Так маршал Соколов напугал китайцев нашей боевой выучкой, словно ежа голой задницей. Только мальчишек зря угробил. Во время Отечественной войны средний возраст маршалов около пятидесяти, а во время моей службы наш маршальский состав, по большей части, страдал от старческого маразма. Для наших маршалов солдат - это пушечное мясо, солдат им обходился почти даром. Их логика: ничего, бабы еще нарожают. Возможно, сейчас при переходе основных боевых частей на профессиональный уровень изменится и логика генералитета.

Официальная история предпочитает молчать об этих учениях, и даже самая подробная биография маршала Соколова не содержит упоминания о монгольском десанте. Так дурость одних порождает героизм других. Попробуйте, при таком ветре покиньте самолет, когда внизу каменистая пустыня, когда при приземлении у БМД отлетют башни. Я, наверное, не смог бы, а они прыгнули!

Но у десанта есть еще один секрет, более важный, чем первый. Этот секрет состоит в том, что каждый из нас был уверен, что легко справится с двумя - тремя пехотинцами. Мы в это свято верили, а потому справлялись. И, главное, наши противники тоже в это верили. И это нам значительно облегчало задачу.

Представьте три станции разместились на тихой полянке вблизи опушки леса. В середине наша - радиорелейная, по бокам - телефонисты и телеграфисты. Мы, радиорелейщики, в поте лица разворачиваем двадцатиметровую антенну, налаживаем каналы связи. Телефонисты и телеграфисты любуются нашими усилиями, ведь мы все любим наблюдать, как трудятся другие. Но через час роли меняются: телефонисты и телеграфисты заступают на дежурство, мы же чем-то груши околачиваем, лишь иногда проверяя все ли нормально работает. И в таком блаженном безделье проходит несколько дней, а то и неделя. Первый день мы обычно отсыпались, второй проводили разведку окрестностей, а в третий нас начинало тянуть на приключения. Безделье в армии страшная вещь, и главная заповедь командира должна быть: солдат должен быть занят двадцать четыре часа. А еще три водителя, единственной задачей которых на учениях регулярно подливать топливо в дизельгенераторы.

Формально на этих учениях мы обслуживали посредников, а потому к своей дивизии и ее боевой задаче отношения не имели. Прибыли мы на учения за сутки до их начала, чтобы к моменту прибытия сухопутных частей и десантирования нашей дивизии была налажена связь между посредниками со всеми штабами.

На второй день нашего пребывания прибыла мотострелковая дивизия и расположилась менее чем километре от нашей стоянки. Действовали, как положено: разбили палатки, огородили автопарк, выставили часовых. Основные учения начинались днем позже, тогда должно было состояться десантирование нашей дивизии, и сутки она должна была удерживать плацдарм на противоположном берегу реки против двух мотострелковых и одной танковой дивизии. В этот вечер во вражьм лагере до поздней ночи не смолкал шум - инженерные подразделения готовили технику для форсирования реки.

Судьбу учений решил командир разведывательной роты со своими орлами. Дело в том, что берег, где располагался наш противник, был пологим, а противоположный - крутым. Конечно, танки могли проползти по дну, БМП - переплыть реку, но выбраться на тот берег техника, вряд ли бы, сумела.

Так уж получается, что пехота обычно воюет по правилам, а десант вопреки им. Их командиры не стали фантазировать, делать обходные маневры, они стали действовать в лоб: наводить понтонные мосты и переправлять технику и личный состав на наш берег. Увидев такое безобразие, командир разведроты влетел в штабную палатку командира дивизии полковника Подколзина.

"Разрешите, товарищ полковник!"

"Заходи, капитан, что-нибудь случилось?"

"Так ведь, Евгения Николаевич, противник переправу готовит! Переправится, мы же сутки хрен их удержим!"

"И что предлагаешь, капитан?"

"Ударить по ним во время переправы!"

"Чем бить будем? Холостыми? Они их вряд ли осиановят".

"Да, мы тут с мужиками подумали, посчитали..."

"Короче!"

"Товарищ полковник, разрешите прекратить переправу противника".

Командир дивизии, который не первый год знал командира разведывательного подразделения и сам в молодости командовал разведротой, только буркнул в ответ: "Валяй!".

Конечно, хорошо переправляться по понтонам, когда по ним не бьет артиллерия, не бомбит авиация, а снаряды все холостые. Десант же любит приближать учения к военным действиям, к чему остальные рода войск оказываются совершенно не готовы. И вот десять БМД поднимаются вверх по течению реки, прыгают в воду и, включив водометы, тараном идут на переправу. Когда до мостов оставалось метров триста, на понтонах уже началась паника: водители бросали машины и бежали с понтонов, кто-то пытался куда-то вырулить, сталкиваясь с другой техникой. Экипажи БМП и танков вместо того, чтобы задраить люки, выскакивали из них, оставив люки открытыми. Машины начали падать в воду еще до того, как таран сорвал переправы с места. А когда семьдесят пять тонн на скорости пятнадцать километров в час врезались в понтоны, те, освободившись от техники, мирно поплыли по течению реки.

Для нападавших это была неприятность, но не катастрофа. И хоть солдаты были полностью деморализованы, у командиров наверняка был план "Б" на случай неудачи вечернего штурма, но, в любом случае, он был отложен на утро. А утра у них как раз и не было. И это была действительно катастрофа. В четыре часа утра с первыми лучами солнца без объявления войны в их лагеря с ревом на форсаже ворвались боевые машины десанта. Это был действительно план "Б", но это был не их план. БМД цепляли края палаток, срывая их с места. Кто-то барахтался, пытаясь выбраться из-под брезента палатки, кто-то бежал. Танки и БМП продолжали стоять в парках, отрезанные от живой силы.

Через наших телефонистов ошарашенные посредники докладывали во всевозможные штабы: "Десантники наступают танкисты и пехота бегут!" Услышав это, в штабах пытались разобраться: "Или первое апреля на июль перенесли, или посредники перепились". Оттуда перезванивали и требовали подтверждения. Только "Катет" воспринял информацию спокойно, как будто, так и должно быть. Дежурный по штабу ВДВ просто спокойно поблагодарил посредников за информацию, а потом попросил телефониста соединить его с "Рокадой". Продолжать учения не было никакого смысла, командирам предстоял очень неприятный разбор полетов. Досталось и десантникам. Их командование военного округа всегда недолюбливало за непредсказуемость. А командиру раздевательной роты был объявлен выговор от командующего Московского военного округа, а с "Катета" передали благодарность от Василия Филипповича Маргелова. А это стоило дороже, чем командующий округом.

Мы в ту ночь тоже не теряли времени. Когда бы узнали о несостоявшемся штурме плацдарма, нас тоже потянуло на подвиги. Мы не могли остаться в стороне от успехов нашей дивизии. Да и скука сделала свое дело.

Сначала мы дождались, когда прапорщики - начальники засовских станций удалились. Потом подобрались поближе к расположению мотострелкового полка, сняв береты и застегнув воротники, мы стали похожи на них. И стали ждать, пока все стихнет.

Часа в три офицеры расползлись по своим палаткам, и из них раздался мирный храп. Часовые ничего плохого не подозревали, поэтому их снять не было никаких проблем.

Часовых мы сняли, но что делать дальше? Наша фантазия на этом закончилась - не готовили из нас диверсантов. Пошли слоняться по их лагерю. Вдруг чего придумаем. И ведь придумали!

Эта палатка стояла немного в стороне от остальных. "Штабная" - решили мы, и завалились в нее в поисках карт или еще чего-нибудь ценного. Карт никаких мы там не нашли, на столе находились лишь пустые бутылки и остатки закуски, а на раскладушке кто-то мирно посапывал. И тут раздался рев двигателей. Мы как ошпаренные выскочили из палатки и бросились бежать к своим станциям. Слава Богу, мы успели это сделать раньше прапорщиков.