундаментальное отрицание самой жизнью всего иного по отношению именно к ее сложившимся формам.
